Р. Скотт Бэккер — Нейропат (3/6)

Ранее

*  Привлекательным в профессии когнитивного психолога было то, что вы наизусть знали и могли безболезненно обойти вопросы, которые люди обычно задают в трудных ситуациях, – особенно все разновидности вопроса: «Как я мог так сглупить?» Томас точно знал «как»: он был человеком, а люди просто ужасны, когда дело доходит до самооценки и способности самообольщаться. Склонность верить льстивым утверждениям – что ты страшно много знаешь про все, что нужно знать им, что ты гораздо умнее, нравственнее, искуснее прочих – присуща всем и каждому.

*  В людях была заложена схема, не только заставлявшая их действовать под чужим влиянием и мыслить узко, но и считать себя самыми свободомыслящими и неподвластными влиянию извне. Род человеческий был в буквальном смысле предназначен для легкого и бесповоротного программирования. Даже знание этого практически ничего не меняло. Можно было до бесконечности показывать им результаты различных исследований, они все равно продолжали винить другого, чужое мнение, иную книгу с регулярностью, какую можно было бы ожидать от механизма.

---

*  – Но что я могу сделать? – нахмурился Томас.
    Лицо Сэм моментально стало безучастным. Томас знал, что ФБР активно готовит своих специалистов на случай тактических переговоров – в СМИ они называли это «словесным дзюдо». При этом обычно употреблялись такие слова, как «обработка» и «переориентация», но в конечном счете все сводилось к манипулированию. Как выяснилось, налет безликого профессионализма, как правило, оказывался лучшим способом для слуг закона добиться нужного, будь то обычные граждане или подозреваемые. Выяснилось, что лучший способ одержать верх в грязной игре – это до поры до времени приберегать свои козыри.

*  – Ну, к примеру, скажите, каково поле вашего цветного видения?
    Сэм нахмурилась и пожала плечами.
    – Все цветное... А что? {...}
    – На самом деле мы живем в первичном черно белом мире, цветовой контур нашего зрения узок и направлен непосредственно перед нами. Остальное – догадки нашего мозга. И это только верхушка айсберга. Невнимательная слепота, переменная, маскирующая перцептуальная асинхронность и так далее и тому подобное. Вы могли бы сделать карьеру, всего-навсего перечисляя виды зашоренности или прямой иллюзорности нашего сознания. Зазор между информацией, которая, как нам кажется, поступает извне, и той, к которой мы действительно имеем доступ, крайне расплывчат. Поэтому большинство исследователей, занимающихся проблемами когнитивной психологии, определяют ваши переживания на данный момент – ваш «сенсориум», как они любят это называть, – как некую «великую иллюзию».
    – А мы просто называем их «свидетелями», – съязвила Сэм.
    – Затем мы имеем дело с запаздыванием в обработке данных, фактом, что все окружающее, уже произошло, прежде чем мы успели это пережить. Если бы вы вывернули наперерез встречному потоку транспорта, мы не погибли бы мгновенно, мы погибли бы на несколько миллисекунд раньше. {...}
    – Если все так плохо, – спросила явно рассерженная Сэм, – то почему нам так не кажется?
    – А как по-другому? Это наша единственная система координат.

*  – Сознание – это конечный пользователь, и в качестве такового не преуспело. От всего объема получаемой информации наш мозг отщипывает каждую секунду, крошит ее, и лишь крохотным, обрывочным частицам суждено стать сознательным переживанием. По оценкам некоторых – одной миллионной.
    – Но... чувствуешь это совсем по-другому. {...}
    – В действительности нигде в мозге нет такого места, где могло бы концентрироваться сознание, но в том, что касается доступной ему информации, оно строго локализовано. Нам, североамериканцам, воспитанным на доктрине ложной вседоступности, особенно тяжело проглотить такое, но если вы повнимательнее присмотритесь к решениям, которые принимаете, даже таким нехитрым, как оторвать задницу от дивана, то ясно увидите, насколько сознательное переживание посещает нас постфактум. Вам хочется встать с дивана – и вот вы уже стоите и доверяете себе только после свершившегося факта. Очень многое из того, что мы делаем – фактически, – просто принимает личину сознательного переживания, которому мы верим.
    – И все-таки все это не может быть так ужасно, – сказала Сэм. – Просто не может. Я мыслю, стало быть, я существую. Я чувствую, как глупо это звучит, но ведь это правда, разве нет?
    – Допускаю, что это тот самый случай. Но одно дело философское утверждение и совсем другое – противоречащие ему результаты научных исследований. Пожалуй, было бы несколько точнее выразиться так: «Оно мыслит, следовательно, я существовал».

*  – Подумайте об этом серьезно .Вся ваша жизнь, все, что вы видите, осязаете, слышите и пробуете на вкус, все, что вы думаете, управляется этим комочком слизи, вклинившимся в ваш мозг, так называемой таламокортикальной системой. Для вас дорога широка настолько, насколько вообще может быть широкой такая дорога, небосвод высок настолько, насколько это возможно. Но, по сути, ваша визуальная связь с этими вещами меньше ногтя на вашем мизинце. Когда я хватаю вашу руку, вы переживаете это на полсекунды позже свершившегося факта. И вся обработка, которую производит нервная система, обработка, делающая это переживание возможным, – мы говорим о наисложнейшем механизме во всей изученной Вселенной, – абсолютно незрима. Все мы – звенья Великой Цепи, сковывающей нас: мы десинхронизированы, обмануты, так же непрочны, как паутина, загнаны и запрограммированы – бессильны. Ваше экспансивное, далеко идущее переживание не более чем пылинка, тусклое необъяснимое свечение, пробивающееся сквозь невозможную тьму. Вы прокладываете себе путь сквозь мечты, Сэм, сквозь дым и...

*  – Выходит, все это – и шоссе, и деревья, и сердце, которое так колотится в груди... все это существует только у меня в голове?
    – Боюсь, что так.
    – Но... Но разве это не значит, что моя голова тоже существует только у меня в мыслях?
    – Да.
    – Все это бессмыслица какая-то.
    – Почему вы так решили? Почему мы переживаем переживание как таковое? Учитывая его сложность и эволюционную молодость сознания, мы были бы вправе ожидать обратного. Как я уже говорил, мы были бы вправе ожидать, что переживание по сути своей обманчиво. Покуда речь идет о природе, сгодится всякий старый хлам, до тех пор, пока срабатывают поведенческие результирующие.
    – Значит, под «хламом» вы подразумеваете такие вещи, как смысл, цель, нравственность... Знаете, профессор, хлам и есть хлам.

Продолжение