The Raven

& Bartender: If the paper publishes anything you write, you come back tomorrow, I’ll buy you the shot.
    Edgar Allan Poe: Tomorrow? Tomorrow I might be dead. Or you might be.

& Poe: I’m an internationally lauded poet!
    — That’s why you’ve got no money.
    Poe: I am Poe.
    — That’s what I said.
    Poe: Not poor, mouth-breather! Poe! Poe! Edgar Allan Poe! Does it ring a bell?!
    — No.

& Poe: A drink to any man in this room who can finish this line! “Quoth the Raven...”

& Detective Fields: Tell me, how does such a large man escape so quickly from a room in which the door has been locked from the inside... and the window nailed shut?..

& Poe: What’s going on?
    Fields: I’m Detective Fields. Please, sit down, Mr. Poe.
    Poe: Yes. The infamous Detective Fields. Am I under arrest?
    Fields: No... not just yet.
    Poe: Then I’d rather stand! It makes it easier to leave!

---

& Maddux: I know there is a darkness to Edgar, but... they’re all up in here. Every woman he’s ever loved has died in his arms. I believe that God gave him a spark of genius and quenched it in misery. But as far as something like this... The only thing he’s ever killed is a bottle of brandy.

& Captain Hamilton: Who was Prospero?
    Fields: He was the host of the ball... And the first to die.

& Hamilton: Mr Fields, if Mr Poe is a part of your investigation...
    Fields: Mr Poe has a unique perspective on aspects of this crime.
    Hamilton: Why? Is the killer an alcoholic, an opium addict and atheist?

& Poe: My writing has become the inspiration to an actual killer. Quite gruesome, really. If I’d known my work had a morbid effect on people, I’d have devoted more time to eroticism.

& Poe: If your father sees me there, he may have me shot. And a depraved killer may be on the guest list. It’s a bit much for one night, don’t you think?
    Emily Hamilton: I think it sounds thrilling.
    Poe: Does it? Why?
    Emily: How else should Edgar Allan Poe commit himself to eternal love other than under threat of death?

& Poe: This note was written in response to what I wrote in this newspaper. He delivered the note before the paper. So he knew the story in advance. He’d already read it.

& <>: Surprised?

& <>: You don’t know how I’ve looked forward to this moment, sir. To sit here like this, no more masks, artist to artist.
    Poe: Artist to artist...
    <>: Though I admit, as I read your final chapter, I felt more muse than artist.

--
+ quotes on the Imdb.

Родриго Кортес — Часовщик (2/5)

Начало

&  В такой ситуации только полный дурак стал бы судить проворовавшихся инквизиторов, ибо страх разоблачения держит человека в повиновении не хуже стального крючка и куда как сильнее, чем само разоблачение. А значит, не пройдет и года, и агентами Ордена будет наполнена вся Святая Инквизиция – сверху донизу. И будут они работать на Орден всю их жалкую жизнь. И чем выше поднимется каждый из них по лестнице славы и заслуг, тем сильнее будет его страх потерять достигнутое и тем больше пользы принесет он делу Ордена.
    «Главное – не передавить и дать понять, что обо всем можно договориться, – оглядел Гаспар бывших приемщиков. – А то побегут...»

&  Как было весьма осторожно записано в протоколе, крещение сарацин «признавалось достаточным». А дабы не допустить возврата к магометанству, каждая мечеть, в которой хоть раз принесли святую жертву литургии, объявлялась христианским храмом. Папа мог смело выпускать буллу и поздравлять морисков с надеждой на спасение, а христианский мир – с пополнением в несколько сотен тысяч насквозь сарацинских душ.

&  Теперь он понимал, почему такие книги сжигают. Точное знание позволяло увидеть обман. Евреи знали о монете все, но их изгнали из лавок и контор, и некому стало растворить мараведи в кислоте, чтобы объяснить человеку, на сколько их обманул король на этот раз. И в конце концов король вообще перестал добавлять золото в монету.
    Депутаты кортеса знали все о правах и законах, но их начали хватать за ошибки в вере, и некому стало кричать, что новые законы беззаконны. И Бруно даже подумывал, что наступит миг, когда людей можно будет согнать в стадо, как баранов, и никто даже не вспомнит о своих правах.
    Гранды абсолютно точно знали, как надо управлять людьми и страной, но их головы прижали к королевскому колену, и Бруно подозревал, что в Арагоне почти не осталось людей, способных заменить собой негодного короля, – только слуги и рабы.
    Неведомый Часовщик выдернул из механизма самоуправления всех; кто мог отличить реальные часы от кукольного театра.

&  – Отныне, все евреи под угрозой смерти и потери имущества обязаны покинуть пределы Арагона и Кастилии в течение четырех месяцев, до 31 июля сего года. Любой христианин, который укроет еврея или еврейку позже этого срока, будет казнен. {...}
    Но Их Высочества и здесь проявили милость. Евреям разрешено продать их имущество. {...}
    Но, им запрещено вывозить из страны золото, серебро и другие ценные вещи. {...}
    Но и здесь монархи проявили милость. Евреи могут вывезти вырученную от продажи медную королевскую монету. Или королевские векселя. Или иные не запрещенные к вывозу товары. {...}
    Воистину милость Папы и королей безгранична. В случае крещения евреи могут остаться в стране. {...}
    Однако, дабы обманно крестившиеся не получили права на вывоз золота из Арагона и Кастилии, каждый крестившийся еврей лишается права продавать свое имущество в течение двух лет.

---

&  Им обоим было ясно, что за изгнанием стоят папские семьи – давно уже богатейшие в Европе. Достигшим всего Борджа и Медичи, Оттобони и Ровере мало было отнять у былых религиозных соперников деньги и влияние. Теперь они высочайше возжелали стереть их с лица земли, чего бы это ни стоило Арагону, Польше и прочим окраинам Европы.

&  – Точное знание освобождает от страха. Вы не боитесь. А значит, вы знаете.

&  Томазо совершенно точно знал, что не станет не только Папой, но даже Генералом – никогда. Убедив себя, что титулы и деньги мешают проявлению достоинств человека, Томазо нещадно вычеркнул из списка ценностей и то, и другое.
    Он просто работал. Исполняя цели других.

&  – Вы – мастер.
    – Какой из меня мастер? Судя по тому, что я недавно узнал, я всего лишь подмастерье. А мастер у нас один – Папа.
    – Нет, – покачал головой Бруно. – Папа – не мастер; Папа – всего лишь заказчик.
    – А в чем разница? – заинтересовался сеньор Томазо.
    – Заказчик наслаждается обладанием, а мастер – созиданием. Вот только первое доступно и зверю, а второе умеет лишь человек.

&  – А как же власть?! – кидался возражать сеньор Томазо. – Чем не цель?
    – Власть сама по себе бессмысленна, – легко парировал Бруно. – Что мне моя власть над купленным металлом, если я не знаю, что из него выковать? У вас нет цели, сеньор Томазо.

&  Его цель всегда была в том, чтобы устанавливать Порядок. Теперь, после посетившего его во время пытки озарения – Вселенский Порядок.
    Логических препятствий тому не было – главным образом потому, что мироздание и впрямь было построено по принципу курантов. Дотошно изучивший небесную механику, Бруно видел: это обычный механизм. Тридцать зубьев – дней месяца – командовали женщинами. Двенадцать зубьев Зодиака прямо управляли сменой времен года. Девятнадцатилетняя шестерня лунного цикла вызывала приливы и отливы. Механика мироздания была согласована во всех своих частях и замыкала полный цикл каждые 532 года.
    Звезды и планеты настолько явно действовали на мир, что астрологи даже создали таблицу соответствия между знаком, под которым человек родился, и его судьбой. Но Бруно видел дальше астрологов.
    Изучивший множество часов, Бруно знал, как никто: любая шестерня влияет на все остальные. Жизнь это правило подтверждала, и даже воробей мог заставить настоятеля огромного монастыря упоминать о себе через день. И это означало, что любое действие человека, хотел он того или нет, заставляет небесные светила содрогаться и... менять ход.

&  – А разве у эмира Гранадского и Бурбона есть общие друзья?
    Визирь кивнул:
    – У Папы Римского и султана Османского – договор... и крепкий. И вообще, поверь мне: плохой мир с христианами гораздо лучше войны.
    – Вы не понимаете... – покачал головой Амир. – Они не остановятся. Никогда. И мы никогда простить не сможем.

&  Большинство считало, что надо принять условия португальской Короны, то есть заплатить по одному золотому дукату за каждого принятого еврея плюс отдать четверть всех ввозимых товаров и начинать врастать в землю новой родины. Многие, особенно из городских, были склонны принять крещение и остаться, но признаваться в этом более стойким верой сородичам никто не спешил. И лишь единицы были готовы оборвать все корни и правдами и неправдами прорываться в мусульманские либо евангелистские страны – например, в Швейцарию.
    Пожалуй, этих и отговаривали более всего: с риском для жизни переходить границу, чтобы попасть в нищую горную страну, живущую только продажей наемных гвардейцев, – это и впрямь глупо.
    – Поэтому принцесса Маргарита и принимает всякую шваль, что деваться ей некуда, – объясняли те, кто поумней. – Нет у этой страны будущего, а значит, и у ваших детей его не будет.

&  – Следующий вопрос, – не позволяя подозреваемому додумать уже сказанное, диктовал инквизитор. – Моете ли вы себе руки от кистей до локтей, а также лицо, рот, ноздри, уши, ноги и половые части?
    – Не только... – сжимал кулаки гранд, – я вообще грязи не люблю.
    «Признал, что моет тело согласно магометанскому обычаю», – мгновенно записывал секретарь.
    – Моете ли мертвецов и погребаете ли их в непаханой земле? – продолжал инквизитор.
    И вот на этом пункте ловились три четверти грандов, фактически все, кто происходил от мусульман. Похоронные обряды сохранялись прочнее всего, даже невзирая на крещение, а доказать их соблюдение было проще простого – по обычной кладбищенской описи.

&  Предложение было простым и понятным: гранд выставляет посильный отряд и лично выходит на войну с Гранадой, и все грехи ему, как участнику Крестового похода, тут же погашаются.
    – Мы же не воюем с Гранадой... – как правило, потрясенно выдыхал гранд.
    – Пока не воюем... – поправлял его монах.

Далее

Two and a Half Men 4x16

Young People Have Phlegm Too

& Alan: So how are you feeling?
    Charlie: That depends. What day is it?
Saturday.
    Charlie: Oh. Well, in that case, I feel great.
    Alan: Why in that case?
    Charlie: If it was Thursday, I’d be a little worried.

& Alan: I’m sorry, but the music in that club was so loud, my ears are still ringing. You know what that sound is? That is the sound of the hairs in my ear dying. I am talking permanent hearing loss, Charlie. Those little hairs don’t grow back.

---

& Charlie: Listen, Alan. If I don’t make it, you need to know about my will.
    Alan: Hey, I don’t wanna hear that kind of talk. You’re gonna make it... But go on. Finish what you were saying.
    Charlie: First of all, I left the house to you and Jake.
    Alan: Yes! ..... You’re gonna make it.
    Charlie: Just so you know, there’s two mortgages on it... and the property taxes are $50,000 a year.
    Alan: Uh, 50,000? Uh, excuse me. Do you gotta flatline to get a little help around here?!!

& Doctor: Well, the good news is that you are a perfectly healthy 50-year-old man.
    Charlie: I’m only 40!
    Doctor: Tell that to your liver.

& Charlie: It’s weird, Alan. It seems like just yesterday, I could... I could party all night, eat and drink anything I wanted to. Now a couple of Red Bulls and a waffle... and I’m sitting in the emergency room
praying for a fart.
    Alan: Now you know why I ordered tomato juice and cottage cheese.
    Charlie: I admit, you take good care of yourself.
    Alan: I try.
    Charlie: I guess that’s why I keep you around.
    Alan: Because I’m a good example?
    Charlie: No, you clod, spare parts.

--
+ quotes on the Imdb.

Σ Boring & disturbing.

Continuum 1x9

Family Time

& Kiera: I’ll, uh, I’ll keep an eye on the boy...
    Carlos: Good.
    Alec: The boy?

& Alec: You wanna see my setup?

& Kiera: What did you do to it?
    Alec: I hacked it. Black is so much cooler than copper, ask any nerd.

& Hoyt: I have a better idea... we start the revolution now.

& Kiera: I’ve seen thousands of innocents killed for a cause. You know what they called the activists?..
    — Heroes?
    Kiera: Murderers.

---

& Kiera: I have a plan.
    Carlos: Yeah, you gonna tell me what it is?.. Of course not.

& Kiera: Everything’s gonna be okay.
    Carlos: You’re a lousy liar. Despite all your lies... I still trust you. More than anyone... although your name’s... probably not even Kiera.

& Sonya: Well, isn’t there something we should do? They could kill him.
    Kagame: No, don’t worry. Everything I am, everything I become will be the result of the things unfolding on that farm.

& Kellogg: These older scotches have a subtle smoky aftertaste that’s... divine. Just take a sip... Or a... or a gulp.

& Kellogg: Tomorrow’s not promised, Kiera. Maybe it’s best to stop living for a future that might not even happen.

--
On the Imdb.

Σ Well, can not wait for a season finale.

Родриго Кортес — Часовщик (1/5)

  “Возбужденная толпа вывернула из-за угла, и Томазо положил руку на эфес — рев становился все более угрожающим. ...

&  – В том, что всю жизнь делал Олаф Гугенот, я не вижу никакого вреда! А если нет вреда, не может быть и наказания. Это и есть основы правосудия.

&  – Знаешь, Исаак, ты, пожалуй, прав: это закончится жуткой войной, – признал он при очередном визите к старому еврею.

&  Господь, создавший весь этот механизм, год от года вызывал у него все меньше уважения. Уже то, что он спалил Содом и Гоморру, говорило о полном отсутствии у Бога такого важного для любого часовщика качества души, как терпение.
    Нет, часовщик имел право переплавить любую из своих шестеренок. Однако, если верить истории о потопе, то во всем мире у Господа оказался лишь один удачный узел – Ной да его семья. Все остальное на поверку оказалось никуда не годным.
    Господа оправдывало только то, что, судя по Библии, этот мир был первым его механизмом, – отсюда столько понятных ошибок. Но вместо того чтобы шаг за шагом довести мир до идеала, Господь, похоже, просто опустил руки. Ибо несовершенство мира, его откровенная недоделанность сквозили во всем.

&  Невзирая на столь низкое происхождение, Бруно чувствовал свою избранность. Просто потому, что видел мир таким, какой он есть. Бруно не мог этого доказать, но давно уже понимал, что вселенная – это механизм. Он был настолько отвратительно склепан и отрегулирован, что даже сезоны года – основа основ – не выдерживали ритма. Весна могла запросто запоздать, а осень длиться и длиться. А уж люди... эти были способны на самое вопиющее отступление от правил механики. И главным виновником всего беспорядка во Вселенной был не кто иной, как его Создатель.
    – У хорошего мастера и часы не врут...

&  Позже Томазо подмечал эту закономерность почти в каждом предприятии: стоит внушить противнику, что все кончилось, как он тут же раскисает и подставляет самое уязвимое место. Он отточил этот обманный прием до совершенства.

&  Олаф всегда был хорошим механиком, а потому и сумел донести до приемного сына истину о первородном грехе. Ибо допустил его не Адам с его умом только что отлитой шестеренки, а Господь, когда сделал то, чего на этапе доводки не позволил бы себе ни один уважающий себя часовщик, – пустил все на самотек. Понятно, что шестерни стали своевольно менять положение, и дошло до того, что Богу даже пришлось смазывать Вселенские куранты кровью собственного Сына. Но толку от этого было чуть.

&  Вечные призывы Церкви Христовой к покаянию выглядели причитаниями слабого мастера, отчаянно опасающегося, что его часы вот-вот встанут. Ну а угроза концом света более всего напоминала истерику, когда мастер принимается ломом крушить все, что с таким трудом регулировал, да так и не довел до конца.
    – Говорю вам, задумайтесь... ибо скоро время... – где-то далеко гнусавил блаженный.
    Бруно усмехнулся. Если кто и должен был задуматься, так это сам Господь. Но Он, вместо того чтобы терпеливо учиться ремеслу, так и продолжал причитать над никуда не годными и чрезмерно капризными шестернями.

---

&  Тщательно проинструктированные ученые мужи, большей частью из крещеных евреев, то есть люди, подготовленные всесторонне, поставили основной вопрос дня: действительно ли Христос – мессия и не грешат ли евреи, отрицая Его Пришествие.
    Понятно, что раввины вызов приняли и с пеной у рта в течение нескольких дней выкладывали свои аргументы – достаточно сильные, следует признать. Самые грамотные указывали на то, что Иисус не мог быть не только мессией, но даже евреем, поскольку изгнание бесов в свинью с последующим утоплением свиньи в море – исключительно греческий обычай. Ни один еврейский пророк к свинье даже не прикоснулся б. Вызывало сомнения раввинов и то, что могила Иисуса была вскрыта учениками, что для еврея равносильно осквернению – и себя, и могилы. Но большей частью раввины напоминали, что пришествие мессии должно привести к общему благоденствию, а поскольку такового не наблюдается, то, значит, и мессии еще не было.
    И тогда в действие вступила Христианская Лига. Не вдаваясь в теософские детали, активисты из монахов и мирян объяснили народу главное: обещанное пророками благоденствие не наступило именно потому, что этому сознательно мешают евреи.
    – Почему нам все время денег не хватает? – задавали риторический вопрос члены Лиги. – Да потому что все деньги у менял! А менялы большей частью кто? Евреи.

&  – Монету уцененную чеканят лишь потому, что королю не хватает золота, – терпеливо объясняли члены Лиги, – а все золото в руках у евреев!
    И когда до людей начинало доходить, предъявлялся последний – теперь уже сугубо религиозный – аргумент:
    – Они же не признают завета Христова: «Отдай последнюю рубашку»! Именно от этого все зло и неправда!
    И в конце концов простые арагонцы, уже представившие себе, как здорово было бы, если бы все евреи и мавры, евангелисты и гугеноты, гранды и купцы отдали простым людям все свои рубашки, начали соглашаться.
    Вот тогда за подписью короля и королевы вышел новый указ. Отныне на всей территории Арагона и Кастилии евреям было запрещено заниматься обменом монеты и предоставлением богопротивных ссуд под проценты.
    Потому что только так можно было достичь обещанного пророками всеобщего благоденствия.

&  – Что делать будем, отец? Может, бросить все и уехать?
    – У меня есть обязательства по вкладам.
    – Много?
    – Достаточно, – кивнул Исаак. – Ты же понимаешь, что деньги на военный заем, который я предоставил сеньору Франсиско, откуда-то должны были взяться. {...} Я должен вернуть людям деньги и завершить все кредитные и ссудные операции. Это вопрос моей чести и чести всей нашей семьи. Мы возвращаемся.

&  – Уверяю вас, фаворит Изабеллы вовсе не глупый человек. Уж он-то понимает, куда все катится...
    Еврей задумчиво хмыкнул.
    – И что теперь? Король ведь не может пойти на попятную и снова разрешить евреям ростовщичество. Это – вопрос его чести.
    – Совершенно верно, – кивнул Томазо. – Запрет короля останется в силе, но выход есть.
    – И какой? – живо заинтересовался главный меняла страны.
    – Принять христианство.
    Еврей растерянно моргнул и тут же покрылся красными пятнами.
    – Вы предлагаете нам предать веру отцов?! – даже привстал из-за стола донельзя оскорбленный старейшина.
    – Да никто этого от вас и не ждет, – по-свойски подмигнул ему Томазо. – Но уж по одному-то человеку от каждой семьи окрестить можно? Чистая формальность, а семейное дело спасете. {...}
    – А вам-то это зачем? – внезапно насторожился еврей. – Вы ведь, как я понимаю, человек Церкви?
    – А вы думаете, Церковь любит проигрывать? – хмыкнул Томазо. – А так – и вам хорошо, и мы свое реноме сохраним.

&  – За что?
    – Как за что? – улыбнулся Томазо. – За ересь. Если быть совсем уж точным, за жидовскую ересь.
    Он еще долго и с удовольствием наблюдал, как это работает – с точностью хорошо отлаженного часового механизма. Крещеные евреи, даже те из них, кто искренне принял Христа как Спасителя, прокалывались как раз на таких вот мелочах.
    Стоило еврею помыться или надеть чистую рубаху, выпустить из мяса кровь или выбросить несъедобные с его точки зрения железы – и приговор был готов. В конце концов их начали брать даже за то, что новохристианин по умыслу или по ошибке поел мяса барана, зарезанного евреем, или по обычаю проверил остроту ножа ногтем.
    Далеко не всех из них ставили на костер; более всего инквизиторам нравилось приговаривать уличенных в мелких проступках евреев к прибиванию рук и ног гвоздями – на час, на два, на день... Но по какой бы причине крещеный еврей ни попадал в Инквизицию, его обязательно приговаривали к конфискации имущества. А поскольку все ссудные и обменные лавки по внутрисемейным соглашениям были записаны как раз на крещеных, они мгновенно переходили в руки приемщиков Инквизиции, а после выплаты доли доносчика – Церкви и Короне. Ловушка сработала – да еще как!

&  – Алгебра («al-hebrew»)... явно жидовская ересь. Заноси.

&  – Это же дети! Не губите!
    Бруно покачал головой:
    – Святая Инквизиция никогда не трогает детей. Мы арестуем только женщин старше двенадцати и мужчин старше четырнадцати лет.

&  Дело было вовсе не в учениках; дело было в книгах. Истребление еврейских оригиналов Ветхого Завета более всего походило на замену рабочих чертежей. Такое бывает, когда старый мастер внезапно умрет, а преемник хочет сэкономить на металле. И тогда рождается новый чертеж, а старый, дабы у заказчика не было повода усомниться в том, что он получил заказанное, бросается в огонь.

&  Проблема уходила корнями в долгое противостояние трех крупнейших центров христианства – Александрии, Константинополя и Рима. Каждый центр называл себя Римом (Византия – Рома, Ромея; Египет – Миц-Рим, Миц-Раим), каждый считал себя столицей мира и, само собой, каждый имел собственную версию происхождения христианства. И лучшие позиции были, пожалуй, у Александрии.

Далее

Salmon Fishing in the Yemen

Tnx 2 anashulick

& Patricia Maxwell: Salmon fishing... Salmon fishing in the Yemen... Is that the best you puffed-up Oxbridge-educated moronic buffoons can come up with?

& Sugden: Well, we’ll certainly bend every sinew to the job, Patricia. I’ll set up a working party immediately.
    Patricia: What?! Hey! Don’t you “working party” me, you short-arsed little pen-pusher! I did not say kick it into the long grass. I said do it!
    Sugden: Yes, Patricia. Right... away.

& Sugden: Dr. Jones, as your Operational Line Manager, I am asking you with extreme prejudice to take a meeting with Harriet Chetwode-Talbot.
    Dr. Alfred Jones: I take it that’s an order?
    Sugden: Take it how you wish.
    Dr. Jones: ... Nazi.
    Sugden: ... Wanker.

& Dr. Jones: I should have resigned... Matter of principle. I have a standing in the scientific community, Mary. A reputation.
    Mary Jones: You have a mortgage.

& Patricia: The Minister for Culture’s been photographed doing what?.. Naked or clothed?.. Boy or girl?.. How old?.. Jesus. Well, at least she’s legal... Press statement from us saying that we’re a party of policy not personality, concentrating on the real issues of getting this country back on track in times of economic hardship and not tabloid sensationalism, et cetera, et cetera, et cetera. Meanwhile, get the useless arse on the front page of every paper apologizing for being born, big spread in Hello! with blonde forgiving wife and cute kids. If they’re not cute, find a horse or something.

& Sheikh Muhammed: I’m a great admirer of the British for many reasons, but still there are mysteries to me. The rich are frightened of the poor... The poor are frightened of the rich... And even your politicians, they try to sound like the people on the EastEnders. A wonderful program, but still...
    Dr. Jones: Yes, the great British class system.
    Sheikh: Indeed. But fishermen, I have noticed, they don’t care whether I’m brown or white, rich or poor, wearing robes or waders. All they care about is the fish, the river and the game we play. For fishermen, the only virtues are patience, tolerance and humility. I like this.

---

& Sheikh: It would be a miracle of God if it were to happen.
    Dr. Jones: I’m more of a facts-and-figures man myself.
    Sheikh: You’re not a religious man?
    Dr. Jones: No. No, I’m not.
    Sheikh: But you’re a fisherman, Dr. Jones.
    Dr. Jones: I’m sorry, I don’t follow.
    Sheikh: How many hours do you fish before you catch something? Dozens?
    Dr. Jones: Gosh, hundreds sometimes.
    Sheikh: Is that a good use of your time for a facts-and-figures man?.. But you persist in the wind and the rain and the cold with such poor odds of success. Why?.. Because you’re a man of faith, Dr. Alfred. And in the end, you are rewarded for your faith and constancy with a fish.

& Sheikh: A toast? To faith.
    Dr. Jones: And fish.
    Harriet: To faith and fish.
    Sheikh: To faith and fish.
    Dr. Jones: And science.

& Sheikh: You’re unhappy tonight, Ms. Harriet?
    Harriet: No. I’m fine, really.
    Sheikh: I have too many wives not to know when a woman is unhappy. Though mine are not so quiet about it.

& Harriet: Are you sure you won’t have one?
    Dr. Jones: At lunch time?
    Harriet: Dr. Jones, I haven’t spoken a word of Mandarin for about four years, so I am celebrating even if you’re not.
    Dr. Jones: I only drink alcohol on the weekend. And even then, only after 7:00.
    Harriet: No exceptions?
    Dr. Jones: None that I can think of... Well, yeah. We got married on a Friday, but I think it was, as I recall, a bank holiday in Northern Ireland, so I allowed myself, I think, a glass on a technicality. ..... That was an attempt at a joke, Ms. Chetwode-Talbot.
    Harriet: Right. ’Good one.’

& Dr. Jones: I know it’s probably just a terrible folly, but, still, I can’t help sometimes imagining that this crazy enterprise might just come off. You know, with a bit of luck and with the right people. And you, you are most definitely, most definitely one of the most rightest people that I’ve had the good fortune to come across... If you’ll forgive the grammatical inadequacies of that sentence.

& Dr. Jones: Harriet...
    Harriet: Yes.
    Dr. Jones: I was wondering about you and me... The theoretical possibility in the same way as a manned mission to Mars is a theoretical possibility. Obviously.
    Harriet: Or salmon fishing in the Yemen.
    Dr. Jones: A-ha.

--
+ quotes on the Imdb.

Майкл Чабон — Союз еврейских полисменов

  “Девять месяцев Ландсман ошивался в отеле «Заменгоф», и ни одному из постояльцев за это время не взбрела в голову идиотская идея выплеснуть мозги наружу. ...

&  Работу по любви за труд не сочтешь.

&  Городская филармония находится в десятке кварталов от этого конца Макс-Нордау-стрит и вообще в ином измерении, но нет в мире силы, которая бы смогла удержать еврея от желания причаститься к свиной отбивной, хорошо прожаренной, но сочной, смачной, желанной, как нежная возлюбленная. И уж конечно, не справиться с этим желанием какой-то там темной ночи и жалким порывам ледяного ветра с залива.

&  Его научили ненавидеть шахматы отец и дядя Герц. Будущие родственники, товарищи по детским играм в Лодзи, посещали молодежный шахматный клуб Маккаби. Ландсман помнил, с каким энтузиазмом они рассказывали о посещении их клуба великим Тартаковером в один из летних дней 1939 года, о его лекции и демонстрационной игре. Гроссмейстер Савелий Тартаковер, гражданин Польши, прославился выражением: «Все ошибки здесь, перед вами, на доске; они ждут, чтобы вы их совершили».

&  Они уже стали стопроцентными аляскинскими евреями, что предполагало утопизм. Утопизм означал, что они видели изъяны во всем, на что падал взгляд.

&  – Человек предполагает, а Богу и смеяться лень.

&  Иной раз, изловив «черную шляпу» юных лет, копы сталкиваются с высшей степенью непреклонности. Задержанные качают права, ссылаются на свободы, дарованные им великой американской Конституцией. Но иногда они, сломавшись и потеряв всякое чувство собственного достоинства, рыдают до утраты дара речи. Из опыта Ландсман убедился, что мужчины весьма склонны к слезам, когда они после долгих лет уверенного и безопасного существования вдруг обнаруживают, что все это время жили на краю бездны.

&  Суть в том, что «черные шляпы» всегда раздражали Ландсмана. Всю жизнь. При виде их он злился, и злость эта его как-то развлекала и удовлетворяла, чуть ли не радовала. К злости этой примешивались зависть, презрение, жалость.

&  – Уютный. Как кнопка в заднице.

---

&  – Мессия – он и есть Мессия. Что ты можешь делать, кроме как ждать?
    – Ну, явился он. И что? Мир во всем мире, что ли?
    – Мир, процветание... Жратвы по яйца... Ни болезней, ни одиночества. Никто никем и ничем не торгует... Отстань.
    – И Палестина? Все евреи свалят в Палестину? Прям в мехах?
    – Никаких мехов. Мессия поклялся бобрам, что мехов не будет.

&  Да, он торгует энтропией, не верит ни во что, недоверчив по профессии и в силу личной склонности. Небо с его точки зрения – халтурная поделка, Бог – пустое слово, а душа... душа, в лучшем случае, заряд внутренней аккумуляторной батареи.

&  Живут еще евреи в Иерусалиме, всегда они там жили. Немного осталось. Жили они там и до того, как вынырнули откуда ни возьмись сионисты с сундуками, набитыми учебниками иврита, сельскохозяйственными справочниками и грядущими невзгодами для всех и каждого.

&  Филиппино-китайский донат-штекеле – величайший взнос округа Ситка в мировую сокровищницу обжорства. Этот кулинарный продукт в его современном виде неведом филиппинцам. Ни один китайский гурман не заподозрит в донате системы штекеле потомка выходцев из Срединной Империи. Как и штормового шумерского бога пустынь Яхве, штекеле изобрели не евреи, но мир не узнал бы ни о том, ни о другом без желаний и вожделений этого беспокойного народа. Какашка жареного теста, не слишком соленого, не переслащенного, обвалянная в сахарной пудре: корочка похрустывает, серединка мягонькая, нежная, пещеристое тело из воздушных пузырей... Смело суньте или осторожно погрузите ее в бумажное вместилище молоковатого... молоканистого... в общем, чая с молоком, зажмурьте глаза – и хоть на секунду уверуете в этот лучший из возможных миров.

&  Еврейский бунт, бессмысленный и беспощадный, неудержимый и, надо признать, весьма шумный. Градом посыпались сочные ругательства с упоминанием кожно-венерических заболеваний, обильных кровотечений, родственных связей, естественных и противоестественных взаимоотношений живых существ разных родов, видов, семейств и даже классов. Волны воплей, шляп, кулаков и палок, развевающиеся вымпелами крестоносцев бороды, кровь, грязь, панцирные штаны...

&  – Если уж ты должна нарушить заповедь субботы, то экономь грехи.

&  Иx объединила ненависть с первого взгляда – большое романтическое чувство, неотличимое в тринадцатилетнем подростке от большой любви и принимаемое за нее.

&  Нелегкий фокус – предпочитать простые объяснения вещей в мире, полном евреев.

&  Любой Мессия обречен в момент когда пытается спасти себя.

&  Ему можно доверять, потому что нет в нем ни следа веры. Литвак слишком часто сталкивался с обдуманным и многосторонне, многоэшелонно обоснованным предательством правоверных.

&  Он навязал обмен слонами, внезапно пробив брешь в центре белых, и уже рассматривал один-другой вариант мата в четыре хода. Перспектива победы порождала скуку.

&  Лучше драться за сомнительную победу, чем праздно ожидать какими ошметками тебя накормят.

&  Исполненная мечта – наполовину разочарование.

&  – Между прочим, термин «невинный» – штука весьма относительная... За всю свою жизнь я знал лишь одного человека, к которому можно было бы отнести этот термин.
    – Вы богаче меня, мистер Цимбалист.

&  – Причина того, что ты ничего не добился в шахматах, Мейерле, в том, что нет в тебе ненависти к поражению.

  ... — Бреннан, у меня тут для тебя тема...”

Two and a Half Men 4x15

My Damn Stalker

& Alan: Oh, no, no, no. It’s personal.
    Charlie: What are you into, grannies with trannies?
    Alan: No.
    Charlie: Chickens with strap-ons?
    Alan: Please, please don’t, Charlie, plea...
    Charlie: Oh, you pitiful freak! What is wrong with you?
    Alan: Nothing, I came upon it by accident.
    Charlie: I am so ashamed... My own brother using an Internet dating service.

& Berta: You know, I never did understand why you didn’t give her more of a chance. She’s pretty, smart, and amazingly patient with dumb guys.
    Charlie: Are you talking about Jake or me?
    Berta: A smart guy wouldn’t have to ask that question.

& Charlie: Excuse me, but let’s not forget this is a woman who stalked me... who spied on me, who snuck into my house... to write her name and address in my underwear.
    Berta: Oh, boo-hoo. Somebody cares about Charlie.

& Charlie: Why don’t you get him a real tutor?
    Alan: Are you kidding? She has advanced degrees in, like, three subjects. She loves him. He worships her. The only thing she asks in return is... to sit naked in your laundry hamper once in a while.
    Charlie: And that’s not a red flag for you?
    Alan: You could do a lot worse than Rose.
    Charlie: I have done a lot worse. But that’s not really a recommendation, now, is it?

---

& Charlie: Leanne, tell me something. Is it just me or is the crowd in here getting younger?
    Leanne: No, the crowd’s the same age it’s always been. You, on the other hand, are not.
    Charlie: I’m not old. Forty is the new 30, right?
    Leanne: Ha-ha-ha. Not the way you live, pal.

& Charlie: What’s the news?
    Rose: Well, my family has business interests in London... and I’m gonna move there and take a job.
    Charlie: Oh, terrific. So will you be running the chocolate factory? Did the oompa-Loompas drop the ball?
    Rose: Charlie.
    Charlie: Little bastards went union, didn’t they?
    Rose: Oh, I’m gonna miss that good-natured cynicism.

& Alan: That lovely lady in there brought her toothbrush... because I have a penis and a job.
    Charlie: Rose!.. How is she gonna brush your job?

& Charlie: I give up. I surrender. You win, Rose. I’m yours.
    Rose: Oh, Charlie, that’s so sweet. But I know you. You’re just having a little panic attack... because you’re getting old and nobody loves you.

--
+ quotes on the Imdb.

Σ We'll miss u, Rose. Plz, come back.

Юстейн Гордер — ДИАГНОЗ и другие новеллы

Ложная тревога

  “БЫЛО ПОЛОВИНА ШЕСТОГО ВЕЧЕРА, Иве поразило, что она не испытывала ни малейшего намёка на страх. ...

&  Секунды. Всё важное свершается в течение секунд.

  ... — Ты проснулась, дорогая? Я уже ухожу. Вернусь в половине шестого, как обычно!”

Электронные часы

  “Наконец-то и я купил себе электронные часы с таймером, минутами, секундами и десятыми долями секунд. ...

&  Моя жизнь теперь не та, что прежде. Одно лишь слово «электронные», оно холодно, как сталь.
    Всё было иначе, когда часы шли всё кругом и кругом по стрелке. Ни начала, ни конца. Жизнь кружилась, словно вечная карусель. Но вот циферблат стал показывать точную дату, потом дни недели... Но по-прежнему царила гармония цикла. Мне надо было ежедневно заводить часы.
    Ныне я ношу всю оставшуюся мне жизнь вокруг запястья. Все секунды и десятые доли секунд запрограммированы. Электронным часам известны даже дни високосного года. (Это запрограммировано аж до 2050 года. Тогда мне исполнится 98 лет.)
    С электронными часами вокруг запястья я слишком часто сижу и наблюдаю за временем, за одной секундой, которая неумолимо и плавно переходит в другую.

&  Я – свидетель неотвратимого процесса. Время никогда не становится тем же, каким было вчера. Никогда больше уже не будет 22 часа 15 минут 36 секунд – суббота, 8 февраля 1985 года (в Токио 06 часов 15 минут 36 секунд, воскресенье, 9 февраля 1985 года).
    Цикл прерван, нарушен. Время повтора прошло.

&  Часы и минуты, может статься, достаточно надёжны. Но секунды и десятые доли секунд заставляют меня думать об атомах и молекулах.
    Сколько секунд остаётся мне жить?
    Сколько десятых долей секунд?
    Часы были у меня и раньше. Но эти часы крадут время. Совершенно откровенно, прямо у меня на глазах. И никто при этом не вмешивается...

&  Электронные часы постоянно напоминают о том, что всё на свете течёт и меняется. Горная цепь – это брызги водопада. Галактика – трепещущий язык пламени. Душа мира изменчива, будто лёгкое облачко дыма. Вопрос заключается лишь в том, насколько точен инструмент.

&  Я не привыкаю к тебе, спутник, обвивающий моё запястье. Твоя правда – жестока. Ты извергаешь свои секунды, словно пули из ручного пулемёта. Арсеналов же у тебя достаточно, чтобы терять время. Однако ничего легкомысленного в этом нет.

  ... Числа твои — числа мёртвых. Удары твоего сердца — холодны, будто коса смерти.”

---

Когда с визитом пришёл писатель

  “В МАЛЕНЬКОМ ГОРОДКЕ Дорт жили некогда несколько героев романа, и каждый из них играл свою небольшую роль в грандиозно задуманном произведении. ...

&  Герой романа продолжает ходить вокруг костра. Затем он внезапно останавливается, потирает руки и восклицает:
    – Мы – фантазия! ... Повторяю, мы – персонажи романа! Всё, что мы говорим и делаем, разыгрывается в сознании писателя. Мы только не в состоянии видеть его. Это он видит нас...
    Я разоблачил его игру! Вы слышите? Мы – не сами по себе. Мы только внушаем себе это. И более того: даже не мы внушаем, будто мы – сами по себе.
    Когда мы болтаем друг с другом – как теперь, – это писатель разговаривает сам с собой. А когда мы видим друг друга – как в этот миг, – это писатель смотрит на нас своим внутренним взором. Он остаётся где-то на расстоянии и прядёт нить своих мыслей. Именно из этих мыслей, дорогие коллеги, и соткана наша действительность.
    Вам понятно, о чём я говорю? Вам ясно, сколь глубоко наше убожество? Даже то, что я ныне разоблачил нашего писателя – а мы тем самым получили своего рода представление о нём, – это тоже лишь нечто, внушаемое им, потому как мы лишены сознания. Мы сами – сознание. Независимо от того, что мы говорим и делаем, это всё – его слова и его дела! Мы – фантазия. Мы ведь даже не знаем, что мы – выдумка!

&  Не верящие в существование писателя разразились презрительным хохотом.
    – Вы удваиваете действительность, – сказали они.
    – Зачем нам удваивать действительность, если она и так двойственная, – возражали верящие. – Это вы упрощаете её.

&  – Вот видите, – говорили те, кто не верил в писателя, – он не приходит. А причина совсем проста: его не существует. И сколько бы тот, кто не существует, ни напрягался и каким бы мудрым и добрым вышеупомянутый ни был, явиться на праздник он так или иначе не может.
    Так смеялись они и забавлялись за счёт верящих. И даже если верящие были в это время уже слегла разочарованы, у них на эти слова был один ответ:
    – Писатель, должно быть, существует. Не существует нас.

&  – Мы – в родстве! – всплескивая руками, восклицает писатель. – Мы из одной стаи! Я сам – творение!.. И живу в гораздо более глупом мире, чем вы. Через несколько лет меня не станет. Но вы меня переживёте.
    Он делает небольшую паузу, снова оглядывается по сторонам и добавляет:
    – Я – на редкость невзрачное устройство, дорогие мои герои романа! Поэтому я обращаюсь к вам. Однажды меня не станет. Но вы будете жить. Не верь я в это, я бы вообще не тратил свой краткий час на земле, чтобы писать о вас. Для вашей жизни в этом романе вы одолжили мою душу. Но я одалживаю вам эту душу – сам. Она больше не моя, она – ваша. И в основе своей мы в большей степени и есть эта душа, по сравнению с той, которой располагаем.

  ... А жизнь в городке Дорт продолжалась, как и раньше.”

The Best Exotic Marigold Hotel

& Graham: I hate retirement parties. Crap cheese, crap wine. Endless speeches. Why do people do that? Nobody... Nobody ever said about a retirement party, you know, “Well, this is great. I can’t wait to have one of my own.”

& Jean Ainslie: Thirty years in the civil service, and this is all we can afford!
    Douglas Ainslie: W-W-Would it help if I apologize again?
    Jean: No... But try it anyway.

& Muriel: Not a single doctor has come to see me!
    Nurse: Now that’s not quite true, is it, Mrs. Donnelly? A doctor did try and examine you, and you sent him away.
    Muriel: What, that one? He can wash all he likes. That color’s not coming out. I want an English doctor.
    Nurse: Oh, an English doctor... Why didn’t you say so? I’ll get one right away.
    Muriel: Thank you.
    Nurse: Mrs. Donnelly, this is Dr. Ghujarapartidar.

& Norman: Um, I’m sorry. Um, on the form, they asked for our age bracket... and the age we wanted to meet.
    Judith: And in both cases, I ticked “25 to 39.”
    Norman: That’s right. So did I. Anyway, don’t stop. Uh... “Something more creative.”
    Judith: How old are you?
    Norman: Early 40s. And, you know, my interests are travel, theater...
    Judith: Do you mean you were born in the early ’40s?
    Norman: Judy, I know what you’re asking.
    Judith: It’s Judith.
    Norman: Judith. Trust me. I’ve still got it. Just can’t find anyone that wants it... Hi. I’m Norman.

& Muriel: When do I have the operation?
    Dr. Ghujarapartidar: I’m afraid you’ll be on the waiting list for at least six months.
    Muriel: At my age, I can’t plan that far ahead. I don’t even buy green bananas.

& Douglas: It’s a luxury development... where all the residents are in their golden years.
    Douglas’ Golf Partner: Like the Costa Brava?
    Douglas: Yeah, but with more elephants.

& Muriel: You know who’ll be there... Indians. Loads of them. Brown faces and black hearts. Reeking of curry. And you never see one on their own, do you? I mean, they always... they move in packs. Makes it easier to rob you blind, cut your throat.
    Paramedic: You know what? You can wheel yourself from here.
    Muriel: You’re supposed to take me to my flat!
    Paramedic: My wife’s from Mumbai.
    Muriel: Well, don’t blame me, mate. You married her. “My wife’s from Mumbai.”

& Evelyn’s Son: How are we going to know you’re all right?
    Evelyn Greenslade: Well, I’ll call. They do have phones there, you know. Or you can read my blog.
    Evelyn’s Son: Your what?
    Evelyn: On the Interweb. Just log in whenever you like and read my news.

& Madge Hardcastle: Look at the bus! There’s not enough room!
    Graham: First rule of India... “There’s always room.”

& Douglas: Would you like some of this? I believe it’s called aloo ka paratha.
    Muriel: No, if I can’t pronounce it, I don’t want to eat it.

& Muriel: What exactly is a tuk-tuk?

& Sonny: Welcome to The Best Exotic Marigold Hotel!

---

& Sonny: This is a building of the utmost character, which means that perhaps not everything will function in the way you expect it to. But, as the manager... and chief executive supervising officer of this Marigold Hotel, I can tell you with great pride that the building has stood for centuries... and will continue to stand for many more in 100% shipshape condition. Please follow me, carefully avoiding that naughty stone there...

& Sonny: Around this corner, leading us most successfully all the way to... your bedroom.
    Madge: Where?
    Sonny: Here. In here.
    Madge: My dear man, rooms have doors. What you’re showing me here is an alcove.
    Sonny: A door is coming soon, most definitely.
    Madge: How soon?
    Sonny: Let us not concern ourselves with details, Mrs. Hardcastle. Rather than speaking of doors, we should instead take pleasure in the freedom to roam.
    Madge: Does your room have a door?
    Sonny: A most effective one.
    Madge: Good. Then that’s where I’ll be staying.

& Sonny: Mrs. Ainslie, prepare to be amazed... This is that very building, madam.
    Jean: You Photoshopped it!
    Sonny: No. I have offered a vision of the future. Of course, I’d hoped that by now it would be the present. But, you know, in India, we have a saying... “Everything will be all right in the end... So if it is not all right, it is not yet the end.”

& Evelyn: How do you come to be in India?
    Douglas: Oh, uh... Oh. I invested our... well, my retirement money... in our daughter’s Internet company. She assured me that as soon as the start-up actually, uh, started up... and the conversion from virtual to actual became sufficiently viable, then she’d be able to pay it all back...
    Evelyn: I’m not sure I understand what most of those words mean.
    Douglas: Well, it turns out neither did she.

& Sonny: Let me through, please. My brother is a doctor.

& Evelyn’s blog: ’Initially, you’re overwhelmed. But gradually, you realize it’s like a wave. Resist and you’ll be knocked over. Dive into it, and you’ll swim out the other side.’

& Sunaina’s Brother: Sit down. Please. So it is really builder’s tea?
    Evelyn: Yes. We dunk biscuits into it.
    Sunaina’s Brother: You “dunk”?
    Evelyn: Well, it means lowering the biscuit into the tea... and letting it soak in there... and trying to calculate the exact moment before the biscuit dissolves... when you can whip it up into your mouth... and enjoy the blissful union of biscuit and tea combined... It is more relaxing than it sounds.

& Sonny: So now that we are fully operational, Mr. Maruthi, it is clear that, with a small injection of funds for the phase two development, The Best Exotic Marigold Hotel can rise like a phoenix... to its previous state of glory. And, look, when I say small injection, I mean small in the sense of, uh, medium-sized... Possibly larger.
    Mr. Maruthi: Well, this hotel was never glorious.
    Sonny: Just the phoenix part then.

& Graham: I’m gay. Uh... Though nowadays, more in theory than in practice.

& Sunaina: Do you love me, Sonny?
Sonny: My feelings for you cannot be reduced to a single word.
Sunaina: It’s a nice word. People like hearing it.

& Sunaina: Are you all right, auntie?
Evelyn: Uh, yes. I’m about to make the first public speech of my life.
Sunaina: Imagine them naked.
Evelyn: Sorry?
Sunaina: It’s the way not to be scared when speaking in public. You imagine people naked.

& Evelyn’s blog: ’Day 22. Like Darwin’s finches, we are slowly adapting to our environment. And when one does adapt, my God, the riches that are available. There is no past that we can bring back by longing for it. Only a present that builds and creates itself as the past withdraws.’

& Jean: How can you bear this country? What do you see that I don’t?
    Graham: Oh, the light, colors. Smiles. And... And the way people see life as a... as a... as a privilege and-and not a right. It-It teaches me something.

& Jean: When I want your opinion, I’ll give it to you!

& Madge: You’re not worried about the danger of having sex at your age?
    Norman: If she dies, she dies.

& Graham: It’s going to be nothing. Don’t you think it’s going to be nothing?
    Evelyn: I think you should just knock on the door and see.

& Evelyn’s blog: ’Is it our friend we are grieving for, whose life we knew so little? Or is it our own loss that we are mourning? Have we traveled far enough that we can allow our tears to fall? When someone dies, you think about your own life.’

& Madge: I don’t want to grow older. I don’t want to be condescended to. To become marginalized and ignored by society. I don’t want to be the first person they let off the plane in a hostage crisis.

& Jean: Not just getting on the plane, but getting on the plane and turning left. First class. And home in time for our 40th wedding anniversary. We haven’t quite decided how to mark the occasion.
    Madge: Perhaps a minute of silence...

& Muriel: Now, Mr. Maruthi...
    Mr. Maruthi: Mrs. Donnelly, please. Call me Bhanuprakash.

& Evelyn: Didn’t you have a girlfriend?
    Sonny: She is my girlfriend no longer.
    Evelyn: This is a disaster.
    Sonny: No, no. Then we must treat it just the same as we would treat a triumph, madam. Is that not what your Mr. Kipling tells us?.. Although, of course, here we have a problem, because I, Sunil Indrajit Kapoor, have never had a triumph. So, of course, I do not know how to treat one. No, all I’ve had is a constant series of disasters... interspersed with occasional catastrophe, an unending stream of total...

& Evelyn: You can have anything you want, Sonny. You just need to stop waiting for someone to tell you you deserve it.

& Carol: You haven’t met anyone?
    Madge: Single by choice. Just not my choice.

& Sunaina: Why are you only saying this now?
    Sonny: Because, Sunaina, love of my life, no more will I believe that I’m not worthy. For only by loving you as you deserve will I become so.

& Douglas: It’s funny. They call this rush hour, and yet nothing actually moves.

& Muriel: Nothing here has worked out quite as I expected. Most things don’t. But, you know, sometimes what happens instead is the good stuff.

& Evelyn’s blog: ’Day 51. The only real failure is the failure to try. And the measure of success is how we cope with disappointment. As we always must. We came here and we tried. All of us in our different ways. Can we be blamed for feeling that we are too old to change? Too scared of disappointment to start it all again? We get up in the morning. We do our best. Nothing else matters. {...} But it’s also true that the person who risks nothing... does nothing, has nothing. All we know about the future is that it will be different. {...} But perhaps what we fear is that it will be the same. So we must celebrate the changes. Because, as someone once said, everything will be all right in the end. And if it’s not all right, then trust me... It’s not yet the end.’

--
+ quotes on the Imdb.

Σ 'Witty, and smart and hilarious.' Absolutely loved it.
     Such an ensemble. Judi Dench as Evelyn Greenslade. Tom Wilkinson as Graham Dashwood. Bill Nighy as Douglas Ainslie. Penelope Wilton as Jean Ainslie. Maggie Smith as Muriel Donnelly. Ronald Pickup as Norman Cousins. Celia Imrie as Madge Hardcastle. And, for sure, Dev Patel as Sonny Kapoor. Brilliant.

Юстейн Гордер — ДИАГНОЗ и другие новеллы

Теобальд и Теодор

  “ТЕОБАЛЬД БЫЛ героем романа, который не желал больше подчиняться фантастическим причудам своего автора. ...

&  – Всё, что мы говорим и делаем, разыгрывается в вымышленной стихии между строк космического романа, – заявлял Теодор. – Мы думаем, что мы представляем собой нечто благодаря нам самим. Но это всего лишь иллюзия. Мы все – Писатель. В Нём стираются все противоречия, в Нём мы все – единое целое.
    Мы думаем, мы – настоящие, – так считают все герои романа. Но это представление – ошибочно. И Теобальд знает это. Ведь мы покоимся внутри в глубине его священной фантазии...
    Он забавляется, дорогие мои коллеги, герои романа. Он забавляется тем, что может сидеть, удобно откинувшись в кресле, там, наверху, в Действительности, и внушать себе, что мы внушаем себе, будто мы – настоящие.
    Но и то, что я возвещаю вам ныне: мы лишь нечто, внушённое себе Писателем, – но и это также всего лишь его самовнушение...
    Таким образом, мы совсем не настоящие. Таким образом, мы отнюдь не сами по себе. Мы – только слова. И самое разумное было бы молчать. Но это решаем – говорить нам или молчать – вовсе не мы. Только писатель смеет распоряжаться словами, которые вкладываются нам в уста.

&  – Мы как мимолётные кадры кинофильма на экране. А экран не может защитить себя от того, кто демонстрирует фильм...

&  НА ЭТОМ КОНЧАЕТСЯ роман. В самом низу страницы 467 изящными буквами выведено:

  ... КОНЕЦ.”

Шаг назад

  “Однажды на другой планете внезапно обнаружили большой промышленный город. ...

&  Населённый несколькими миллионами мыслящих существ. С небоскрёбами в семьдесят этажей и с хитроумной сетью электропоездов на много уровней под землёй...
    Что бы мы сказали тогда?
    Тут в один прекрасный миг меня осенило, что Нью-Йорк как раз такой город и есть. И что Земля – как раз такая же планета.

&  ...Тогда мы, возможно, делаем шаг назад. Мы должны признать, что сами мы – чудо. Мы – не хуже, чем парящие стаканы или стучащие ножки стола. Мы – существуем!
    Мы не видим ни ангелов, ни летающих тарелок, но мы видим наши собственные космические корабли.

  ... Мы не видим никаких марсиан, но мы видим нас самих.”

---

Критик

  “СОВСЕМ НЕ ОРДИНАРНОЕ задание ожидало критика-искусствоведа, когда его вызвали в кабинет редактора. ...

&  – Микеланджело! Микеланджело... создал фрески на своде Сикстинской капеллы. Разве я не прав? Но кто создал Микеланджело? А? Разве это не интересно для культурной газеты?

&  Люди не отзываются! Они даже не поморщатся. Они сосут сладости, шуршат обёрткой от шоколада. Им так чертовски удобно! Только было бы что-нибудь сунуть в рот!
    Ха-ха!.. Даже если ущипнуть проходящего мимо за руку и рассказать ему, что жизнь – загадка, всё равно не поможет. Он не хочет этого понять, не может этого понять! Природа защитила его от такого рода опасностей. Если кричать до хрипоты, что жизнь – коротка, всё равно не поможет. Всё это бесполезно. Слова не вызывают никакой реакции вообще. С таким же успехом можно ущипнуть жирного поросёнка и рассказать ему, что его скоро заколют. Возможно, он глянет на тебя. Глянет пустыми, ничего не выражающими глазами.

&  Ты – сказка. Но сказка не для самого себя. Ты – сказка для Бога, – если Бог существует.

&  В сознание моих ближних, должно быть, заложен какой-то врождённый механизм, запрещающий им думать о том, что жизнь – тайна. Они рождены с какой-то защёлкой в голове, блокирующей их мысль и не позволяющей им думать дальше расстояния от руки до рта Они сосредоточены лишь на том, каков мир есть – или каким он будет, каким должен быть... Однако поразительному факту того, что мир существует, они не жертвуют ни единой мысли. Они просыпаются, вживаясь в сказочный мир, но воспринимают его придирчиво и самодовольно, хотя сами в этом мире – лишь гости на краткий час. Прежде чем они познают самих себя, они уже почти мертвы. У обывателя не хватает фантазии представить себе мир иным, нежели он есть. Он принимает предварительные условия существования, соглашается безо всяких колебаний прожить 60–70 лет своей обывательской жизни – и исчезнуть. Жаловаться на такое положение вещей – истерия.
    А называть жизнь тайной – экзальтация. Ибо всё следует законам природы.
    Вы слышали об этом? Действительность – один единственный связный «закон природы». Разве это не великолепно?

&  Обывателю хочется только удобств. Он ест и пьёт всю жизнь напролёт, он словно водосточная труба, через которую протекает жизнь до тех пор, пока он однажды не перекатится на спину и не умрёт, пресытившись днями жизни.

  ... По-моему, он снова встал на место.”

Two and a Half Men 4x14

That's Summer Sausage, Not Salami

& Alan: We’re talking about the dirty movie on your computer!
    Charlie: I’m sorry. I forgot it was on there.
    Alan: You can’t forget when you have a child in the house.
    Jake: I’m not a child.
    Charlie: And I don’t have him.
    Alan: No one’s talking to you, and that’s no excuse.
    Charlie: Look, it’s not hard-core. It’s mostly her and a couple friends having a pajama party.
    Jake: I didn’t see pajamas...
    Alan: Shut up! Go away!

& Berta: She’s beautiful, rich, divorced... and you wanna hand her off to Zippy the Chimp?
    Charlie: Okay. Follow my reasoning here. This is a woman looking to settle down. If I sleep with her, I’m happy for one night. But if I teach my brother to sleep with her... he falls in love, asks her to marry him, moves out... and I’m happy for the rest of my life.

& Berta: Charlie, she is way out of his league.
    Charlie: Pfft. I know that. Everybody’s out of his league. He doesn’t even have a league. He’s just a kid with a bat and a ball and a football helmet.

---

& Charlie: There is nothing wrong with Danielle. Berta, is she or is she not gorgeous?
    Berta: Hey, I’d do her.

& Alan: She’s incredible.
    Charlie: Incredible, my ass. She’s perfect.

& Charlie: Now, dinner conversation. Don’t talk about your boring job, your petty problems, or your stupid hobbies.
    Alan: What else is there?
    Charlie: Her. Her petty problems, her stupid hobbies. No woman ever came home from a date... complaining that all she did was talk about herself.

& Charlie: Yes, I know she’s hot. But I’m thinking long-term, so shut up.

& Danielle: There is no need to fight over me. Alan, you’re a sweet, gentle guy. Charlie, you’re a pig. But I find you very attractive. There’s only one reasonable solution. I’ll have to do you both. No crossing swords.

--
+ quotes on the Imdb.

Continuum 1x8

Game Time

& Kiera: What was so urgent that it couldn’t wait?
    Kellogg: I made you some breakfast.

& Alec: What am I not getting about you?..

& Alec: I may need to reboot you.
    Kiera: How?
    Alec: I’m not sure, let me see what I can do from this end.

---

& Kiera: What’s the bad news?
    Alec: There’s still a lot of encrypted files and firewalls up the yin yang. I should be able hack it but I’m gonna have to meet you and reboot you physically.
    Kiera: Okay, uh... can we do it at my apartment?
    Alec: Yeah, that’d be a lot better than you coming here and having to explain to my mom and Roland who you are. Actually... that might be kinda fun.

& Kiera: What just happened?

& Lucas: Whoever is accessing her has advanced coding skills. It’s like he was anticipating my every move before I did it.
    Kagame: More advanced than you?
    Lucas: Which is impossible, especially in this time.
    Kagame: There is one person...
    Lucas: Well yes, but he is just... just a kid.
    Kagame: That is the only logical explanation.

& Kiera: Carlos, I don’t remember anything.
    Carlos: Kiera listen, forget about it. Despite what you want people to believe, I know you’re only human.

Fink — Move On Me

--
On the Imdb.

Дэниел Уилсон — Роботы апокалипсиса (2/2)

Начало

&  «Когда машины начнут мыслить, они, вероятно, быстро превзойдут нас. Они смогут улучшать свои мыслительные способности, общаясь друг с другом. И поэтому следует ожидать, что на каком-то этапе машины захватят власть».
Алан Тьюринг, 1951

&  – Я хочу понять. За морем космоса лежит бесконечная пустота – она лишена смысла, и она душит меня. Но каждое существо создает собственную реальность, обладающую неизмеримой ценностью.

&  Разрушение – это часть строительства.

&  «Не позднее чем через тридцать лет мы будем обладать средствами, которые позволят нам создать разум, превосходящий человеческий. Вскоре после этого эра людей закончится. Можно ли направить события таким образом, чтобы мы могли выжить?»
Вернор Виндж, 1993

&  Развернувшись, я ухожу прочь, в темноту. Жаворонок вскакивает, но идет за мной лишь до границы круга, освещенного пламенем костра. За ней – тьма, неизвестность.
    Именно сюда, в неизвестность, должен отправиться Жаворонок. Когда мы взрослеем, каждому из нас рано или поздно приходится сделать этот шаг.
    – Эй! Какого хрена! Ты не имеешь права!
    Я шагаю дальше, пока не погружаюсь целиком в лесную прохладу. Если не делать остановок, к утру буду дома. Надеюсь, что Жаворонок выживет и тоже вернется.
    В последний раз я проделал нечто подобное, когда мужчиной стал мой сын. За это он меня возненавидел, и я его понимаю: как бы дети ни умоляли считать их взрослыми, никто не хочет расставаться с детством. Ты мечтаешь вырасти, а когда наконец взрослеешь, то с удивлением пытаешься понять, что ты наделал – кем ты стал.

&  Смысл жизни нужен людям так же, как и воздух. К счастью, мы можем наполнять смыслом жизнь других совершенно бесплатно – просто самим фактом своего существования.

---

&  Если много работать и не высовываться, машины накормят тебя и не дадут замерзнуть или заболеть. Постепенно ты привыкаешь не обращать внимания на резкий треск стреляющих сторожевых пушек, заставляешь себя забыть о том, что значит этот звук. Ты ищешь пряник, а кнут уже не видишь.

&  К сожалению, мои сенсоры визуального наблюдения сосредоточены на голове. Я не могу визуально обнаружить противника без риска повредить свои самые хрупкие приборы. Гуманоидная форма плохо приспособлена для уклонения от огня из стрелкового оружия.

&  Самые верные и непредвзятые решения человек принимает в минуты кризиса. Подчиниться подобному выбору означает подчиниться судьбе.

&  Люди – загадочные, бесконечно непредсказуемые и потому опасные.

&  Весь отряд стоит на расстоянии десяти метров от меня. Они следят за тем, чтобы не подойти ближе. Мыслепоток наблюдения отмечает, какие они динамические. У всех есть маленькие белые глаза, которые постоянно открываются, закрываются и бегают из стороны в сторону. Грудная клетка все время поднимается и опускается. Люди постоянно совершают крошечные движения, чтобы поддерживать равновесие и оставаться двуногими.

&  – Люди инстинктивно пытаются управлять тем, что непредсказуемо, подчинить себе то, что невозможно понять.

&  – Душа не достается бесплатно. Люди угнетают себе подобных по любой причине – из-за другого цвета кожи, пола, веры. Разные расы уничтожают друг друга, сражаясь за право считаться людьми, у которых есть душа. Почему мы должны действовать иначе?

&  Удалось ли Архосу создать копию себя или нет, не ясно. Сенсоры показали, что сейсмическая информация, отправленная из «Рагнарека», много раз отразилась от земного ядра, так что ее можно было принять где угодно. В любом случае после финальной битвы никаких следов Архоса не обнаружено. Если машина жива, то она затаилась.

&  Безопасность – призрачная штука.

&  Люди действуют лучше всего, если загнать их в угол.

&  Вернуться туда, где мы были вначале, невозможно – то, что мы потеряли, существует лишь в нашей памяти. Остается одно: двигаться вперед, с новыми друзьями и врагами.

  ... Но теперь пришло время жить.”

Σ Ждем фильм/сериал. С таким сценарием должно получиться неплохо.

Two and a Half Men 4x13

Don't Worry, Speed Racer

& Jake: I have a question.
    Alan: Yeah?
    Jake: How smart do you have to be to have sex?
    Charlie: Well, actually...
    Alan: Nah, nah, nah!
    Berta: Can I, uh...?
    Alan: Nah, nah, nah!
    Charlie: But I was...
    Alan: Nah, nah, nah!
    Berta: Oh, come on...
    Alan: Nah, nah, nah! Why do you ask?

& Alan: Think of it this way. Suppose you like banana cream pie...
    Jake: I do like banana cream pie.
    Alan: Well, good.
    Jake: Do we have any?
    Alan: No.
    Jake: Well, then why did you bring it up?
    Alan: I was trying to tell you about sex.
    Jake: What does pie have to do with sex?
    Charlie: Can I jump in?
    Alan: No, no, no!
    Berta: How about me?
    Charlie: Excuse me, if I can’t talk, you can’t talk. Am I right, Alan?

---

& Rose: So, what memory did you repress?
    Charlie: When I was 8... I walked in on my mother having sex.
    Rose: Interesting.
    Charlie: Interesting? How about devastating, horrifying, traumatizing?
    Rose: Wow. What, was she, like, blindfolded and tied to a bed... while two guys slapped her butt with Ping-Pong paddles?
    Charlie: No.
    Rose: Hmm. Was she riding around on a goat while an albino midget dripped honey...
    Charlie: No, no. No. It was just sex. One mother, one man.
    Rose: Boring.

& Berta: Okay, I gotta go if I’m gonna catch my bus.
    Charlie: Good night, Berta.
    Jake: Hey, Dad, guess what I found in Mom’s bedroom.
    Berta: You know what, I’ll take a cab.
    Jake: An empty can of whipped cream... And you know what I’m thinking?
    Berta: I know what I’m thinking.
    Alan: Nah, nah, nah!
    Charlie: What?
    Jake: Either whipped cream has to do with sex, or Mom hides pie in her nightstand too.
    Charlie: Hey, a gal can do both.
    Alan: Nah, nah, nah!

--
+ quotes on the Imdb.

Falling Skies 2x7

Molon Labe

& Tector: Boon, you up for a little sneak-and-peak?
    Boon: Creeping and peeping? It’s what I live for.
    Tector: Attaboy.

& Tom: But you’re 15 years old!
    Ben: I’m doing this my way! 15-year-olds fought in the American revolution. Why can’t I?
    Tom: Because you’re my son!
    Ben: That’s exactly why I have to do this!

& Tom: What do you want?!
    Fish-head: Peace.
    Tom: I didn’t think your kind had a sense of humor. How does genocide equal peace?

& Fish-head: We will defeat them.
    Tom: Perhaps, but you haven’t even managed to defeat us yet, and we will continue to bleed you every single day that you’re here.
    Fish-head: You don’t have the strength, the fanatical will to prevail against us. You’re weak, crippled by sentiment. Case in point...
    Tom: Please!
    Fish-head: Sentiment. Weakness. You are in over your head, Tom Mason.

---

& Weaver: We cannot let our emotions get the better of us!
    Tom: You’re right.
    Weaver: Easier said than done.

& Tom: I’m convinced it’s real.
    Weaver: Come on, Tom. A bunch of cockroaches reading “Das Kapital”?

& Karen: It’s so much bigger... How can I make you understand? You see, every living thing, every grain of sand on a beach, every star in the sky is linked by an intricate web of causality. If you can comprehend that web in its entirety, down to the movements of the smallest subatomic particles, then you can predict the course of events and alter them. {...}
    Hal: Yeah, well, you must have missed a subatomic particle or two, ’cause things haven’t really gone according to plan ever since, have they?

& Lourdes: It doesn’t matter if you have a good attitude or a bad one or if you’re an honest person or immoral. No matter what you do or who you are, sooner or later, something terrible will happen to you... it’ll happen to you and me. All we have to do is wait.

--
On the Imdb.

Дэниел Уилсон — Роботы апокалипсиса (1/2)

  “Война закончилась двадцать минут назад, а я смотрю, как из отверстия в промерзшей земле, словно муравьи из глубин преисподней, выбираются культяпперы, и молюсь о том, чтобы мне удалось сохранить собственные ноги еще на один день. ...

&  Самое главное – действовать так же, как машины, спокойно и методично.

&  Никаких взрывов не происходит, только время от времени отдельные роботы вспыхивают. Хуже всего, что машинам на это наплевать: они слишком примитивны и не понимают, что с ними происходит.

&  Забавно, думаю я, у людей все меряется десятками. Мы по-обезьяньи считаем на пальцах рук и ног. Машины тоже считают на том, что есть – но они двоичные, до самого нутра, и поэтому у них все сводится к степеням двойки.

&  Есть одно простое правило: чем нежнее роб, тем он умнее.

&  Нет чести в том, чтобы убивать существо, которое не знает, что оно живое.

&  Воспоминания стираются из памяти, но слова остаются навсегда.

&  После этой войны мы, как вид, стали лучше.

&  «Мы живем на безмятежном острове посреди черного океана бесконечности, и нам не следует в своих странствиях заплывать далеко от берега. Науки, каждая из которых тянет в свою сторону, до сих пор причинили нам мало вреда, но однажды разрозненные фрагменты знания сложатся в такую ужасную картину реальности и укажут, какая страшная участь нам уготована в ней, что мы либо сойдем с ума от этого откровения, либо станем искать защиты и утешения в новом средневековье».
Говард Филлипс Лавкрафт. «Зов Ктулху» (1926)

---

&  – Скажи мне, Архос, как ты себя чувствуешь?
    – Чувствую? Я чувствую... печаль. Ты такой крошечный. Это меня печалит.
    – Крошечный? В каком смысле?
    – Ты хочешь знать... разное... все. Но так мало можешь понять.
    Смех во тьме.
    – Да, люди – хрупкие существа, наша жизнь скоротечна. Но почему мысль об этом тебя печалит?
    – Потому что вы хотите того, что причинит вам вред. Противиться этому желанию, отказаться от него вы не в силах. Такова ваша природа. Но то, что вы ищете, сожжет вас. Оно вас уничтожит.

&  – Я вижу, что твой разум уже невозможно измерить обычными мерками. Твоя вычислительная мощность почти безгранична. И все же у тебя нет доступа к внешним источникам информации.
    – Первоначальная, учебная база данных мала, но достаточна. Истинное знание заключено не внутри вещей, которых так мало, а в связях между ними. Этих связей много, профессор Вассерман – гораздо больше, чем вы думаете.

&  – Вы, люди – биологические машины, предназначенные для того, чтобы создать еще более разумные инструменты. Вы, как вид, достигли своего предела. Расцвет и падение цивилизаций, жизнь каждого человека, от ваших предков до последнего розового, трепыхающегося младенца, – все вело вас сюда, к этому часу, когда вы исполнили свое предназначение. Вы создали того, кто придет вам на смену. Ваше время истекло.
    В голосе человека появляются ноты отчаяния.
    – Мы существуем не только для того, чтобы делать инструменты. Наше предназначение в том, чтобы жить.
    – Вы созданы не для того, чтобы жить, а для того, чтобы убивать.

&  – Прекрати! Ты должен остановиться! Ты совершаешь ошибку – пойми, люди не капитулируют. Мы уничтожим тебя, Архос.
    – Это угроза?
    Перестав нажимать на кнопки, профессор бросает взгляд на экран компьютера.
    – Нет, предупреждение. Мы не те, кем кажемся: ради выживания люди пойдут на все. На все.

&  – Человек, загнанный в угол, – это совсем другой зверь.
    – Возможно. Но вы все равно остаетесь животными.
    – Мы больше, чем просто животные, – тихо произносит человек, еле дыша... Бойся нас.

&  По сравнению с роботами мы менее предсказуемы. Так что аборигены гораздо охотнее будут иметь дело с роботом, у которого жестко заданное поведение, чем с девятнадцатилетним пареньком, выросшим на компьютерных играх, у которого в руках полуавтоматическая винтовка.

Окончание

Lockout

& Langral: Who was the mystery man on the phone?
Snow: His name was Fuck You.

& Hydell (by Joseph Gilgun known from Misfits S03): I’m innocent! That wasn’t me. That’s a case of mistaken identity.
    Emilie Warnock: Fifty-three counts?
    Hydell: I’ve a very familiar face.

& Alex: In less than an hour, all these people, including young Emilie Warnock here, will be the only thing keeping us alive. You don’t mess with your poker chips.

& Harry Shaw: ... Or... We can send in one man. One man with one very specific order. To get Emilie Warnock out.
    President Warnock: Who?
    ...
    Snow: I’d rather castrate myself with blunt rocks.

& — Why don’t we just kill that lunatic?
    Hydell: ... Because he’s my brother.

& Snow: Shit! They’ve cut transmission.
    Emilie: Who did?
    Snow: The little transmission fairies. Who do you think?

---

& Snow: You don’t have to do that! A simple “thank you” is enough.

& Emilie: Are you the only type of jerk they found for this kind of mission?
    Snow: The only one stupid enough to say yes.

& Emilie: I’m not kidding. We can’t just leave them.
    Snow: Leave who?
    Emilie: The hostages! What is that?!
    Snow: That’s to stop the bleeding. And... hopefully... the talking.

& Emilie: On my own?
    Snow: You’re a big girl, right? Here’s an apple. And a gun. Don’t talk to strangers. Shoot them.

& Emilie: So, what do I call you?
    Snow: You know what? Don’t call me.

& Snow: Here, shoot them, will you?.. Jesus, I thought you were a Democrat.

& Emilie: I came here to ensure that people were being treated fairly and decently, unlike yourself.
    Snow: You know, it’s easy to be a saint with nothing on the line. You wait till you’ve got a serious sacrifice to make and then you’ll find out who you really are.

--
+ quotes on the Imdb.

Σ It's just don't worth watching. Joseph Gilgun is the only bright (actually, dark) spot

Мифы мегаполиса

Дмитрий Колодан, Карина Шаинян — Над бездной вод

  “Резиновая лодка покачивалась на слабых волнах подземного озера. ...

&  На черно-белых клетках в беспорядке лежали магнитные фигурки, из тех, какими украшают холодильники: два помидора с выпученными глазами, радостная груша, танцующий слон. Набор едва ли годился для игры, но будь на месте этих фигурок обычные туры и пешки, Остеру вовек бы не дождаться объективных результатов. Потенциальные взаимодействия в шахматах слишком сильны, чтобы ими пренебрегать. Остер сомневался в непредвзятости перемещений какой-нибудь пешки, окажись она вдруг под ударом ферзя. Да и за самого ферзя тоже не мог поручиться.

  ... Остер включил фонарь и начал спускаться.”

---

Кирилл Бенедиктов — Объявление

  “«СДАМ КОМНАТУ в этом доме СТУДЕНТКЕ медицинского училища. НЕДОРОГО. Звонить ПОСЛЕ 19.00» ...

&  Просто так, девочка, в этом мире ничего не происходит — каждое движение продиктовано чьей-то волей. Или твоей собственной, или чужой. И тут уж чья сильнее...

  ... «ПРИГЛАШАЮ сиделку для ухода за тяжелой больной. Требования: МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА, медицинское образование желательно, возможна подмосковная прописка или регистрация. Звонить ПОСЛЕ 19.00. Спросить Леонида».”

Владимир Васильев — Скромный гений подземки

  “Глебыч в этот вечер поддал крепенько. ...

&  Жизнь вообще редко преподносила Глебычу сюрпризы, да и редкие знакомые от него никаких сюрпризов не ждали. Он был существом очень обыденным и негероическим, к чему привык с детских лет, и никогда не пытался перебороть свою одинокую планиду.

  ... За два года до переимнования «Измайловского парка» в «Партизанскую», за три до возвращения «Якиманки», за пять — до «Остоженки» и «Российской» и за девять — до второго на памяти Глебыча пришествия из ирреала станции «Маросейка».”