& Бруно набрасывал схему Единого Христианского Календаря, логичного, как циферблат, играючи. Собственно, это и был циферблат – со столетиями вместо часов. Единственное, что изрядно раздражало, так это постоянно поступающие коррективы сверху.
– Надо, чтобы открытие Нового Света католиками произошло точно в 7000-й год от сотворения мира (1492), – зачитывал по бумажке Гаспар. – Это пожелание Совета по делам обеих Индий.
Бруно пожимал плечами: надо – значит, надо. Но уже через пару часов Гаспар снова ... зачитывал новую коррективу.
– Размести на 7000 году еще и очищение христианской Европы от всяких евреев и магометан (1492). Это приказ из канцелярии Папы.
– Ладно... – вздыхал Бруно. – Приказ так приказ.
А еще через час поступало новое требование.
– Сделай так, чтобы по еврейской шкале дата изгнания их из Европы была кратна тринадцати. Этого хочет Святая Инквизиция.
– Уже сделал, – кивал Бруно. – 5252 год (1492) пойдет?
Он давно понял, что цифру 13 надо присваивать всем врагам Церкви. Поэтому и число всех неримских Пап, называемых Антипапами, у него было равно 39, то есть целых три раза по 13.
– Прекрасно... – бормотал Гаспар. – А какую дату ты присвоил Унии Западной и Восточной Церквей?
Бруно перевернул листок. Он знал, как важна дата символического подчинения Востока Западу.
– Самую красивую... 1440 год. Это как раз число минут в полных сутках, и означает оно, что время Восточных Церквей истекло.
Гаспар счастливо потирал руки. Отвечающая этому году еврейская дата – 5200 – прекрасно делилась на 13, давая в остатке ровно 400. А католическая дата Унии – 6948 год от сотворения мира – при делении на 19-летний лунный цикл давала число дней в году.
& – Мы научим вас терпеть любую боль, – заверил настоятель. – Вы познаете, каково это – спокойно наблюдать, как вам отрезают пальцы.
Мы научим вас держать страх в узде, вы и сами уже преодолели половину своих страхов.
Но есть то, чему не научишь. Это можно только пережить. И это – унижение. Теперь вы через это прошли.
& Лишь на втором году обучения им открыли второй уровень правды, а Томазо узнал, сколь внимательно следили за каждым этапом испытания преподаватели. Они отмечали все: кто кидается на помощь, а кто просит ее; кто держит удар, а кто уклоняется; кто способен организовать остальных, а кто сам примыкает к тому, кто сильнее. И все имело значение. Потому что именно так будет поступать этот человек всю его жизнь.
& – Потрясающе...
Он уже видел придуманную Часовщиком ключевую дату будущего календаря – Полдень Христианства – 1728 год. Это число, разделенное на 12 блоков, давало архивный массив в 144 года, и каждый такой час циферблата истории состоял из дюжины дюжин лет.
– Это поймет самый тупой архивариус... – ревниво напомнил о себе Гаспар. – 12 часов по 12 минут 12 секунд...
& Придуманная им дата Полдня Христианства – 1728 год от Рождества Христова – была не только практична, но и удивительно красива. Это число прекрасно делилось на число Иисуса (888) – 24, давая в остатке утроенное число Иисуса – 72. И еще оно трижды делилось на число апостолов – 12!
Единственное, что по-прежнему вызывало споры, так это дата от сотворения мира. Еще в самом начале было решено, что католическая дата должна быть больше еврейской. Просто чтобы евреи знали свое место. И Бруно ее оторвал от еврейской на 1728 лет – как раз на срок от рождения Христова до Полудня католической Церкви.
Но едва теософы принялись увеличивать сроки жизни пророков, дабы дотянуть до указанной даты, как из канцелярии Папы пришли коррективы, – кому-то показалось, что магическое совпадение слишком отдает подлогом. И Бруно увеличил разницу на 20 лет.
Однако эта мелочь никак не влияла на его куранты в целом. Бруно уже видел, что его механизм теперь находится даже не на бумаге, а в головах у людей и работает именно оттуда, изнутри их голов.
& – Бог мой... – прошептал Томазо. – Что они с нами сделали?..
Теперь он видел: каждого из них нагрели до той точки, когда личность плавится и течет, а потом просто подставили форму немыслимой по своей силе братской любви. И расплав души стек и застыл в Ордене навсегда. И был благодарен судьбе за то, что это произошло.
& Бруно улыбался. Он знал, что именно сделал, когда поменял даты и перекроил циферблат истории Церкви. Ибо любой циферблат – вовсе не театр, а полноценный привод, прямо воздействующий на зевак.
Изменив циферблат, он изменил само человеческое представление о мире, то есть те шестерни, что у людей в головах. А значит, звезды уже сдвинулись со своих мест, и люди, сами того не зная, уже заняли свое положение в новых пазах, на деле осуществляя всю задуманную им конструкцию единых для всех народов и племен Вселенских Курантов.
& Бруно рассмеялся. Его сводный брат по Отцу уже не имел власти над этой Вселенной. Ибо 31 декабря 1728 года, ровно в тот миг, когда невидимая стрелка пробежит все 24 сектора христианских суток и упрется острием в небо, эпоха Плотника Иисуса завершится, и начнется эпоха Часовщика Бруно. Именно таков был астрологический смысл превращения Полдня Христианства в его Полночь. {...}
Посиневший, задыхающийся Бруно задергался, потом судорожно вытянулся вдоль столба и вдруг увидел, какой она будет – Новая Эпоха.
Он видел города, не засыпающие ни на миг, и дороги, которым нет конца. Он видел тысячи евреев, пожизненно заключенных в маленькие стеклянные будки, где меняют деньги и дают ссуды. Он видел миллионы морисков, круглые сутки пакующих мороженую парагвайскую баранину. И он видел миллиарды иных еретиков, почти не отходящих от работающих механизмов. И все это для того, чтобы титанические Куранты, которых они даже не видят, продолжали идти к своей неведомой цели.
Бруно знал, что новый мир будет совсем иным. Ибо не станет забот ни о грехе, ни об искуплении, а Новейшим Заветом человеку станет механически точный расчет. И люди наконец-то поймут, что смысл их бытия вовсе не в завещанной Иисусом любви и еще менее – в отвоеванной Адамом и Евой свободе мысли и поступка. Ибо смысл шестеренки может быть лишь в одном – в безостановочном вращении в отведенных ей пазах. Так, как и планировал Господь – до того, как пустил все на самотек.
& По сути, даже Господь в грядущем раю не мог предложить людям ничего, кроме своей над ними абсолютной власти, – вообще ничего! Может, потому, что власть, тем более абсолютная, не нуждается ни в чем, кроме себя самой.
& – Что происходит? – спросил Томазо. – Почему я не с ними?
– Это – четвертый вопрос, Томазо, – рассмеялся дух. – Но я тебе отвечу: ты стал не нужен этой машине. Ты свободен – с той самой секунды, как увидел все как есть.
& Томазо прикрыл глаза. Он уже чувствовал эту свободу – свободу единственной избежавшей общей судьбы, закатившейся под Божью кровать шестеренки.
... И он не знал, как с этой свободой жить.”
Σ Фоменковщина?
Комментариев нет:
Отправить комментарий