& — Его поимели, — сказал Цицерон. — Трудно быть задницей. Приходится все время держать под контролем заднее отверстие.
& Никто так не слеп, как те, кто не хочет видеть; а наиболее слепой из всех — Катон, желающий быть слепым.
МАРТ 73 Г. ДО Р. X. — КВИНТИЛИЙ (ИЮЛЬ) 65 Г. ДО Р. X
& Публий Клодий обвинил Фабию в непристойном поведении. А в римском обществе, где не применяли смертную казнь даже за преступления против государства, непристойное поведение было единственным преступлением, которое автоматически влекло за собой смертный приговор.& Умный Клодий. Он знал секрет демагогии: говори людям то, что они больше всего хотят слышать, и никогда не говори им того, чего они слышать не хотят.
ЯНВАРЬ 65 Г. ДО P. X. — КВИНТИЛИЙ (ИЮЛЬ) 63 Г. ДО Р. X
& — Он — новый Гай Марий, — произнес Катон.— Марий? Нет, Катон, нет! Гай Марий знал, что он никогда не станет царем Рима, ведь он был простым землевладельцем из Арпина, как и его сельский родственник Цицерон. Цезарь — не Марий, поверь мне. Цезарь — еще один Сулла. И это хуже, намного хуже.
& — Еще имеется Антоний Гибрид, — напомнил Агенобарб.
Бибул скривил рот.
— Предположим, мы согласимся на Гибрида. Пусть он скверный человек, но так монументально инертен, что никакого вреда Риму принести не сможет. Однако в таком случае нам придется согласиться и на самоуверенного прыща Цицерона.
Наступившее угрюмое молчание нарушил Катул.
— Которая из двух неприятных кандидатур предпочтительнее? — медленно проговорил он. — Хотим ли мы, boni, чтобы нами командовал Катилина с Крассом, победоносно дергающим его за ниточки? Или нам больше по душе низкорожденный хвастун Цицерон?
— Цицерон, — сказал Гортензий.
— Цицерон, — сказал Бибул.
— Цицерон, — сказал Агенобарб.
— Цицерон, — очень неохотно согласился Катон.
— Превосходно, — подытожил Катул. — Пусть будет Цицерон. О боги, мне с моим аппетитом трудно придется в Палате в будущем году! Выскочка — «новый человек» — один из консулов Рима! Фу! Меня заранее тошнит!
& Человеку, не знакомому с обычаями Рима, простительно заблуждаться, считая, что любые меры, изменяющие статус римских вольноотпущенников, в принципе не изменяют ничего. Унизительную бедность римляне определяли так: неспособность иметь хотя бы одного раба. И действительно, мало находилось в Риме таких, у кого не было хотя бы одного раба. На поверхностный взгляд плебисцит по распределению вольноотпущенников по тридцати пяти трибам практически не отражался на верхушке общества. Но проблема заключалась не в этом. Огромное количество рабовладельцев в Риме владело только одним или двумя рабами. Точнее, не рабами, а рабынями. По двум причинам. Во-первых, хозяин мог получать от женщины сексуальное удовольствие, а во-вторых, раб-мужчина представлял искушение для жены хозяина и, следовательно, хозяин мог сомневаться в своем отцовстве. В конце концов, для чего бедному человеку раб-мужчина? Рабские обязанности касались хозяйства: стирка, снабжение водой, приготовление пищи, помощь в воспитании детей, мытье ночных горшков. Мужчины с такой работой справлялись плохо. Неважно, что человек имел несчастье родиться рабом, а не свободным. Склад ума от этого не меняется. Мужчинам нравится выполнять мужскую работу. Они презирают занятия женщин, считая их тяжелыми и нудными.
Теоретически каждому рабу выплачивают peculium и содержат его. Небольшие суммы денег раб постепенно копит, чтобы купить себе свободу. Но на практике свободу мог дать только хозяин. Особенно с тех пор, как при освобождении от рабства приходилось платить пятипроцентный налог. В результате основную массу рабынь в Риме не освобождали до тех пор, пока они приносили пользу (а те, боясь нищеты, умудрялись оставаться полезными даже в старости). Рабы не могли позволить себе вступать в погребальное общество, где уплаченные взносы давало право после смерти на похоронную процессию и пристойное погребение. Их тела бросали в известковые ямы, даже не обозначив место могилы. И никто не помнил о том, что такой-то человек когда-то жил на земле.
Только римляне с относительно высоким доходом и большим количеством домочадцев, которых необходимо обслуживать, имели много рабов. Чем выше социальный и экономический статус римлянина, тем больше у него рабов — и тем вероятнее, что среди этих рабов будут мужчины. В таких-то домах и было принято освобождать рабов. Служба ограничивалась десятью-пятнадцатью годами, после чего он (обычно это был именно он, а не она) становился вольноотпущенником и занимал свое место в клиентуре бывшего хозяина. Вольноотпущенник носил фригийский колпак — шапку свободы — и становился гражданином Рима. Если у него имелись жена и дети, они тоже освобождались.
Однако голосовать вольноотпущенник не мог. И только время от времени случалось так, что у подобного человека набиралось достаточно денег, чтобы купить себе членство в одной из сельских триб. Бывало также, что по экономическим показателям он зачислялся в какой-нибудь класс в центуриях. И тем не менее огромное большинство вольноотпущенников оставалось в городских трибах Субурана и Эсквилина — самых многочисленных трибах в Риме. Их многочисленность роли не играла, поскольку все трибы имели только по одному голосу в Трибутном собрании. Следовательно, голос одного вольноотпущенника не мог влиять на результат голосования всего собрания.
Поэтому предложенный законопроект Гая Манилия имел огромное значение. Если бы вольноотпущенники Рима были распределены по тридцати пяти трибам, они получили бы возможность серьезно влиять на результаты трибутных выборов и законодательство. И это — несмотря на тот факт, что они не составляли большинство граждан Рима. Будущая опасность заключалась в том, что вольноотпущенники жили внутри города. ...
Комментариев нет:
Отправить комментарий