& Может быть, мне сдаться и пойти назад тем же путем, которым я пришла? Но я остаюсь. Мне отвратителен страх. Я ненавижу испытывать страх. Есть только один путь к бесстрашию. Это путь, ведущий к таинственному центру страха.
& В глубине души я знаю, что стремление постичь ведет к слепоте, что желание понять несет в себе жестокость, которая затмевает то, к чему стремится понимание. Только восприятие обладает чуткостью. В таком случае я, наверное, и слаба, и жестока. Мне никогда не удавалось отказаться от этих попыток.
& Облако пара от дыхания человека, та пелена охлажденных капель, которая при температуре ниже восьми градусов Цельсия образуется в выдыхаемом воздухе, не просто наблюдаемое на расстоянии до 50 сантиметров ото рта явление. Это нечто более сложное – изменение структуры пространства вокруг теплокровного существа, аура незначительных, но очевидных температурных сдвигов. Я видела, как охотники стреляют зайцев-беляков зимней беззвездной ночью с расстояния в двести пятьдесят метров, прицелившись только в облачко вокруг них.
& Свобода выбора – это иллюзия, жизнь ведет нас через целый ряд горьких, нелепых, повторяющихся столкновений с теми проблемами, которых мы не разрешили.
& – Забудь его, детка. Тем, кто остается, приходится забывать.
& Одна из причин, по которым я люблю лед, заключается в том, что он закрывает воду и делает ее твердой, надежной, проходимой и постижимой. {...} В открытом море нет ориентиров, есть только аморфное, хаотическое перемещение беспорядочных водяных масс, которые вздымаются, разбиваются и движутся вперед, и на поверхность обрушаются новые потоки воды, они сталкиваются, образуя водовороты, исчезают, возникают вновь и наконец пропадают бесследно. Этот беспорядок постепенно проникнет в лимфатические сосуды моей системы равновесия и лишит меня способности ориентироваться в пространстве, он пробьется в мои клетки и нарушит в них концентрацию солей и тем самым проводимость нервной системы, сделав меня глухой, слепой и беспомощной. Я боюсь моря не потому, что оно хочет поглотить меня. Я боюсь его, потому что оно стремится отнять у меня умение ориентироваться, мой внутренний гироскоп, мое знание того, где верх, а где низ, мою связь с Абсолютным Пространством.
& Надо избегать ситуаций, когда тебя могут удивить.
& Я не могу смириться с явлениями, которые рассчитаны на всю жизнь. Пожизненные заключения, брачные контракты, постоянная работа до конца жизни. Попытки зафиксировать формы существования и избавить их от течения времени. Еще хуже с тем, что призвано быть вечным. Как, например, мой будильник.
& Фирн – плотный, зернистый снег, образующийся на ледниках и снежниках вследствие давления вышележащих слоев, поверхностного таяния и вторичного замерзания воды, просочившейся в глубину.
& Йоргенсен рассказывал нам, что при расследовании только небольшой участок пути проходишь с помощью систематического метода.
– Когда я не могу найти свои очки, – говорил он, – я сначала немного пользуюсь системой. Я ищу их в туалете, рядом с кофеваркой и под газетой. Но если их там нет, то я прекращаю думать, а сажусь в кресло и оглядываю все в ожидании, не появится ли идея, и она всегда появляется, всегда приходит. Мы не можем разложить все на части, неважно, что мы ищем – очки или бутылки, нам надо подумать и почувствовать, нам надо найти преступника в самих себе и решить, куда бы мы сами их запрятали.
& – «Феодора» – единственный напиток, в котором шестьдесят процентов какао. А взбитые сливки должны быть немного охлажденными. Десять минут в морозильник.
& На судне в море по ночам тихо. Конечно же, работает двигатель, длинные, высокие волны ударяют о борт, и время от времени форштевень разбивает пятидесятитонную массу воды в мелкую водяную пыль. Но это обычные звуки, а когда звуки повторяются регулярно, они превращаются в тишину.
& – Айсберги – это куски глетчера, которые сползают в море, откалываясь от материкового льда. Если они сплошные, то соотношение между надводной и подводной частями один к пяти. Если они полые – один к двум. Последние, разумеется, наиболее опасны. Я видел айсберги высотой в сорок метров и весом в пятьдесят тысяч тонн, которые могли перевернуться от работы винта.
& Для европейцев море символизирует неведомое, а плавание – это путешествия и приключения. Эта мысль не имеет ничего общего с действительностью. Плавание – это движение, которое более всего похоже на пребывание на одном месте. Чтобы почувствовать, что ты перемещаешься, надо иметь ориентиры, надо иметь фиксированные точки на горизонте и ледяные подъемы, которые исчезают под полозьями саней, и линию гор за napariaq – стойкой сзади на санях – все то, что растет, приближаясь, пробегает мимо и исчезает за горизонтом.
Ничего этого нет в море. Кажется, что судно стоит на месте, что оно – обездвиженная стальная платформа, обрамленная неизменным круглым горизонтом, над которым проносится серый зимний день, и лежащая на ходящей ходуном, но всегда одной и той же поверхности воды. Сотрясаемое монотонными усилиями двигателя, оно безо всякого результата топчется на месте.
& Чтобы путешествовать, надо иметь дом, откуда уезжаешь и куда возвращаешься. В противном случае ты беженец, бродяга, qivittog.
& Если приходится долго ждать, нужно в это время чем-нибудь заняться, чтобы избежать разрушительного воздействия ожидания. Если пустить все на самотек, сознание дрогнет, проснется страх и беспокойство, появится депрессия и тебя потянет вниз.
& Смерть страшна не тем, что она меняет будущее. А тем, что она оставляет нас один на один с нашими воспоминаниями.
& Я не люблю, когда за мной наблюдают. Я ненавижу отметки о приходе на работу и уходе с работы. У меня возникает аллергия, когда из разных инстанций сводится воедино какая-нибудь информация о человеке. Я испытываю отвращение к паспортному контролю и к свидетельствам о рождении. К обязательному обучению, к обязанности в определенных случаях предоставлять сведения, к обязанности содержать семью, к обязанности возмещать убытки, к обязанности сохранять тайну – ко всей этой вязкой громаде контрольных мероприятий и требований государства, которая обрушивается на вашу голову...
Я ненавижу все это еще больше, потому что знаю, что все это преподносится под видом своего рода благодеяния – вся западная мания контроля, архивирования и каталогизации задумана к тому же в помощь людям.
& Расстояние в Северной Гренландии измеряется в sinik – «снах», то есть числом ночевок, которое необходимо для путешествия. Это, собственно говоря, и не расстояние, потому что с изменением погоды и времени года количество sinik может измениться. Это и не единица времени. Перед надвигающейся бурей мы с матерью проехали без остановки от Форсе Бэйдо Ииты – расстояние, на котором должны были быть две ночевки.
Sinik – это не расстояние, не количество дней или часов. Это и пространственная, и временна́я категория, понятие из области пространство-время, которое передает совокупность пространства, движения и времени, являющуюся само собой разумеющейся для эскимосов, но не поддающуюся передаче ни на один европейский разговорный язык.
Европейское расстояние, обычный парижский метр, это нечто иное. Это единица измерения для преобразователей, для людей, которые смотрят на мир исходя прежде всего из того, что мир нуждается в переделке. Инженеры, военные стратеги, пророки. И картографы. Как я сама.
& Наш преподаватель не уставал повторять, что топография начинается и кончается тем, что геодезист должен знать длину своего шага.
Комментариев нет:
Отправить комментарий