1 июл. 2012 г.

Дина Рубина — «...Их бин нервосо!»

“Дина

«Я не любовник макарон», или Кое-что из иврита

  “Предотъездный ажиотаж в Москве вокруг многочисленных курсов по изучению иврита. ...
&  Не помню – кто из моих приятелей обронил после первого занятия: «Как вообще сознание русскоязычного человека может воспринять язык, на котором неприлично звучащее слово «ялда» означает «девочка»?

&  Вдруг Хана прервала свою речь, по-видимому заподозрив, что мы не все понимаем.
    – Как будет по-русски «схуёт»? – спросила она на иврите, оглядывая класс. Повисло секундное молчание и один из учеников, пожилой доктор исторических наук, сказал в тишине мрачно:
    – Да так и будет...
    И все расхохотались.

&  – Сколько я должна вам выписать, Фирочка?
    Не меняя лучезарного выражения на лице, Фирочка ласково сказала:
    – Можете выписать дохуя...
    Моя рука над чековой книжкой окаменела. Умолкла музыка небесных сфер. Все смешалось в доме Облонских.
    Повторяю – я далеко не ханжа. Я, можно сказать, человек циничный, крепкое слово ценю и употребляю, но... В нужном контексте, помилуйте, в соответствующем окружении близких по духу людей и, главное, – к месту. Так сказать, ложка к обеду.
    Не поднимая глаз от бланка чековой книжки, я сказала суховато:
    – Ну... столько у меня нет. Но если вы назовете определенную сумму, то я выпишу чек.

&  Как всегда, разговоры у эмигрантов, особенно пожилых, особенно одиноких, особенно неимущих, крутятся вокруг темы «где еще что можно получить».

&  Тогда я встряла, как обычно со мною бывает, – некстати. Полезла защищать этих чертовых чиновников. А вот, говорю, есть благотворительная столовая.
    Хозяин дома небрежно так пожал плечами, закуривая.
    – А, – говорит, – да. Тамхуй. Черт меня потянул за язык.
    – Что, – спрашиваю сочувственно, – плохо кормят?
    – Да нет, почему – плохо? Кормят хорошо. Только это не выход из положения.


&  Обыгрывая непристойность для русского уха звучания некоторых слов в иврите, можно было бы привести немало примеров. Что стоит, например, одно только слово «ибуд» («потеря»)? А, производное от него – «ибадти» – («я потерял»)?

&  Впереди нас сидел почтенный господин лет шестидесяти, который время от времени оборачивался и внимательно на нас с Мишей посматривал.
    В один из таких его оборотов, когда на нас вновь остановился пристальный изучающий взгляд, Миша, улыбнулся и спросил доброжелательно:
    – Ата (ты) – мудак?
    Я онемела.
    Во-первых, это неожиданное, неоправданное, чудовищное хамство по отношению к пожилому человеку так было несвойственно Мише!
    Во-вторых, непонятна была Мишина доброжелательная улыбка, сопровождающая хамский текст, – она усиливала циничность оскорбления.
    И, в-третьих, – откуда израильтянин вообще мог знать это исконно российское словечко из сленговых пластов последних лет? И почему Миша уверен, что тот его знает?!
    На какую-то долю секунды я почувствовала дурноту нереальности происходящего.
    И в этот момент, так же доброжелательно улыбнувшись, почтенный господин охотно откликнулся на иврите:
    – С чего это вдруг я – мудак? Я вовсе не мудак.
    И отвернувшись, уставился в окно на дивный пейзаж, бегущий вдоль шоссе.

&  Однако, живешь-живешь, и привыкаешь... Более того – постепенно теряешь чувствительность «русского уха» к звучанию слова, начинаешь прилагать немыслимые усилия, чтобы не засорять речь привычными названиями на иврите. И это, поверьте, действительно требует значительных усилий, потому что иврит – как язык – более «удобен» в употреблении, сжат, краток, ёмок.
    Отрывок из Пятикнижия на иврите занимает на странице, скажем, три-пять строк; перевод на русский того же отрывка занимает почти всю соседнюю страницу.
    Гораздо проще, рассказывая о знакомом, которого на службе перевели в статус постоянного работника со всеми вытекающими из этого статуса льготами, сказать «он получил «квиют», чем вот так, как я – двумя строками выше – объяснять это по-русски.

&  Гораздо быстрее сказать «мисрад-клита», чем «министерство абсорбции новых репатриантов». Посопротивляшься с полгода, а потом и рукой махнешь. Жизнь плотная, не до разговоров, ну его – так проще. Вот и слышишь о и дело в автобусе разговор двух, вполне российского происхождения, особ:
    – Я говорю «менаэлю» (начальнику): «Пока я не подпишу «хозе» (договор) со всеми «тнаим» (условиями) – я работать не стану. Я без «пицуим» (денежной компенсадии при увольнении), без оплаченных «несиёт» (поездок на работу), без «битуах леуми» (национального страхования) и без «купот-гимел» (пенсионных касс) не буду работать!»

&  Я читала и содрогалась. Как же не чувствует переводчик, думала я, что слово «мошавник» ассоциируется в русскоязычном сознании сразу с тремя словами: «мошенник», «шавка» и «мошонка»!
    Прошло несколько лет, и я совершенно спокойно слушаю в последних известиях и про мошавников, и про кибуцников. Да что там! – абсолютно не моргнув глазом перевариваю какое-нибудь «мемшала мехуевет» (правительство обязано).

&  Мимо меня течет густая плотная река жизни на иврите. По необходимости я вступаю в эту реку и осторожно плыву мелкими неуверенными гребками, никогда не заплывая на глубину – боюсь утонуть.

&  Кстати, есть слова в иврите до смешного похожие и по смыслу и по звучанию на русские. Например, слово «нудник», означающее просто – «зануда». Израильтянин, мой сосед, прогуливая своего кобелька, не обделяющего вниманием ни одной суки, говорит горделиво:
    – У (он) романтик ве (и) нудник!

&  Что касается настоящего русского мата в полнокровной повседневной жизни израильтян, то он тоже имеет место. {...}
    Например, очень распространенное здесь выражение «лех кебенимат» означает всего-навсего что-то вроде – «иди к черту».
    В Тель-Авиве даже есть ресторанчик – «Кебенимат».
  ... Не была там ни разу. Не знаю — что подают.”


Комментариев нет:

Отправить комментарий