“Жаворонки висели над степью так высоко, что им было видно всю Разгуляевку. ...& «Вот мне бы так, – щурясь от солнца, подумал он. – Когда убьют на войне, стану жаворонком. Обязательно».
& – Кстати, насчет «кантуюсь»... Мне потом в госпитале один политрук сказал, тоже контуженый, что в Кенигсберге немецкий философ похоронен, по фамилии Кант... В честь него, наверное, кант у фуражки называется... Так вот этот самый философ говорил, что счастливым стать очень легко... Надо только хотеть поменьше.
& У него перед глазами, как на картинке, возник старший лейтенант Одинцов, и он методично, словно камнедробильная машина, повторил все те приемы рукопашного боя, которые были показаны ему вчера в лагере.
Вдох, удар, шаг в сторону, выдох. Удар, шаг назад. Еще один вдох. Снова удар, противник падает на колени.
Два раза в голову, и последний – в солнышко. Чтобы наверняка.
& – Траву искар, – нарочито утрируя произношение, сказал Хиротаро и по-детски наивно поднял над головой свою котомку.
Он давно догадался, что русские любят иностранца, только если он простачок, и поэтому старался быть простачком при любой возможности.
– Харосая траву. Рецить буду. Русская, японская – всех рецить буду.
& – Вот так! И заруби себе на носу. Потому что ты моя порода и, следовательно, знать должен, что русского человека так просто голыми руками не возьмешь. Это немца можно, румынца там какого-нибудь, а русский человек – его много. Он ведь почему буйный? Да потому, что он в себя целиком не помещается. Немец – тот не только в себя уместится, там еще человек пять войдет. А русскому в себе тесно, вот и рвется наружу. Сильно много русского человека. Оттого и бушует.
... Вот так все встало на свои места.”
Комментариев нет:
Отправить комментарий