Дина Рубина — Альт перелетный

Альт перелетный

  “Однажды мы разбогатели по-настоящему...

&  Любая трость, занесенная над чем бы то ни было, всегда становится палкой надсмотрщика…

&  Моя милосердная память, которая всегда в тяжелые минуты закрывает мне глаза теплой ладонью, во время всей таможенной процедуры в «Шереметьево» приоткрыла щелку лишь на те несколько минут, когда таможенники в лупу дотошно осматривали альт и фотографии с него. Когда же они приступили к личному досмотру нашего тринадцатилетнего сына и он, беспомощно и испуганно глядя на меня, вдруг поднял вверх худые длинные руки, моя жалостливая память снова плотно закрыла мне глаза обеими ладонями...
    Впрочем, это уже другая тема.

  ... Или только перезимовать в теплых краях?”

---

Джаз-банд на Карловом мосту

  “Прага одухотворена более, чем любая другая столица Европы, возможно, потому, что населена не только людьми. ...

^ На заходе солнца черепичная короста пражских крыш становится пурпурной. Змеиная чешуя Влтавы медленно вползает под каменные аркады мостов, на Староместской площади расцветают гроздья круглых фонарей, оживают большеголовые, как оловянные солдатики в кокардах, фонари на Карловом мосту, и навесные, тяжелые – в улочках и переулках – затепливаются топленым восковым светом...
    В этот час надо оказаться в Йозефове – старом еврейском гетто, где-нибудь в районе Майзелевой улицы, пойти по направлению к Староновой синагоге. И дождаться, когда поток туристов иссякнет. Лучше бы пошел дождь, загоняя их в бары и отели...

&  В те времена длинной выдержки фотоаппарата человек успевал подготовиться к вечности и встретить славу во всеоружии.

&  Именно здесь, на бывшем немецком курорте, в центре Европы, так близко от Праги, от Берлина, от Варшавы; именно здесь, где все исхожено великими – Гете, Шиллером, Бетховеном, Паганини, Мицкевичем... и несть им числа; именно здесь невозможно постичь: что же все-таки это было – в центре благословенной культурнейшей Европы, в середине просвещенного века, в эпоху расцвета техники, кино, промышленности, – этот могучий всплеск демонизма, когда (не в джунглях Гвинеи!) одни люди из других людей варили мыло и мастерили абажуры и кошельки – в том числе и из немецкоязычных интеллектуалов...

&  «Книга должна быть топором для замерзшего в нас моря», – писал он однокурснику, Оскару Поллаку, в 1904 году.

&  «Когда Клопшток отошел от кровати, чтобы вытереть шприц, Франц произнес: „Не уходите“. Друг возразил: „Я не ухожу“. Франц глухим голосом ответил ему на это: „Но я ухожу“».

  ... «Наконец с совсем потемневшего неба пошел дождь...»
(Из книги И. Урцидила «Вот идет Кафка»)"”