Джеймс Клавелл — Благородный дом (2/5)

Начало

&  – Да помочатся все боги с великой высоты на всех заморских дьяволов, особенно на тех безродных блудодеев, которые не берут положенный им откат и не ведут себя как цивилизованные люди!
    – Аминь! – истово возгласил сержант Ли. В нем иногда просыпался католик, потому что в юности он ходил в католическую школу.

&  – С их стороны это большая глупость. Досточтимый Чжоу Эньлай месяцами слал им вежливые предупреждения, что Китай против их присутствия там! Почему они не послушались? Ведь Вьетнам – наша область внешних варваров! Какая глупость выбрать эти вонючие джунгли и этих мерзких дикарей, чтобы воевать с ними. Если Китаю веками не удавалось покорить внешних варваров, неужели им это удастся?

&  – Вам бы надо бросать курить, Старший Брат.
    – И тебе тоже! – пожал плечами Тан-по. – Джосс! Если мне суждено умереть, то я и умру. Джосс. Хотя, чтобы не было скандалов, я сказал Главной Жене, что бросил. А то все пилит и пилит, пилит и пилит.
    – Покажи мне ту, что не пилит, и окажется, что это мужик с «отвратительной лощинкой».

&  – Точка для розничной торговли там... айийя, это же миллионы. Они гарантируют?
    – Да. И мы очень мало что должны делать. Лишь закрывать глаза, и обеспечить перехват морской полицией и департаментом по борьбе с наркотиками некоторых отправок, и отводить им глаза, когда нужно. Не так ли написано в древних книгах: «Если не берешь отступных, молния поразит тебя»?

&  – Могу поспорить, в этом никто в Гонконге с ней не сравнится.
    – Пятьдесят долларов против медяка, что ты не прав, при условии, что евразиек тоже берем в расчет.
    – А как мы докажем, кто выиграл?
    – Никак. Я вообще-то предпочитаю судить по ногам.
    – Как это?
    – Старый Дядюшка Чэнь-чэнь говорил, бывало: «Сначала смотри на ноги, сын мой. Тогда сможешь сказать, насколько она породиста, как будет себя вести, как будет ходить под седоком, как... все как с другими кобылками. Но помни: под небесами все вороны чёрные!»

&  – Найди моего внучатого племянника Джона. Не хочу, чтобы эта женщина или её выродок стали лао-банем в нашем доме.
    – Но ведь он может стать тайбанем?
    Оба засмеялись. Очень немногие европейцы знали, что, хотя слово «тайбань» и значило «великий вождь», в старые времена в Китае «тайбанем» в разговорной речи именовали управляющего борделем или содержателя общественного туалета . Поэтому ни один китаец никогда не называл себя «тайбанем», а только «лаобанем», что тоже значило «великий вождь» или «главный вождь». И китайцев, и евразийцев немало забавляло то, что европейцам нравится величать себя «тайбанями», неразумно оставляя без внимания правильный титул.
    – Да. Если он правильный «бань», – сказала старушка, и оба хихикнули.

&  – Интересный вы человек, – обронила Кейси. – То агрессия, то само обаяние.
    – У нас, англичан, свои правила для мирного времени и для войны. Если кого-то не выносишь, это не значит, что можно проклинать этого человека, выказывать ему презрение или оскорблять его даму.

&  – Зачем вы так поступили? По отношению к тайбаню? Этот вызов... Я имею в виду эти слова – «жизненно важна». Вы бросили перчатку, верно? На людях.
    – Жизнь – игра. Вся жизнь – игра, и мы, англичане, играем в неё по иным правилам, нежели вы, американцы. Да. А жизнью надо наслаждаться.

---

&  – Никогда не давай столько, чтобы им хватало, – говаривал ему Уильям Горнт. – Одежду, драгоценности, отдых – да. Но денег не слишком много. Контролируй их долларовыми купюрами. И никогда не думай, что они любят тебя самого. Они любят только твои деньги, только деньги, и так будет всегда. Чуть копни – и обнаружишь, что они презирают и всегда будут презирать тебя. Если подумать, это вполне справедливо: мы не китайцы и никогда ими не будем.
    – И что, никогда не бывает исключений?
    – Думаю, что нет. Во всяком случае, для гуйлао, сын мой. Думаю, что нет. Со мной такого не было, а я их перевидал немало. О, она отдаст тебе свое тело, своих детей, даже свою жизнь, но всегда будет презирать тебя. Она не может по другому: ведь она – китаянка, а мы – гуйлао!

&  На третий день он позвонил. «Пылоха, халасо, не зынаю. Фысытли чать дыва день Абилыдина. Начинать час абизяна». Это значило в десять вечера. У китайцев сутки разделены на двенадцать двухчасовых отрезков. Каждый имеет свое название, и очередность у них всегда одна и та же. Первым в четыре часа утра идет час Петуха, потом, в шесть утра – час Собаки и так далее: час Свиньи, Крысы, Быка, Тигра, Зайца, Дракона, Змеи, Обезьяны, Лошади и Овцы.

&  «Это дурацкое английское право. Какая глупость – один закон для всех! Почему было не составить один для богатых, а другой для бедных? Иначе зачем тогда вся эта работа? Зачем надрываться, рисковать, выстраивать схемы, чтобы стать богатым?»

&  – Большеротый Тук был 426, это точно...
    – Что это значит?
    – О, я думал, ты знаешь. Все состоящие в триаде известны под номерами и под символическими титулами, причем эти номера всегда кратны мистическому числу 3. За лидером триады закреплен номер 489. Цифры, составляющие это число, при сложении дают двадцать один, а два плюс один дает три. Двадцать один к тому же кратно числу 3, которое символизирует творение, а умноженное на 7 – «смерть» – означает перерождение. Второй по рангу в триаде – Белый Веер – обозначается номером 438. За ним следует Красный Жезл – номер 426. Самый низший – 49.
    – Но я тебя умоляю, это не кратно трем!
    – Верно. Но четырежды девять будет тридцать шесть, число тайной клятвы на крови. Ты же знаешь, как мы, китайцы, помешаны на числах и связанной с ними магией.

&  – Люди здесь говорят об умерших сто лет назад так, словно они находятся в соседней комнате.
    – Старый китайский обычай. Китайцы верят, что прошлое предопределяет будущее и объясняет настоящее.

&  Подобно китайцам, Карга верила, что каждый раз, когда тебя снимают, ты теряешь частицу души.

&  Потом, когда мальчику исполнилось двенадцать и он пошёл учиться и показал, чего стоит, отец послал его в Штаты. «Теперь тебе нужно научиться всему, что делают заморские дьяволы. Ты должен говорить как они, спать как они, походить на них внешне, но не забывать при этом, кто ты, кто твой народ, и не забывать, что все они хуже нас, не похожи на людей и, конечно же, совсем, ети их, не цивилизованны».
    «Если бы они только знали, эти американцы – от тайбаня до последнего болвана, – а также англичане, иранцы, немцы, русские, люди любой расы и цвета кожи... Если бы они только представляли, что о них думает самый последний, паршивый кули, их бы хватил удар, – усмехнувшись, в миллионный раз сказал себе Пол Чой. – Не то чтобы всякое племя в Китае презирало иностранцев – их просто не принимают в расчет как людей. Конечно, мы не правы, – рассуждал он. – Иностранцы тоже люди, и некоторые из них цивилизованны – по своему – и значительно опережают нас в техническом отношении. Но мы лучше...»

&  Ему было приятно, что Горнт просто сидит и, как подобает цивилизованному человеку, терпеливо дожидается, когда он, У, перейдет к делу.
    Некоторые из этих розовокожих дьяволов в конце концов чему-то учатся.

&  Он изучающе посмотрел на Горнта. «И-и-и, как, должно быть, противно видеть такую розовую образину в каждом зеркале! Все эти волосы на лице, как у обезьяны, и везде бледная кожа, как у бледной жабы на брюхе! Уф!»

&  – Ходит много слухов о том, что активы «Хо-Пак» не обеспечены, – они брали краткосрочные дешевые кредиты и выдавали долгосрочные и дорогие займы, в основном на недвижимость, а для любого банка это классический путь к серьезным трудностям. Будет лучше, если он изымет оттуда все деньги и станет играть на понижение.

&  Не гибели Данросса он желал. Тайбань был нужен ему живым: только живой способен осознать позор разорения.

&  – Да. Усылуга. – Он по дружески пожал руку Горнта, зная, что варварам нравится этот обычай, хотя сам считал его нецивилизованным, отвратительным и идущим вразрез с правильными манерами, принятыми с незапамятных времен.

&  Восьмерка, ба, – число самое счастливое, потому что звучит как фа, что значит «растущее процветание».

&  Прижимистый многое растолковал ему про деньги: чего они стоят, как их зарабатывать, как не упустить, как давать в рост, рассказал о жадности китайцев и обычной ставке, по которой они дают в долг, в хорошие времена – два процента в месяц.
    «Обеспечения бери вдвое больше, чем нужно. А если его нет, то смотри в глаза тому, кто берет в долг! – орал Прижимистый. – Если нет обеспечения, поднимай процент. Потом подумай, можно ли ему доверять. Сможет ли он вернуть деньги? Работяга он или лодырь? На него смотри, болван, он – твое обеспечение! Сколько моих тяжким трудом заработанных денег ему нужно? Усердный ли он работник? Если да, то что для него два или четыре процента в месяц? Ничего. Но если ему суждено разбогатеть, то разбогатеет этот блудодей с моих денег. Сам этот человек и есть нужное тебе обеспечение! Сыну богатого можешь дать взаймы все, что угодно, если он занимает под свое наследство и у тебя есть печатка его отца. Все это будет спущено на певичек, но ничего страшного: это его деньги, а не твои! Как стать богатым? Копить! Копишь деньги, на одну треть покупаешь землю, одну треть даешь взаймы, а одну треть оставляешь наличными. Давай в долг только цивилизованным людям и никогда не доверяй гуйлао.»

&  – О, ты действительно love меня, да?! – Венера Пань говорила на кантонском, но это слово произнесла по-английски, и его сердце екнуло. Для современных китайцев английский стал языком любви: в их родном языке романтических слов не было.

&  Запирать папки в сейф небезопасно. К сейфу кто-то уже подбирался. Подберется ещё раз. Ни один сейф не защитит от идеально продуманных и согласованных действий профессионалов.

Далее