& Увы, гостеприимство – опасная вещь. Никогда не знаешь, как за него отплатят.
& Упомянув о невозможности двум предметам находиться в одном объёме, Барнс обнаружил род словесного тика, восходящего к Декарту. Другими словами, он выпускник Кембриджа или Оксфорда и должен сейчас быть приходским священником, а то и настоятелем. Как его сюда занесло?
& – Лейбниц ведь не занимался тяготением?
– Вам кажется, что сэру Исааку, сделавшему первый шаг, легче сделать второй?
– Да.
– Мысль естественная, – признал Даниель. – Впрочем, иногда тот, кто вышел раньше, забредает в тупик и остаётся позади.
& – Чем Лейбниц опасен сэру Исааку?
– Хотя бы тем, что не ослеплён восхищением и в отличие от англичан готов задавать трудные вопросы.
– Какие именно?
– Например, тот, что задал сейчас я: как вода узнаёт, где Луна? Как она чувствует Луну сквозь Землю?
– Тяготение проходит сквозь Землю, как свет – сквозь стекло.
– И какое же оно, это тяготение, если может проходить сквозь плотное вещество?
– Понятия не имею.
– Сэр Исаак тоже.
– А Лейбниц?
– У Лейбница совершенно иной подход, настолько иной, что многим кажется диким. Преимущество его философии в том, что она не требует говорить глупости о тяготении, струящемся сквозь Землю, как свет сквозь стекло.
– Тогда у неё должен быть не менее серьёзный изъян, иначе величайшим учёным мира был бы не сэр Исаак, а он.
– Быть может, он и есть величайший, но никто об этом не знает. Впрочем, вы правы. Изъян Лейбницевой философии в том, что пока никто не может выразить её математически. И потому он бессилен предсказывать затмения и приливы, как сэр Исаак.
– Тогда что хорошего в философии Лейбница?
– Возможно, она правильная, – отвечал Даниель.
Комментариев нет:
Отправить комментарий