Смерть на брудершафт
Фильма Восьмая
“Во дворе мертвого двухэтажного дома, где с начала войны никто не жил, блестели поднятыми кожухами две пролетки, крепкие лошади потряхивали ушами под нудной холодной моросью. ...
& Ни сырости, ни холода Алексей не замечал. Перед серьезным делом ему всегда было жарко.
И сотрудников для операций, чреватых пиф-пафом, он подбирал по тому же принципу. Тех, кто перед лицом опасности начинает зябнуть, переводил на менее нервную работу: документы обрабатывать, заниматься расшифровкой, максимум – в наружное наблюдение.
Но сегодня люди были как на подбор, из числа не дрожащих, а потеющих.
& К нему придвинулись плотней. Смотрели напряженно и сосредоточенно – как выражался подполковник Козловский, сугубо.
& «Контрольный вопрос, ясно. Эх, Миша. Не упустить тварь!» Три короткие мысли – анализ, эмоция, вывод – промелькнули в мозгу Романова, пока он поднимался с корточек.
& Хороший выстрел требует, во-первых, спокойствия. Нельзя думать о том, что враг может попасть раньше. Во-вторых, когда ведешь огонь с движущегося транспортного средства, стань его частью. В-третьих, если мишень тоже перемещается, возьми правильное опережение. Вот и вся наука.
& Каких-нибудь полгода назад Алеша ни за что вот так, хладнокровно, в упор, не выстрелил бы в живого человека. Ведь его рожали, воспитывали, растили, и семья, возможно, есть, кто-то его, наверное, любит, кто-то ждет. Как это – взять и уничтожить целую вселенную? А запросто. Спустил курок, и одной вражеской вселенной стало меньше. Бородач знал, на что шел. Война – не забава.
& Однако начальству излагать общеизвестные факты майор не стал. Предпочел взять быка за рога.
Вскочил со стула, вытянулся в струну. Когда говоришь высокому руководству дерзости, следует уравновешивать резкость слов позой полной субординации.
& О чем граф беседовал с его величеством, осталось неизвестно. Ус больше слушал, уста разомкнул всего четырежды: три раза сказал «так точно, ваше величество» и один раз, в конце, «будет исполнено ваше величество». При этом беседа длилась не меньше пяти минут, так что Теофельс даже соскучился...
& – ... Гибель царя должна выглядеть, как несчастный случай. В крайнем случае как теракт, устроенный туземными революционерами-тираноборцами. Поэтому группа, с которой вы будете работать, довольно специфична. Состав тщательно продуман. Пожалуйте ко мне в кабинет, я покажу вам все досье. ...
«Меня даже не спрашивают, согласен ли я, – подумал Зепп, поднимаясь и салютуя Усу. – Это, пожалуй, наивысший комплимент. Дороже любого ордена».
& Намерения у Алексея были такие: в минимальные сроки составить анализ, дать все необходимые рекомендации и скорее назад, в Питер. Наше дело – честно прокукарекать, а там хоть не рассветай, коли у вас тут меры безопасности определяет «воля государя».
Однако по мере приближения к месту изначальный скептицизм контрразведчика несколько смягчился. Там, куда не достигал взор самодержца, Назимов распорядился по-своему, и распорядился неплохо.
& – Но вы-то русский. Почему вы здесь?
– Да, я русский. И я сделаю это ради свободы России.
Свой вопрос Зепп задал, конечно, не в расчете на правдивый ответ. Важно не что человек говорит, а как. Что ж до настоящей причины, побудившей вас ввязаться в это, прямо скажем, гиблое дело, то знаю я вас, тварей божьих. У каждого есть какой-то истинный резон, да ведь не скажете, а может, и сами его толком не сознаете.
& Человека, которого майор фон Теофельс знал под кличкой Маккавей, на самом деле звали Гирш.
Всё происходящее ему очень не нравилось. Гиршу вообще редко что нравилось, потому что мир устроен по-идиотски, и радоваться в нем, по правде говоря, особенно нечему.
& Единственная из пассажиров, Одинцова поинтересовалась, откуда прибыл господин поручик и где служил прежде.
Настоящая светскость – это задавать чужому человеку вопросы с таким видом, будто тебе очень интересен и собеседник, и его ответ. Это Алексей знал из литературы.
& – Понимаю ненависть контрразведчика к шпионам, но согласитесь, что без них в современной войне не проживешь!
– Без прямой кишки тоже не проживешь, – буркнул грубиян Романов. – Но не целоваться же с ней.
Метафора была слишком сильная. Полковник, человек с живым воображением, даже поморщился, но лучезарная улыбка Татьяны Олеговны ничуть не померкла. У настоящей леди воображение вышколено, а слух избирателен.
& И хотя Романов, дитя свободомыслящего интеллигентского сословия, привык относиться к самодержавию и самодержцу неприязненно, даже враждебно, а все-таки сердце замирало. Не от верноподданнического восторга, конечно, – от мысли, что сейчас, быть может, случится нечто, о чем будешь вспоминать всю жизнь.
Люди, вознесенные высоко над толпой, решающие судьбы народов, неизбежно должны приобретать некие особенные качества. Даже человек заурядный и мелкий, взойдя на трон или дав президентскую присягу, делается исторической фигурой. Каждая черта его характера, хорошая или дурная, имеет огромное значение. Всякий случающийся с ним пустяк – разлитие желчи, насморк, приступ сладострастия – может иметь весьма непустяковые последствия для целой страны и живущих в ней людей. Вот почему, думал Романов, царя можно обожать или ненавидеть, но непозволительно относиться к нему с пренебрежением и обзывать «Николашкой», как это с недавних пор вошло в моду у столичных фрондеров и даже у части офицерства.
& Среди всякого прочего, страшного и гадкого, война научила Алексея одному важному навыку: сполна жить настоящим моментом, ибо завтрашний день может не настать. Покойная ночь, уютный свет лампы, хорошее пианино и милая, умная, всё понимающая женщина. Это ль не подарок судьбы среди грязи, смерти и ужаса?
& Иметь дело нужно только с людьми, которых волнует музыка, а на всех прочих нечего тратить себя и свою жизнь.
& – Что вы так коварно улыбаетесь? – засмеялась Одинцова.
– «Furtiva lagrima», – объявил поручик вместо ответа. – Сможете аккомпанировать? Тогда я встану.
Она наивно заиграла вступление, не чувствуя ловушки.
А дело в том, что, если эту арию классического тенорного репертуара исполнить медовым баритоном, тут растает всякая женщина, даже наистрожайших правил. Если же не растает, то это никакая не женщина.
& – Ах, половина четвертого! Спать, спать... Наверное, после такого не уснешь. Но всё равно. Слишком поздно.
Последние слова она произнесла с особенным выражением, словно желая подчеркнуть их двойной смысл. Погрозила пальцем, ушла.
Алексей весело поклонился вслед.
«Ничего не поздно. Наоборот, рано. Вот завершу операцию и займусь вами, сударыня, всерьез. Вы еще не слышали, как я пою элегию Массне».
& Всё пропало. Операция провалена. Как такое могло случиться, Зепп не знал и не собирался сейчас ломать над этим голову.
Если сражение проиграно, зачем зря гибнуть? Тот, кто выживает, получает шанс на реванш. Где-нибудь, когда-нибудь – неважно. Но мертвые отыграться за поражение не могут.
... Милая женщина нагнулась и поцеловала бредящего поручика в губы — чтоб замолчал.”
«Мария», Мария... (Фильма Седьмая)
Операція «Транзитъ» (Фильма Девятая)
Комментариев нет:
Отправить комментарий