Инспектор Линли — 3
* Нельзя перейти от любви к дружбе, нет такого переключателя.* Власть – это наркотик. Отведал хоть раз, и снова тянет.
* — Власть — такая штука, инспектор. От нее никто не отказывается.
* — Жизнь не всегда похожа на сказку...
* — Прошлое в прошлом. Для нас имеет значение только настоящее и будущее.
* ...пока придется довольствоваться этим.
* — {...} Если кому и следовало уточнять местопребывание Мэттью, так это мне, а не Брайану. Я не собираюсь возлагать ответственность на префекта. Ни в коем случае.
Эта декларация Корнтела тоже звучала чересчур патетично, как и предшествовавший ей монолог. Похоже, теперь он испытывал потребность взять всю вину на себя. Линли знал, какая причина побуждает человека винить себя: Корнтел, несомненно, допустил какой-то существенный промах.
* В красоте всегда таится соблазн.
* — Полагаю, если мальчик сбежал из школы, через несколько дней его найдут — либо в Кроули, либо в Лондоне. Но если он сам не появится, найдут его тело. Надо смотреть правде в глаза. Не знаю только, готовы ли они к этому?
Барбара словно именно этих слов и дожидалась.
— А есть ли на свете человек, готовый посмотреть правде в глаза, инспектор?
* Гарри утвердился в своей решимости выдержать допрос и наказание, ничего не говоря, ничем не выдав себя, а главное – без слез. Когда плачешь, все оборачивается еще хуже прежнего.
* Корнтел зажал руки между колен, вся поза его выражала беззащитность.
* На бумаге кое-какие вещи выразить гораздо проще, легче быть самим собой.
* — Он спрашивал, что, по нашему мнению, важнее: кодекс чести или справедливость.
— И вы сказали ему, что это одно и то же, верно?
— Вот именно. Но Мэттью не согласился. Это в нем Запад говорил, но восточная кровь твердила, что это одно и то же.
* — Но вы не обсуждали с ним его китайское наследие, хотя вы так любите эту культуру.
— Не стану же я говорить с вами о ваших скандинавских предках, наградивших вас прекрасными русыми волосами. Каждый из нас — наследник многих культур, инспектор. Некоторые находятся ближе к этому источнику, другие, как вы и я, дальше, но все мы — результат смешения разных национальностей. Отрицать этот факт значит отрицать сам ход жизни. Люди, не способные смириться с этим, губят все вокруг.
* — Где ее муж? — гневно спросил Линли и сам удивился своему вопросу.
Сержант Хейверс пристально поглядела на него. — Каждый по-своему справляется с утратой.
— Но не в одиночку, — настаивал Линли. — Почему он бросил ее одну?
— Все мы одиноки, инспектор. Мы только питаем иллюзии, будто это не так. А на самом деле...
* Мы все живем по писаным и неписаным правилам. Мы называем их моралью, правилами поведения, ценностями, этикой и считаем их врожденными, наследственными своими качествами, хотя на самом деле это лишь кодекс поведения, воспитанный в нас обществом и средой, и наступает время, когда надо действовать вопреки ему, восстать против условностей, ибо иначе жить невозможно.
* — Ты просто не хотел ничего знать. Ты предпочел не задавать вопросов. Ты закрывал на все глаза, верно? Ты забыл слова Марло: «Нет хуже греха, чем неведение».
* Линли готов был задать Корнтелу сотню вопросов. Больше всего ему хотелось бы знать, как мог блестящий юноша с такими задатками, с такими перспективами на будущее, превратиться в человека, которого он видел перед собой. Как мог мир извращенной фантазии сделаться для него более привлекательным, нежели реальные отношения с другими людьми. Отчасти он уже знал ответ: воображаемый мир всегда кажется безопаснее, даже если он отвратителен. В нем нет настоящей угрозы, он не способен по-настоящему искорежить ни душу, ни сердце.
* — ... Так я распорядился и судьбой Брайана, так делают все. Поколение за поколением. Отцы передают сыновьям чертов факел, в надежде, что они осветят мир — нам-то самим это не удалось. {...} Мне казалось, не стоит его баловать. Пусть научится самостоятельности. Я думал, так будет лучше... Ему всего восемнадцать лет, инспектор, а мне пятьдесят четыре. И вот я сижу тут и молю Бога, в которого я не верю, позволить мне поменяться местами с сыном. Пусть все это обрушится на меня — арест, суд, скандал, наказание. Дай мне принять на себя его ношу. Позволь мне сделать хотя бы это.
— Авессалом, Авессалом, — прошептал про себя инспектор Линли. Так вопиет каждый отец, не сумевший в упрямстве своем ни истинно любить сына, ни связать свою жизнь с его жизнью. Но молитва Джилса Бирна ничего не изменит, как не мог ничего изменить горестный плач Давида над телом Авессалома. Ничего не поправишь, время ушло.
* — Люди могут отказаться от чего угодно, только не от любви.
——————————————
* Honor sit et baculum et ferula. — Да будет честь и посохом, и розгой.
* Nam tua res agitur, paries proximus ardet. — Когда горит соседская стена, пришла и твоя беда.
Комментариев нет:
Отправить комментарий