20 мая 2010 г.

Джеймс Клавелл — Гайдзин (3/3)



&  Когда мандарин в ярости на тебя, какова бы ни была причина, не мешкая согласись конфиденциально, что он прав, ты всегда можешь подослать к нему убийц позже, когда он будет спать.

&  Легко удовлетворить тело мужчины – этот восторг столь мимолетен, – но трудно доставлять ему удовольствие бесконечно долгое время, интриговать его и сохранять его расположение. Это должно исходить из чувств разума.

&  Безопаснее говорить правду, где это возможно, тогда меньше лжи приходится запоминать.

&  Это Мир Слез, и ты скоро сама узнаешь это. Подумай о чем-то дурном, и в мгновение ока ты рухнешь в бездонную пропасть отчаяния. Думай всегда о хорошем...

&  Принимай свой йосс. Будь китайцем. Выкладывайся до конца, и пусть дьявол заберет того, кто окажется позади всех!»

&  Не так-то легко принять себя таким, какой ты есть, это самое трудное – и самое опасное – задание, какое под силу человеку, стремящемуся обрести душевный покой.

&  Они продолжают совершать единственный грех, которому нет прощения: терпят поражение.

&  Выбирая время своей собственной смерти, человек уподобляется богам: из ничего в ничто.

&  Гайдзины понимают время не так, как мы, они рассматривают время и думают о нем иначе. Они считают, что время может иссякнуть. Мы так не считаем.

&  Боги есть боги, они говорят только друг с другом...

&  Последнее желание, государь: горячая баня и чистые одежды. Пожалуйста?


&  – Если говорить конфиденциально, вы совершенно правы, адмирал, – произнес Малкольм с напускным жаром и почтительностью, следуя совету дяди Чена: «Когда мандарин в ярости на тебя, какова бы ни была причина, не мешкая согласись конфиденциально, что он прав, ты всегда можешь подослать к нему убийц позже, когда он будет спать».

&  – Я слышал, вы не играете в азартные игры, мистер Горнт.
    – В карты на деньги, нет, сэр, никогда – я понял бесполезность этого, глядя на своего отчима. С жизнью? По самым большим, предельным ставкам.

&  – А яйца его вас не устроят? – спросил Ёси и выложил план, который оттачивал в течение месяцев.

&  – Пожалуйста, извините меня, но я никогда не знала, что дамы... Плывущего Мира такие... конечно, я предполагала, что они прекрасны, но никогда никогда не думала, что они могут быть так прекрасны, как вы, и никогда даже не представляла себе, что они могут быть так хорошо образованы и совершенны во всем. – За те несколько дней, что она провела здесь, Сумомо слышала, как Койко поет и играет на сямисэне, и её вдохновили несравненное исполнение и репертуар – она сама играла на сямисэне, совсем немного, и знала, как это трудно. Она слышала, как Койко учила Тёко искусству хокку и других видов поэзии, учила обыгрывать фразу, рассказывала о шелках, о том, как их изготовляют, об основе и утке и других тайнах ремесла, о начале истории и прочих столь же чудесных вещах – широта её знаний была огромна. Сумомо почтительно поклонилась. – Вы поражаете меня, госпожа Койко. Койко тихо рассмеялась.
    – Учение – самая важная часть нашей работы. Легко удовлетворить тело мужчины – этот восторг столь мимолетен, – но трудно доставлять ему удовольствие бесконечно долгое время, интриговать его и сохранять его расположение. Это должно исходить из чувств разума. Чтобы достичь этого, необходимо заниматься крайне тщательно.

&  Кацумата сказал ей, что безопаснее говорить правду, где это возможно, тогда меньше лжи приходится запоминать.

&  Ошибается тот, кто уверен, что сможет разгадать все женские уловки – это верный путь к гибели.

&  – Прекрати, – пробормотала она, следуя детской привычке, воспитанной в ней матерью и её постоянными увещеваниями: «Думай только о хорошем, маленькая, ибо это Мир Слез, и ты скоро сама узнаешь это. Подумай о чем-то дурном, и в мгновение ока ты рухнешь в бездонную пропасть отчаяния. Думай всегда о хорошем...»

&  «Обезьяна быстро скачет с ветки на ветку, но подбираться к ней нужно медленно-медленно» – так говорят китайцы. Так следует поступать и нам.

&  – ...И вы оба будете держать рот на запоре туже, чем мушиный зад, или я попрошу Чена «Благородного Дома» вычеркнуть ваши имена из семейной книги. – Он увидел, как лицо Чена посерело. Раньше он никогда не прибегал к этой угрозе. Семейная книга была для каждого китайского мужчины его связью с бессмертием, с предками из мистического прошлого и с далекими потомками, когда он сам будет считаться древним предком, и ещё дальше. Где бы ни родился китаец, его имя заносили в родословные списки его деревни. Без этого он не существовал.

&  Прими это. Помни, что мать и отец твердили тебе с самого детства. «Принимай свой йосс – так всегда говорил Дирк. Дирку отстрелили половину стопы, но это не остановило его, на его теле можно было насчитать дюжину ножевых и огнестрельных ран, он едва не погиб при Трафальгаре, где был „пороховой мартышкой", полдюжины раз его едва ни уничтожил Тайлер Брок. – Принимай свой йосс. Будь китайцем, – всегда советовал Дирк. – Выкладывайся до конца, и пусть дьявол заберет того, кто окажется позади всех!»

&  Слишком много истин открылось ему тогда. Не так-то легко принять себя таким, какой ты есть, это самое трудное – и самое опасное – задание, какое под силу человеку, стремящемуся обрести душевный покой.

&  – Какие сведения?
    – Я не знаю, прошу прощения, – ответил он с притворной печалью. Завтра все уже может быть по-другому, сегодня же он ещё должен притворяться, сохраняя им лицо, что бы ни думал при этом о их глупости. Глупо соединять бунтовщичество с пенисом, особенно когда обладающих последним сиси так мало, большая их часть рассеяна или убита, и они продолжают совершать единственный грех, которому нет прощения: терпят поражение.

&  «Когда рискуешь, выбор момента и выполнение должны быть безукоризненны, – без конца, как молитву, твердил ему его отчим, обучая искусству карточной игры. – Иногда человеку выпадает шанс, юный Эдди, подарок судьбы. Она дарит тебе нечто особенное, ты берешь это и кончаешь со всем одним ударом. Ты срываешь банк. Проиграть невозможно, если этот шанс тебе действительно подарен, время она выбирает безошибочно. Только смотри не дай дьяволу обмануть себя – он прикрутит тебя к кресту намертво, карты он сдает те же, но они другие, ты почувствуешь разницу, когда они попадут к тебе в руки...»

&  Весь обратный путь до Эдо на галере Ёси размышлял об этих людях. Большей частью он испытывал брезгливое отвращение – гайдзины были как чудовища в человеческом облике, которые спустились сюда со звезд, их мысли и представления лежали по ложную сторону инь и ян.
    И все же, чтобы мы смогли выжить как страна, Ниппон обязательно должен иметь более крупные корабли, пушки и быть более могущественным, только так можно защититься от этого чужеродного зла. И на это время, подумал он, чувствуя прилив дурноты, сёгунат должен договориться с ними.

&  Много раз на протяжении своего пути сюда из Киото он задумывался о чистом клинке, чистоте и покое смерти, минута, час и день, выбранные с богоподобным могуществом – ибо, выбирая время своей собственной смерти, человек уподобляется богам: из ничего в ничто. Конец скорби, которая, как острая шинковка, перетирает тебя в лепестки боли.
    Так легко.

&  Ненавидя эту действительность, но принимая её , он осознал: для того чтобы защитить себя, Страна богов должна стать современной. Чтобы добиться этого, он должен был иметь дело с гайдзинами. Он всем сердцем ненавидел, презирал и не доверял им, но они располагали средствами уничтожить Ниппон, по самой меньшей мере отбросить страну назад, воскресив период бесконечных братоубийственных войн, который длился много веков, пока сёгун Торанага не обуздал бусидо, воинственный дух самураев.

&  Мне не нужно делиться бессмертной истиной, которую я открыл про гайдзинов – ни с Огамой, ни с Андзё, ни с кем-то ещё: гайдзины понимают время не так, как мы, они рассматривают время и думают о нем иначе. Они считают, что время может иссякнуть. Мы так не считаем. Они тревожатся о времени: минутах, часах, днях – месяцы важны для них, соблюдение точного времени встречи священно. Не для нас. Их представление о времени управляет их действиями. Это дает нам в руки дубину, которой мы всегда можем воспользоваться, чтобы побить их.
    Он улыбнулся про себя – ему всегда нравились секреты, – размышляя о тысячах способов, как использовать время гайдзинов против настоящего времени, чтобы подчинить их себе, а через них – все будущее. Терпение, терпение, терпение.

&  – Вне всякого сомнения, они передали вам директивы. Депеша однозначно делает нападение обязательным, хотя я считаю, что это большая глупость, и отношусь к нему с большим неодобрением.
    – Потому что вы врач?
    – Да.
    – Если вам когда-либо придется занять мое место, Джордж, я надеюсь, вы забудете об этом.
    – Этого можно было бы и не говорить, Уильям. Я знаю, с какой стороны на мое масло положен кусок хлеба. Тем временем «не доверяйте государям, чиновникам и генералам, они сошлются на государственную необходимость, проливая вашу кровь с безопасного расстояния». – Он поднял свой бокал. – За Лондон. Чёрт, я устал.
    – Тем временем не забывайте, что Макиавелли также говорил: «Безопасность государства является первейшим долгом правителя».

&  Всему хорошему в жизни обязательно сопутствует зло, со злом можно справиться, хорошим – насладиться.

&  – Ваше здоровье!
    Они чокнулись. Сератар мысленно обкатывал предложение англичанина со всех сторон, отыскивая скрытые ловушки, любые места, где его противник мог заложить мины для подрыва французских интересов. Он не нашел ни одного. Напротив, это способствовало его долгосрочному плану заслужить через благодарность доверие Ёси, открывая ему глаза на то, что это британцы, а не французы были варварами и что Франция, которую он отождествлял со своей особой, заслуживает доверия и готова проявить большее терпение и дальновидность.

&  – Дзами не понравится, что ты так её называешь!
    – По счастью, он не говорит на этом диалекте, он не говорит даже на кантонском, да я и не стал бы называть её шлюхой, разговаривая с ним или с любым другим чужеземным дьяволом, хотя, как тебе известно, именно так мы и называем всех их женщин, не стал бы я пользоваться таким грубым словом и в их присутствии. Я бы сказал «Утренний Цветок» или выбрал любое другое из тысячи подобных имен, оно, как мы оба знаем, означают «шлюха», но чужеземные дьяволы думают, что оно означает «Утренний Цветок».

&  – Жаль, что Номер Один Сын Малкольм умер так, как умер.
    – Боги находились в отлучке в тот день, – с мудрым видом заметил Чен. – Слушай, ты поклоняешься богу чужеземных дьяволов, он не говорил тебе, почему боги проводят больше времени в отлучке, чем присматривая за нашими делами?
    – Боги есть боги, они говорят только друг с другом...

&  – Мне не к лицу покидать этот мир оскверненной, когда мои руки и одежда запачканы нечистой кровью. Я бы хотела уйти чистой. Я бы хотела вернуться в свой дом. Последнее желание, государь: горячая баня и чистые одежды. Пожалуйста?


  ... – В этой жизни, – произнес он со смешком в вечерний воздух, – в этом Мире Слез человеку нужно чувство юмора, neh?


Король Крыс (Азиатская сага-4 (будет (בהנ"ו)))

Комментариев нет:

Отправить комментарий