17 мая 2011 г.

Людмила Улицкая — Зеленый шатер (7/7)



Ende gut

  “В начале шестидесятых появилась новая порода иностранцев, влюбленных в Россию до беспамятства. ...

рвотное урчание телевизора – не было, не было при Нюте никакого телевизора! – в шесть утра бил по ушам гимн

&  Колосов оставил ... старинный том, роскошный, немецкого издания. Перед уходом сказал, что оформили ему отпуск на месяц, пусть поболеет, и нет ничего лучше «ХТК» для прочистки души и тела и для исцеления от всех болезней.
    – То, что я принес вам, большая редкость. Ну да вы оцените...
    Оценил Саня через два дня, когда протянул руку к тому и понял, что перед ним «Хорошо темперированный клавир во всех тонах и полутонах, касающихся терций мажорных, или до, ре, ми, и терций минорных, или ре, ми, фа... Составлено и изготовлено Иоганном Себастьяном Бахом, – в настоящее время великого князя Анхальт-Кётенского капельмейстером и директором камерной музыки».

Раскрыв том, Саня оживился. Это было чудо – Urtext, изначальный авторский текст, 14-й том из первого полного собрания сочинений Баха, изданного в конце XIX века. Все те издания, которые он видел до этой минуты, были отредактированы. Там были проставлены штрихи, темпы, даже указаны аппликатуры. Теперь перед ним был «голый» текст, и это производило ошеломляющее впечатление – как будто вдруг он остался один на один с гениальным автором. Без посредников. Как и все теоретики, он изучал «Хорошо темперированный клавир», восхищался прозрачной простотой, с которой все было выстроено – по возрастанию тональностей, в до-мажоре, в до-миноре, в до-диез-мажоре. Третья прелюдия, – помнил Саня, сначала была написана в до-мажоре, а потом Бах поправил – поставил семь диезов, и готово. И так все двадцать четыре употребимые тональности. Про-осто! Упражнение для школьников. То есть для сына подростка и писал: музыкальной азбуке обучал. Никаких авторских пометок, никаких указаний – играй как хочешь, музыкант! Полная свобода!..
    Современные ноты, выправляемые редакторами, отнимали эту свободу.
    Саня загорелся: он знал немало исполнений «ХТК», и теперь ему не терпелось заново прослушать и сравнить.
    В доме были пластинки – дивная запись Самуила Фейнберга. ... На пластинках была полная запись, все 48 прелюдий и фуг. Был и Рихтер, прекрасный, но пластинки страшно заезженные.
    Саня разыскал Фейнберга, поставил. Прав оказался Колосов – очистительные звуки. Всего себя пропустил через эту музыку. Или ее через себя.
    Целую неделю то слушал, то в ноты смотрел. Фейнберг оказался волшебным. Разные были мнения – некоторые Гленна Гульда превозносили за «Прелюдии и фуги», для других царь и бог был Рихтер. Но у Фейнберга такая печаль, хрупкость и изящество, и как будто вся жизнь уже прошла, а остались одни эти модуляции, дуновение крыл бабочки, не плоть, а душа музыки.
    Не величественный человек, а обыкновенный, с козлиной бородкой, еще недавно ходил по консерваторским коридорам, и не шептали ему вслед: Фейнберг, смотри, Самуил Евгеньевич.
    Другое дело – Нейгауз или Рихтер. Вся жизнь под шепот за спиной: смотри, кто идет...
    И снова, и снова слушал Саня Баха, и к исходу второй недели исцелился совершенно.
    Последняя прелюдия и фуга си-минор – Бах написал «Ende Gut – Alles Gut».
    – Хорошо, – сказал Саня. Он Баху доверял.


&  Советские от американских отличались в первую очередь количеством чемоданов и сильно пуганным выражением лиц. Американские от советских отличались более высоким ростом, дурашливой любознательностью и одеждой. Хотя, если приглядеться, одежда на американцах и советских служащих и их женах одна и та же: твидовые пальто на мужчинах хорошего служебного положения, куртки-анораки с капюшонами и суконные «дафл-кот» на тех, кто поскромнее. И то, и другое – сдержанных, зимних тонов. На советских одежда имела другое выражение лица.

&  – Что во мне такого, Пьер, что на мне не хотят жениться? Даже твой маленький Санечка? Я уважающая себя самостоятельная женщина! Я плевала на мужиков! Но почему они не хотят на мне жениться? Может, мне и не надо! Но почему? В конце концов, мне даже интересно! Почему?
  ... В Нью-Йорке живет и Саня — преподает во всемирно известной музыкальной школе теоретические дисциплины. Ende gut!”


Эпилог. Конец прекрасной эпохи

  “Встретились. ...

&  – Погода ужасная?
    – Худшая из возможного. Ветер, холод и сырость.


&  Чай после ужина не пили: этот русский обычай выветрился за четверть века эмиграции. Пили итальянское вино.

&  – Всех советская власть убила. Ужасно, – сморщились Лизины губы.
    – Почему всех? Алена, кажется, жива. Вышла замуж за какого-то художника, литовца или латыша. Живет спокойно где-то в Прибалтике. И не все дело в советской власти. При любой власти люди умирают. Ладно, что об этом вспоминать. Прошлого все больше, будущего все меньше, – он улыбнулся. Прошлому? Будущему?

&  – Та культура кончилась и наступила другая. Культура стала лоскутна, цитатна. Закончилось прежнее измерение времени, вся культура как завершенный шар. Второй авангард вошел в культуру, в ту ее часть, что не устарела. Новации устаревают быстрей всего. Стравинский, Шостакович, даже Шнитке, авангарду изменивший, стали классикой. Циклическое время вращается, вбирая в себя все новое, и новое уже не отличается от старого, и идея авангарда себя изжила, потому что нет в культуре никакого прогресса, как в явлении окончательном и явленном...

&  – Со временем свои сложности... Оно слоится, а не движется из точки А в точку Б... Луковица, в которой все происходит одновременно. Близко к концу... И отсюда цитатность. Кажется, ничто ценное не устаревает. Потому что в мире всего великое множество и миров великое множество – такое складывается впечатление. Мир Бетховена, мир Данте, мир Альфреда, мир Иосифа...
  ... Был второй час ночи, двадцать восьмого января девяносто шестого года. В ту ночь поэт умер.”



_ Улицкая — чудесная рассказчица. Из лучших. Плетельщица слов, буквально. Но как-то всё одно и то же, одно и то же. По кругу ходим вместе с за нею.

_ Ах, как это прекрасно, когда хорошая книга — толстая.

_ Книга-иллюстрация к вопросу о распространении кругов на воде в небольшом пруду. Сама Улицкая использует метафору луковицы: «Со временем свои сложности... Оно слоится, а не движется из точки А в точку Б... Луковица, в которой все происходит одновременно».

Комментариев нет:

Отправить комментарий