* Просто устроенная машина способна производить бесконечно сложный результат.* Когда-то Рэнди балдел от программ, теперь нет. Людей интересных найти трудно.
* Стоишь тут, на хер, как в лотке пинболла.
* Самое трудное, как всегда, понять, на кой ляд это все нужно.
* Лоуренс Притчард Уотерхауз не может иначе. Это императив, его, как приказы, не обсуждают.
* Давайте отложим вопрос о существовании Бога до следующей книги и просто примем, что каким-то образом на этой планете возникли самовоспроизводящиеся организмы и тут же начали изничтожать друг друга, либо до отказа заполняя жизненное пространство своими грубыми копиями, либо более прямыми методами, о которых нет надобности распространяться. Большей части это не удалось, их генетическое наследие кануло в никуда; однако некоторые выжили и размножились. Примерно через три миллиарда лет этой местами занятной, местами нудной фуги жора и соития в Мердо, штат Дакота, ... родился сын Годфри Уотерхауз IV. Подобно всем живым существам на земле, Годфри был по рождению отъявленной сволочью, ибо в некоем узкотехническом смысле происходил посредством череды менее эволюционно продвинутых особей от той первой самовоспроизводящейся хреновины, которая, учитывая число и разнообразие ее потомков, может по праву считаться самой отъявленной сволочью с начала времен. Всё и вся, кто не был отъявленной сволочью, сгинули.
* Механически все это осуществлялось предельно просто, ясно и логично. Раньше Лоуренс думал, что машина по меньшей мере так же сложна, как самая сложная исполняемая на ней фуга. Теперь он понял, что просто устроенная машина способна производить бесконечно сложный результат.
* Лоуренс вылетел из колледжа в гостеприимные объятия ВМФ.
Ему дали тест на проверку умственных способностей. Первая задача по математике была такой: порт Смит на 100 миль выше по течению, чем порт Джонс. Скорость течения – 5 миль в час. Скорость лодки – 10 миль в час. За какое время лодка доберется из порта Смита в порт Джонс? За какое время она проделает обратный путь?
Лоуренс тут же понял, что задачка с подвохом. Нужно быть полным идиотом, чтобы предположить, будто течение увеличивает и уменьшает скорость лодки на 5 миль в час. Ясно, что 5 миль в час – всего лишь средняя скорость. Течение быстрее в середине реки, медленнее – у берегов; более сложные вариации следует ожидать на излучинах реки. По сути это вопрос гидродинамики, который решается с помощью хорошо известных дифференциальных уравнений. Лоуренс нырнул в задачку и быстро (или так ему казалось) исписал вычислениями десять листов. По ходу он осознал, что одна его посылка вместе с упрощенным уравнением Навье Стокса приводит к очень занятной семейке частных дифференциальных уравнений. Он не успел очухаться, как доказал теорему. Если это не подтверждает его умственный уровень, то что тогда подтверждает?
* «Как долго ты хочешь хранить наши сообщения в тайне? – спросил Рэнди в последнем письме. – Пять лет? Десять лет? Двадцать пять лет?»
Добравшись сегодня до гостиницы, он расшифровал и прочел ответ Ави. {...} «Я хочу, чтобы они оставались в тайне, пока люди способны творить зло.»
* Примерно в это время Уотерхауз делает открытие относительно себя: ему лучше всего работается, когда не отвлекают посторонние мысли, то есть примерно день после семяизвержения.
* Рэнди {...} стал аспирантом, аспиранты же существуют не для того, чтобы учиться. Они нужны, чтобы избавить профессуру от утомительных повинностей, вроде того, чтобы учить студентов и заниматься наукой.
Через месяц Рэнди помог другому аспиранту справиться с простенькой компьютерной проблемой. Еще через месяц его остановил декан астрономического факультета и сказал: «А вы, оказывается, у нас компьютерный гений». В ту пору Рэнди был глуп и наивен. Он клюнул на лесть, хотя должен был похолодеть от ужаса.
* Рэнди всю жизнь без всякой злобы говорил людям, что они несут бред. В программировании без этого далеко не уедешь. Никто не обижался.
Приятели Чарлин точно обижались. И не на слова Рэнди, что они не правы, – нет, на само допущение, будто кто-то может быть прав или не прав. {...} Останься он в науке, эти люди с их разговорами казались бы ему значительными, однако там, откуда он пришел, никто давно не принимал их всерьез.
– Сколько бедных лачуг мы снесем, чтобы проложить Информационную Супермагистраль? – вопросил Кивистик [пятидесятилетний профессор Йельского университета]. Эта мудрая мысль была встречена задумчивыми кивками. {...}
Слова вырвались у Рэнди раньше, чем он успел усилием воли заткнуть себе рот.
– Информационная Супермагистраль – просто метафора! Может, хватит? – сказал он.
– Это мало что говорит, – ответил Кивистик. – Все – метафора. Слово «вилка» – метафора для этого предмета. – Он поднял вилку. – Весь дискурс состоит из метафор.
– Это не повод использовать плохие метафоры, – сказал Рэнди.
– Плохие? Плохие? Кто решает, что плохо? – спросил Кивистик, убийственно изобразив ошалелого первокурсника.
Рэнди видел, что происходит. Кивистик выложил козырной туз: все относительно, есть просто различные точки зрения. Народ уже возобновил свои разговоры, считая, что конфликт исчерпан. И тут Рэнди заставил всех вздрогнуть.
– Кто решает, что плохо? – сказал он. – Я.
Даже доктор Г. Е. Б. Кивистик опешил. Он не понимал, шутит Рэнди или всерьез.
– Простите?
Рэнди не торопился отвечать. Он откинулся на стуле, потянулся, отхлебнул вина. Ему было хорошо.
– Все просто. Я прочел вашу книгу. Видел вас по телевизору. Я собственноручно отпечатал ваш послужной список, когда готовил материалы для конференции. Соответственно, я знаю, что вы не вправе высказываться по вопросам техники.
– А, – произнес Кивистик в притворном смущении. – Не знал, что это позволено лишь избранным.
– По моему, ясно, – сказал Рэнди. – Если вы некомпетентны в определенном вопросе, то вашему мнению – грош цена. Когда я болею, я не прошу совета у слесаря, я иду к врачу. Если у меня вопросы про Интернет, я обращаюсь к специалистам. {...}
* Пироги крошатся, если резать их слишком тонко.
* Вот почему Рэнди не любит бизнес. Он хотел бы говорить всем все. Ему хочется дружбы.
* – Ваше дело – программы?
– Да, – отвечает Рэнди, словно оправдываясь, – но программы во всем проекте – единственно интересное. Остальное – клепать номерные знаки.
– Клепать номерные знаки?
– Наше с партнером выражение, – говорит Рэнди. – В любой работе есть творческая часть – разрабатывать новую технологию или что-нибудь в этом роде. Все остальное – девяносто девять процентов – заключение сделок, поиск инвестиций, деловые встречи, маркетинг и продажи. Мы называем это клепать номерные знаки.
* Вообще в Англии шик во всем. Ничто не делается наполовину. Надо пройти милю, чтобы отыскать телефонную кабинку, зато уж выстроена она так, будто в недавнем прошлом немотивированный подрыв телефонных кабинок динамитом представлял собой реальную проблему для общества. А британский почтовый ящик, по всему, остановит немецкий танк. Ни у кого нет автомобиля, но уж если есть, так трехтонная махина ручной сборки. Идея, что можно штамповать машины на потоке, совершенно чужда здешнему сознанию: есть некий заведенный порядок, мистер Форд, которому надо следовать: ручная пайка радиаторов, выстругивание покрышек из цельного куска каучука и все прочее.
* – Если ты настолько одержим властью, в какие сексуальные предпочтения это должно вылиться?
– Надеюсь никогда не узнать. Наверное, я хотел бы подавлять женщину.
– А вот и нет! Секс гораздо сложнее, Рэнди. Секс – это то, где вылезают наружу подавленные желания. Люди сильнее всего заводятся, когда обнажаются их самые глубинные тайны...
– Черт! Кеплер – мазохист? {...}
* – Моя дочь полагает, что вы и наш хозяин намерены в будущем проложить еще несколько кабелей.
– В бизнесе редко что-то делают один раз. Это затрудняет бухгалтерию.
* Что Уотерхаузу нравится в британцах: когда они ни черта не понимают в твоих словах, то хотя бы допускают, что дело в них самих.
* – Вы забыли вторую часть моего приказа, сэр!
– Сэр! Так точно, сэр. – Без толку отпираться. На самом деле офицеры даже любят, когда ты забываешь приказ: они чувствуют, что много умнее и толковее тебя. Ощущают свою нужность.
* – Мы так привыкли работать с чистыми абстракциями, что нам странно выйти в реальный мир и что-то сделать на самом деле.
* {...} Следующий раз Уотерхауз возвращается к действительности уже у герцога в кабинете. Видимо, по дороге происходит рутинный обмен любезностями, но такие вещи не обязательно пропускать через мозг.
* Оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом нет текущих бочек с авиационным топливом, он закуривает. Война – это ад, сигареты чуть скрашивают существование.
* – У вас сейчас другое время? – бодро спрашивает Гото, следуя (как предполагает Рэнди) тексту английского учебника. {...}
– Нет, – говорит Рэнди. Как всякий программист, он отвечает на такие вопросы неудачно – коротко и правдиво. Разумеется, Гото на самом деле безразлично, какое у него время. Ави, будь он здесь, использовал бы вопрос по назначению – как начало ни к чему не обязывающей болтовни. До тридцати Рэнди страдал из-за своей неловкости, теперь ему плевать. Очень может быть, скоро он станет ею гордиться.
* Сегментация, при всех своих неудобствах, хороша с точки зрения секретности.
* Спорить с анонимным незнакомцем в Сети – гиблое дело; обычно рано или поздно выясняется, что это школьник, располагающий неограниченным свободным временем.
* – Сержант Шафто? У вас есть свое мнение?
– В этих делах с шифрами хрен разберешься.
* Рэнди выглядит положительным и собранным: что значит костюм!
Всем уши прожужжали, что компьютерщики не любят наряжаться. Ави выяснил, что хорошая одежда может быть очень комфортной – скажем, брюки от костюма куда удобнее джинсов. Кроме того, он достаточно терся среди компьютерщиков, чтобы понять: раздражает не столько костюм, сколько необходимость одеваться. То есть не просто напяливать брюки с пиджаком, но и выбирать их, вовремя отдавать в чистку, следить за модой – задача непосильная для людей, которые надевают костюм раз в пять лет.
* У подразделения 2702 есть четкая и определенная задача. Взлом сейфов с немецких подводных лодок в нее не входит. Кстати, лазить на брошенные подводные лодки за сейфами и шифровками – тоже не их задача. {...} Желание Уотерхауза вскрыть сейф никак не связано с задачей подразделения 2702, его собственными обязанностями или даже стремлением скорей разгромить фашистов. Просто Лоуренс Притчард Уотерхауз не может иначе. Это императив, его, как приказы, не обсуждают.
* Разочарование, которое он ... испытывает, никак не связано с содержимым сейфа. Это разочарование от того, что задача решена и он вернулся к базовому состоянию тоски и легкого раздражения, в котором живет, когда не взламывает замки или шифры.
* – Гарвард Ли. Вы не получили мои электронные письма?
– Я получил примерно двадцать электронных писем от неведомого лица, назвавшегося Гарвардом Ли.
– Это был я! Не понимаю, почему вы зовете меня неведомым лицом?
– Терпеть не могу электронную почту, – говорит Джон.
Гарвард Ли некоторое время смотрит ему в глаза.
– В каком смысле?
– Идея хороша. Исполнение дурно. Люди не соблюдают элементарных предосторожностей. Когда приходит письмо якобы от Гарварда Ли, они думают, что оно и впрямь от Гарварда Ли. Однако это письмо – всего лишь последовательность намагниченных секторов на вращающемся диске. Кто угодно может его подделать.
* Рэнди немного смущает одностороннее движение информации.
* – Я могу написать лучшую из возможных криптографических программ, но грош ей цена без надежной системы верификации пользователя. Как компьютер узнает, что вы – это вы? Пароль легко угадать, украсть или подделать. Компьютер должен знать о вас что-то уникальное, как отпечаток пальца. Обычно ему предлагается взглянуть на какую-то часть вашего тела – например сосуды сетчатки вашего глаза, или услышать отчетливый звук вашего голоса и сравнить с данными, записанными в памяти. Такого рода технология зовется биометрией.
* Кеплер поворачивается и скептически оглядывает Рэнди.
– То ли я, ребята, чего-то про вас не знаю, – говорит он, – то ли вы решили прыгнуть значительно выше головы.
Будь это первая бизнес-попытка Рэнди, он бы сейчас наложил в штаны. Будь это вторая попытка – немедленно уволился бы и завтра утром улетел в Калифорнию. Однако это уже третья и он кое-как сохраняет видимость спокойствия. Свет сзади, так что Кеплер, возможно, не очень хорошо видит его лицо. Рэнди выпивает глоток воды и, набрав в грудь воздуха, спрашивает:
– Каковы перспективы наших отношений в свете сегодняшней встречи? {...}
– ... Возможности огромные. С другой стороны, у нас серьезные конкуренты: австралийцы и сингапурцы. По силам ли нам конкурировать с ними, Рэнди?
Вопрос прямой и простой, самого опасного свойства.
– Мы бы не стали рисковать деньгами акционеров, если б считали иначе.
– Предсказуемый ответ, – фыркает Кеплер. – Мы поговорим по-настоящему, Рэнди, или пригласим пиарщиков и обменяемся пресс-релизами?
В своих прежних бизнес-попытках Рэнди бы на этом месте окочурился. Сейчас он говорит:
– Я не готов обсуждать это.
– Рано или поздно придется, – цедит Дантист. Зубы мудрости придется когда-нибудь удалить.
– Естественно.
– А пока подумайте вот о чем, – говорит Кеплер, поворачиваясь к двери. – Что мы можем предложить в плане телекоммуникационных услуг, чтобы обскакать австралийцев и сингапурцев? Потому что по ценам мы с ними конкурировать не можем.
Это третья бизнес-попытка Рэнди, и он не выпаливает: избыточность.
– Мы, разумеется, будем над этим работать, – говорит он.
– Звучит, как отповедь. {...}
* Всю следующую неделю Уотерхауз мотается на заседания в Бродвей-билдингс. Всякий раз, как должны прийти штатские (особенно – с аристократическим прононсом), перед началом заседания появляется Чаттан и жутко бодро велит Уотерхаузу молчать в тряпочку, если только не зададут математический вопрос. Уотерхауз не в претензии. Его это вполне устраивает, потому что оставляет время для более важных занятий. На последнем заседании в Бродвей-билдингс он доказал теорему.
Примерно за три дня Уотерхауз вычисляет, что в самих заседаниях нет никакого смысла – обсуждения явно не могут ни во что вылиться. Он даже пытается доказать это с помощью формальной логики, но не силен в ней и знает слишком мало аксиом, чтобы достичь Q.E.D.
* Оба чувствуют одно и то же: сегодня слишком много всего произошло, и единственный способ осмыслить события – не говорить о них. Мозг проделывает большую часть работы в то время, когда его хозяин думает о чем-то другом. Поэтому иногда нужно нарочно сочинять посторонние темы для разговора.
* Люди, которые верят, что чего-то добились словами, говорят иначе, чем те, для кого разговоры – напрасная трата времени. Всем, что Шафто умеет – чинить машину, свежевать оленя, играть в регби, разговаривать с женщинами, убивать нипов, – он обязан людям второго типа. Для них чего-то добиваться словами – все равно что стучать отверткой по гвоздю. Иногда, когда такой человек слушает собственную речь, у него на лице проступает бессильное отчаяние. Люди первого типа – те, для кого речь орудие труда, уверенные и говорливые, – не обязательно умнее или даже образованнее. Шафто потребовалось определенное время, чтобы это понять.
* Шафто доводит капитана до белого каления, трижды переспрашивая, точно ли тот понял приказы. Одна из причин, по которой Шафто так уважают рядовые – он умеет задавать подобные вопросы, формально не преступая воинского этикета.
* – Проблема с честными людьми в том, что они ждут честности от всех остальных.
* Притворство – вещь такая: его, как домики из папье маше, нужно постоянно укреплять, иначе оно рассыплется.
* Рэнди практически не общался с военными, а сейчас видит, что легко может с ними ладить. Самое замечательное в вояках – их потребность непрерывно учить окружающих. Рэнди ничего не надо знать про подводный аппарат, но Дуг Шафто все равно прочтет ему курс молодого бойца. Наверное, на войне и впрямь полезно делиться практическим знанием.
* Во время войны многое выбрасывают за борт – и не только то, что пакуют в бочки и ящики. Часто, например, от человека требуют добровольно отдать жизнь за других. Судьба может назначить тебе эту роль в любую минуту, без предупреждения. Ты идешь в бой, который тщательно спланировали бывалые офицеры морской пехоты, выпускники Аннаполиса. План прост, логичен, безотказен, основан на тонне разведданных. Через десять секунд после первого выстрела вокруг полный дурдом, люди мечутся как угорелые. План, казавшийся идеальным минуту назад, теперь представляется трогательно наивным, как запись в детском дневнике. Ребята гибнут. Иногда – потому что на них падает бомба, но, на удивление часто, потому что таков приказ.
* – Енох, зачем вы… здесь?
– Зачем мой дух воплотился на Земле вообще? Или, конкретно, почему я в шведском лесу, гляжу на обломки загадочного немецкого самолета, в то время как немецкий гомосексуалист рыдает над сгоревшими останками своего итальянского любовника?
------
++ Интересные вещи по ходу:
* Некоторые виды пищи энергетически богаче других. Например, форель очень богата белками, однако так бедна жирами и углеводами, что, если питаться ею одной, можно умереть с голода.
* В начале девяностых все верили, что технические гении Северной Калифорнии сольются в экстазе с творческими умами Калифорнии Южной, и родится нечто новое и блестящее. Вера эта основывалась на полном непонимании того, чем занимается Голливуд. На самом деле Голливуд – просто специализированный банк, консорциум крупных финансовых учреждений. Он нанимает творческую личность, обычно за бесценок, поручает ей создать продукт, а потом сбывает этот продукт по всему миру – в кино, на видео и как там еще можно – короче, на полную катушку. Цель – найти продукт, который будет приносить деньги долго после того, как творческой личности заплатят и скажут: вали, приятель. «Касабланка» собирает задницы на сиденья кинотеатров десятилетия после того, как Богарт получил гонорар и докурился до рака легких.
* ...суть в том, что сзади у них большие штекерные панели, как на телефонном коммутаторе, и часть девушек заняты тем, что целый день вставляют штекеры в гнезда. Для этой работы требуются хорошее зрение, внимательность и рост.
– Рост?
– Вы заметите, что этим занимаются исключительно рослые девушки. Если немцы каким-то образом раздобудут данные обо всех работающих в Блетчли-парке и построят гистограммы их роста, они увидят нормальное колоколообразное распределение, характеризующее большинство служащих, с аномальным всплеском, вызванным тем, что для работы со штекерами набрали исключительно рослых девушек.
– Ясно, – говорит Уотерхауз. – И кто-нибудь вроде Руди – доктора фон Хакльгебера – заметит аномалию и задумается.
* Для Рэнди всегда было страшной проблемой пописать при посторонних, но недавно он отыскал чудодейственное средство: не воображать себя доминирующей особью, а просто уйти в свои мысли настолько, чтобы не замечать окружающих. Если ты не можешь отлить при чужих, значит, ты чересчур озабочен тем, как занять достойное место в жизни.
* У него приятная внешность и обезоруживающая улыбка. С виду ему за сорок; впрочем, японцы старятся по совершенно иному алгоритму, так что кто его знает.
* Шафто открывает глаза в тот самый миг, когда с открытого кузова срывают брезент, и видит над собой голубое итальянское небо, разорванное по краям ветками деревьев.
– Бля! – говорит он.
– Чего такое, сержант?
– Я всегда так говорю, когда просыпаюсь, – отвечает Шафто.
* В комнате несколько десятков живых тел, каждое – большой мешок с потрохами и жидкостями под таким напором, что проткни – брызнет на несколько метров. Каждое выстроено на арматуре из двухсот шести костей, соединенных исключительно ненадежными суставами, которые обычно скрипят, хрустят и щелкают. Вся конструкция обтянута мясом, раздута пульсирующими воздушными мешками, пронизана гордиевой канализацией, в которой булькают кислота и сжатый газ, насыщенные ферментами и растворителями. Их вырабатывают вонючие куски генетически запрограммированного мяса, расположенные по всей длине гибких шлангов. Куски пищи конвульсивно проталкиваются по склизкому лабиринту, разлагаясь на газ, жидкость и твердое вещество, которые надо регулярно выводить наружу, иначе человек отравится и умрет. Сферические, наполненные гелем емкости поворачиваются в слизистых шарнирах. Бесчисленные фаланги ресничек отбиваются от посторонних частиц, закукливая их в клей, чтобы потом выбросить. В каждом теле мышца гонит нескончаемый, циркулирующий поток сжатой жижи. И, несмотря на все это, пока султан говорит, тела не издают ни одного звука. Такое можно объяснить лишь властью мозга над телом и, в свою очередь, властью культурного воспитания над мозгом.
* "Я кое-что прочел про то, как развивается мозг, и смирился со своим приколом. Получалось, что в определенном возрасте, где-то между двумя и пятью годами, мозг просто застывает. Та часть, которая отвечает за секс, формируется в это время, и дальше ты живешь с ней до конца жизни. Все голубые, с которыми я говорил, утверждают, что осознали себя голубыми, или по крайней мере отличными от других, задолго до того, как начали думать о сексе, и все они согласны, что гомосексуалиста не сделаешь натуралом, и наоборот.
В этом возрасте часть мозга, отвечающая за секс, часто закорачивается на другие, никак не связанные отделы. Тогда-то и возникает ориентация на сексуальное подавление или подчинение, а у многих появляются очень специфические приколы – скажем, по поводу резины, перьев или обуви. Некоторые бедолаги западают на маленьких детей, и тогда пиши-пропало – их можно только кастрировать или запереть до конца жизни. Никакое лечение тут не поможет.
! Ну, не любопытное ли совпадение: только начал читать Криптономикон, как А. Лебедев высказался по теме:
Мне всегда было интересно — что если взять секретное сообщение, распечатать его на принтере, прикрепить бумажку с текстом на стену, сфотографироваться рядом с бумажкой, фотографию поместить в экселовский файл, экселовский файл зазиповать, зип-архив открыть в виде текста, текст засунуть в фотошоп, полученную картинку инвертировать, результат сохранить в джипеге, а этот джипег передавать порциями по защищенному протоколу через какой-нибудь левый файлообменник — неужели и в этом случае ведущие мировые криптографы смогут расшифровать это секретное сообщение?
Комментариев нет:
Отправить комментарий