& Тридентский собор уже лет тридцать не мог сделать простейшую вещь – ввести единый христианский календарь.
– Святые отцы уже до драки дошли, – пожаловался отец Клод, – а толку – чуть.
Собранные со всей Европы теософы не могли договориться о том, сколько лет от сотворения мира прошло на самом деле. Данные византийского календаря не совпадали с данными Блаженного Августина, и те и другие отличались от данных Иеронима и Феофила. И даже у дотошных евреев различие в датировках доходило до 2112 лет.
– А пока нет единой шкалы, мы не сможем договориться даже о дате рождения Иисуса, – печально признался отец Клод. – А без этого... сам понимаешь...
Гаспар прикусил губу. Шкала событий от сотворения мира была единственной опорой, а при таком разбросе датировок Иисус мог родиться как 500, так 2500 лет назад.
& – А вы не пытались идти к дате рождения Спасителя от дня сегодняшнего? От Папы к Папе... из настоящего – в прошлое.
Отец Клод язвительно улыбнулся, подошел к ближайшему стеллажу и вытащил две подшивки желтых от времени документов.
– Вот булла Бенедикта V, а здесь – булла Бенедикта VI. Ты их отличишь?
Гаспар и сам уже понял, что сказал глупость. Пап никто никогда не нумеровал, а дата на буллах была одна – день месяца и число лет, прошедших от избрания Папы. Безо всякой привязки к противоречивым шкалам «от сотворения мира». Даже лучшему теософу этот гордиев узел священного беспорядка было не разрубить. Здесь и впрямь нужен был практик.
& Поначалу Гаспар думал опереться на родословия королей, однако быстро убедился, что и это нереально. Во-первых, каждый пришедший к власти правитель первым делом фабриковал себе достойное генеалогическое древо – лет на триста назад, а во-вторых, у каждого из них было до десятка имен, и в Неаполе он мог короноваться Фердинандом, в Кастилии – Филиппом, в Наварре – Генрихом, а в Арагоне – Карлом.
– Здесь нужен Александр Македонский, – сокрушенно признал Гаспар при очередной встрече с отцом Клодом. – Руками не распутаешь, надо рубить.
– Для этого я тебя и пригласил, – отрезал ведущий историк Церкви. – И очень надеюсь, что не ошибся.
& – Их можно разбросать в любом порядке, – прямо сказал он отцу Клоду. – Сделайте столько Пап и королей, сколько вам нужно. Вы же сами сказали, что никто Бенедикта V от Бенедикта VI не отличит.
Отец Клод поморщился, как от хины.
– Я думал, ты умнее, – покачал он головой. – А ты забыл о самой важной детали.
– О какой детали?
– Простота. Тысячи провинциальных архивариусов будут менять документы местами по нашей схеме. Это самые обычные люди, а потому схема развития христианства нужна простая и понятная. Как «Отче наш»...
Гаспар опустил взгляд. Отец Клод был прав. Объяснить каждому захолустному архивариусу, какого Карла или Фердинанда на какую полку поставить, было нереально.
& – Смотри, – бросил он на засаленный стол мутный полупрозрачный камешек.
– Алмаз?
– И я знаю, где таких много.
– И чего ты от меня хочешь? – заинтересовался еврей.
– Отвези в Амстердам. Покажи понимающим людям.
Еврей задумался.
– А почему не в Италию? Насколько я знаю, лучшие ювелиры там. А в Амстердаме этого ремесла почти никто не знает.
– Не хочу в Италию, – мотнул головой Иосиф. – Что к Папе в карман упало, то пропало. Лучше на новом месте с нуля начать, чем еще раз на те же грабли наступить.
& – Если мы не создадим свою версию календаря, ее создадут англичане, – прямо сказал отец Клод. – Или голландцы... или еще кто.
– Я понимаю, – угрюмо кивнул Гаспар.
– Нет, ты не понимаешь, – сварливо возразил отец Клод. – Если единый христианский календарь первыми сделают они, Риму в истории Церкви выделят место на задворках – там же, где сейчас торчат Александрия и Византия.
& Бруно уже ничего не слышал. Потому что прямо сейчас он осознал главное: почему он, почти уничтоживший этих заполнивших камеру людей, сам оказался на одном уровне вместе с ними.
– Меня использовали, – убито пробормотал он в пустоту. – Как шестеренку.
& – А ты знаешь, что Колумб – сефард из селения Куба, что в Антьехо?
– Ну и что? – не понял, к чему вопрос, Томазо.
О Колумбе он знал только одно: неглупый капитан вовремя крестился, а то так и сидел бы в тюрьме.
– Вот здесь... – Гаспар бережно накрыл широкой ладонью тоненькую стопку желтых от времени документов, – все, что мне удалось спасти из бумаг по нашим капитанам-инородцам.
– А где остальное? – изумился Томазо.
– Главный инквизитор велел сжечь. Ох, аукнется нам это!
Если честно, тогда Томазо не вполне осознавал, чем это может аукнуться через несколько лет. А вот голландцы все прекрасно поняли и теперь с бумагами на руках доказывали, что плавали в Парагвай и Бразилию задолго до появления здесь первых португальцев, кастильцев и арагонцев.
& Святые отцы, как никто другой, понимали, какое огромное дело провернул Томазо Хирон. Никакой иной юридической защиты от голландцев, кроме только что созданной Хироном удвоенной истории освоения края, у них не было. Теперь им предстояло выполнить две задачи. Первым делом следовало выстроить по этому образцу и все остальные архивы на материке – труд воистину титанический. Но главное, надо было убедить общественность, что внезапно возрожденный кусок истории освоения этого края действительно существовал и был просто забыт.
& А потом к Томазо пришел ревизор Ватикана.
– Я обнаружил некоторый недочет в вашей работе, сеньор Хирон, – тихо произнес он.
– У меня много недочетов. Просто потому, что я работаю.
& Европа, похоже, изрядно изменилась.
Пока Томазо был в Новом Свете, Амстердам вдруг начал славиться своими бриллиантами, а Швейцария – часами, Голландия и Англия стали задавать тон в корабельном деле, и даже в захолустной Германии как по волшебству начало подниматься оружейное ремесло. На фоне нищего Арагона и обезлюдевшей Гранады, где, как говорили, половина селений так пустыми и стоит, контраст с евангелистами был изрядный.
– Не надо было евреев гнать, – считали одни. – Что толку, что мы у них деньги отняли? Их сила не в деньгах, а в уме.
– Да не в евреях беда, – возражали другие. – Мы же вслед за евреями и своих начали давить, а это – последнее дело. {...}
«А может, все дело в люфте? – мучительно вспоминал, что там говорил об этом Бруно. – Может, мы слишком зажали конструкцию? Так сказать, перетянули...»
– Все это чушь, братья, – подвел наконец итог самый уважаемый арестантами монах. – Беда в том, что мы обслуживали животное, которое только жрет и ср... Понятно, что, когда оно сожрало все, что было, – от евреев до морисков, – оно принялось за нас.
& – Возьмите за единый образец обычный циферблат, разбитый на 12 часов. На каждый час положите свой кусок архива...
Монах оторопело вытаращил глаза. Ничего логичнее, чем выстроить архивы по часам циферблата, нельзя было и придумать.
& – Двенадцать мало, – сразу отрезал отец Клод, – у нас должна быть долгая история...
Но его глаза уже светились мечтой.
– Но в каждом часе есть минуты! – рассмеялся Гаспар. – Можно разложить историю Церкви по минутам!
Отец Клод ушел в себя, а потом тряхнул головой и вытер брызнувшие слезой глаза.
– Боже, как красиво...
Сравнить историю Церкви с ходом Божественных часов, где полночь означает рождение Иисуса, а полдень – расцвет христианства, это было действительно красивое решение. Но главное, эту схему понял бы любой, даже самый тупой архивариус.
Комментариев нет:
Отправить комментарий