Терри Пратчетт — Мелкие боги (4/7)

Ранее

&  Брута посмотрел на диск. Из речи Ома он понял не больше трети.
    – Так оно производит или нет? – наконец спросил он.
    – Что производит? Кого производит?
    – Шум. Дерево. Если упадет, когда никто его не слышит?
    – А кого это волнует?

&  – Следует запомнить, что в этих местах существуют три основных подхода к философии, – сказал Дидактилос. – Расскажи ему, Бедн.
    – Есть зенонисты, – быстро ответил Бедн, – которые говорят, что мир сложен и беспорядочен. Есть ибидиоты, которые утверждают, что мир изначально прост и развивается в соответствии с определенными фундаментальными правилами.
    – И есть я, – встрял Дидактилос, доставая свиток с полки.
    – Учитель говорит, что мир в основном стар и смешон.
    – И в нем вечно не хватает выпивки, – добавил Дидактилос.

&  – О богах, о богах с ним поговори... – еще раз подтолкнул Ом.
    – Боги... – едва слышно произнес Брута.
    Его разум был словно охвачен огнем. Люди пишут все эти книги, а сами ни в чем не уверены, сомневаются. Вот он – уверен, и брат Нюмрод – уверен, а уверенностью дьякона Ворбиса вообще можно гнуть подковы. Уверенность – та же скала.
    Теперь он понимал, почему при разговоре об Эфебе лицо Ворбиса серело от ненависти, а голос напрягался, будто натянутая проволока. Если истина вдруг перестает существовать, что остается? Эти самодовольные старикашки, посвятившие всю свою жизнь разрушению опор мира, могут предложить одну лишь неуверенность. И они этими гордятся?

&  – Такое случалось и раньше. …вера постоянно смещается. Люди начинают с веры в бога, а заканчивают верой в структуру.

---

&  Сжав левую руку в кулак, он ударил по ней ладонью правой.
    – Черепаха Движется, – промолвил он.
    – Э-э, как сказать, – осторожно ответил философ.

&  Брута проснулся с запахом моря в ноздрях.
    По крайней мере, люди называют это запахом моря, хотя на самом деле так воняют тухлая рыба и гнилые водоросли.

&  – Как это работает?
    – Очень просто, – начал объяснять Бедн, – огонь нагре...
    – У нас нет времени, – прервал его Симони.
    – ...Нагревает воду, и она начинает сердиться, – продолжал ученик философа. – Поэтому она вырывается из шара через эти четыре сопла, чтобы убежать от огня. Струи пара вращают шар, а шестерни и винтовой механизм Легибия передают вращение на гребное колесо, которое тоже вращается и перемещает лодку по воде.
    – Очень философский принцип, – заметил Дидактилос.

&  – В Анке живет много изгнанников, – успокоил его Симони. – Не бойся, там ты будешь в безопасности.
    – Поразительно! – воскликнул Дидактилос. – Подумать только, еще утром я и не подозревал, что мне грозит какая-то опасность. {...} Жизнь в этом мире является, и раньше была таковой, пребыванием в пещере. Что мы можем знать о реальности? Все, что мы принимаем за действительную природу существования, – это не более чем причудливые и удивительные тени, отброшенные на стены пещеры ослепительным, но невидимым светом абсолютной истины, из которого нам удается, а иногда и не удается извлечь отблеск правдивости, и мы, будто первобытные искатели истины, можем только возвысить голос к невидимому и взмолиться смиренно: «Слушай, а „уродского кролика“ можешь показать? Уж очень он мне нравится...»

&  – Здоровый сон жизненно необходим, – нравоучительно изрек Ом. – Здоровый сон – здоровый панцирь.

&  – Ну и ну, как ты недавно сказал, век живи, век учись.
    – И наоборот, – согласился Дидактилос.
    – Наоборот?
    – Философия, – пояснил Дидактилос.

&  – На что они тебе сдались? – спросил Ом. – Один из них и вовсе атеист.
    – Ха! Когда близится конец, начинают верить все до единого.
    – Мне это не кажется... – Ом замялся. – Справедливым?
    Теперь пришел черед замолкнуть Морской Королеве.
    – А что есть справедливость? – наконец поинтересовалась она.
    – Нечто вроде основы правосудия, – откликнулся Ом и сам удивился своим словам.
    – Очень похоже на мысль, высказанную каким-нибудь человеком.
    – О, эти люди, они очень изобретательны. Но я не то имел в виду. Находящиеся в этой лодке не заслужили такой судьбы.
    – Заслужили? Они – люди. Причем здесь заслужили или нет?

&  – Справедливости нет. Жизнь похожа на иссушенный берег. А потом ты умираешь.

&  Из тучи в море ударила молния. Бедн рванул рычаг, который опускал винт в воду. Его глаза сверкали чуть ли не ярче молнии.
    – Вот это сила! – воскликнул он. – Обуздать молнию! Мечта всего человечества! Сон наяву!
    – Неужели? – удивился Дидактилос. – А мне, как правило, снятся другие сны. Будто за мной по полю, засеянному лангустами, гоняется гигантская морковка.
    – Я вовсе не те сны имел в виду. Сон наяву – это метафора, – объяснил Бедн.
    – А что такое метамфора? – спросил Симони.
    – А что такое сон? – спросил Брута.

&  Зигзаг молнии ударил в туман. Искры засверкали на поверхности вращавшегося шара.
    – Того же самого эффекта можно добиться при помощи самой обыкновенной кошки. Если кошку погладить эбонитовой палочкой, можно вызвать крошечные молний... Вот если бы я мог усилить их в миллион раз и заключить их в специальные сосуды, тогда все люди разом перестали бы быть рабами и мы бы навсегда распрощались с ночью...
    Молния ударила всего в нескольких ярдах от суденышка.
    – Мы находимся в лодке, на которой установлен большой медный шар, а вокруг – масса соленой воды, – усмехнулся Дидактилос. – Бедн, большое тебе спасибо.

&  Боги не склонны к самоанализу. От этой характерной черты их выживание практически не зависит. Обычно хватает способностей обманывать, угрожать и ужасать. Будучи способным, повинуясь своему случайному капризу сравнять с землей целый город, ты вряд ли станешь тратить время на спокойные размышления и анализ происходящего с точки зрения другого человека.

&  Сообразительность богам ни к чему, если рядом есть смышленые люди, которые готовы выполнять за них всю умственную работу.

Далее