Плоский мир | Discworld — 10
Середина
* – Я ведь собака. У тебя, друг, твои клятые глазки должны были на твой клятый лоб повылазить, что я хоть какой-то звук могу добыть из этой клятой хреновины.
* – Думаешь, мы хотели разговаривать? – сердито спросил кролик. – Был я кролик как кролик и очень тем счастлив, как вдруг в один миг – бац! – и я уже, видишь ли, мыслю. С кроликом, который счастлив как кролик, это немножко несовместимо. Тебе нужна обычная травка, обычный секс, а какое тут счастье, когда на ум всякие мысли лезут, типа: «А если задуматься, в чем же все-таки смысл жизни?»
* – До трех мы считать не умеем, – недовольно заметил кролик. – У нас счет идет так: один и... много. Много раз.
* В завершение Виктору был вручен кривой меч.
– А почему он изогнут? – спросил Виктор.
– Думаю, так ему положено, милый, – с некоторым сомнением ответила пожилая женщина.
– Я всю жизнь думал, что мечи должны быть прямые, – заметил Виктор.
– Может, они поначалу прямые, а потом со временем гнутся, – сказала старушка, похлопав его по руке. – Такое со многими бывает.
* Верблюды слишком умны, чтобы признаваться в том, что они умны.
* – Все по местам, – приказал Достабль. – Что тебе, Утес?
– Э-э, я тут думал, господин Достабль... Какова моя мотивация в этой сцене?
– Чего? Мотивация?
– Да. Э-э. Мне это очень нужно, чтобы, э-э...
– А как тебе такая мотивация: не сделаешь то, что нужно, – уволю?
– Идет, господин Достабль, – ухмыльнулся Утес.
* – А ты, разве не хотел кем-нибудь стать?
– В общем-то, не хотел, – ответил Виктор. – Каждая работа выглядит интересной – пока ей не займешься. В конечном итоге работа всегда останется работой.
* – Разум и нормальная половая жизнь несовместимы, – заметил Господин-Вовсе-Не-Топотун. – Мы, кролики, куда спокойнее относимся к этому вопросу. Пришел, взял, поблагодарил, пошел дальше.
* Тут разговор был короток: либо ты, либо тебя. Если тебя, то ты попал.
* Всегда существует вероятность, что кара таки свершилась, просто никто этого не заметил.
* – Вот здесь берешь тарелку, становишься в очередь, а потом платишь, – сказала Джинджер. – Это называется самообслуживание.
– Платишь до того, как поешь? А если тебя накормят какой-нибудь дрянью?
Джинджер мрачно кивнула:
– В этом вся и штука.
* – Мне бы...
– Рагу, – сказал гном.
– Какое рагу?
– Рагу одно. Потому оно и рагу, – оборвал его гном. – Рагу – это рагу.
– Я хотел спросить – из чего оно?
– Если спрашиваешь, значит, не голоден.
* – Не знал, что тролли едят камень, – ляпнул он, не подумав.
– А почему нет?
– А вы сами разве не из камня?
– Ну да. А ты сам-то разве не из мяса? Или ты что-то другое ешь?
* – Ну и как тебя зовут, милый? – спросил Виктор, рассеянно потрепав пса по голове.
– Гаспод, – последовал ответ. Рука Виктора замерла в воздухе.
– Два паршивых пенса, – со скукой в голосе произнес пес. – Единственная в мире собака, умеющая играть на губной гармошке. И всего два паршивых пенса.
«Нет, это от жары. На солнце перегрелся, – подумал Виктор. – Сколько можно шляться без шляпы? Через минуту очнусь в постели, на прохладных простынях».
– Ну, играешь ты не очень. Мелодию я так и не узнал.
– А ты и не должен был что то там узнать, – ответил Гаспод, усаживаясь более основательно и начиная прилежно чесать ухо задней лапой. – Я ведь собака. У тебя, друг, твои клятые глазки должны были на твой клятый лоб повылазить, что я хоть какой-то звук могу добыть из этой клятой хреновины.
* До сих пор жизнь старого тролля была проста и неказиста: одни люди тебе платят, другим ты бьешь лица.
Теперь эта жизнь начала осложняться. Детриту подмигнула Рубина.
* – Ты пойми, мне ведь уже семь лет, у меня хромота, лишаем я болею, блохи меня загрызли, кому не лень пинают меня – оно мне нужно, каждую ночь героем становиться?
– Да, занимательная штука – жизнь, когда видишь ее глазами своего ближнего.
* – Я думал, у вас имеются соответствующие имена на вашем языке, – пояснил Виктор. – Ну, скажем, «Могучая Лапа» или «Стремительный Охотник».
Он попытался расположить их улыбкой. Животные явно не знали, что следует на это ответить.
– Он у нас книги читает, – объяснил Гаспод. – Штука, видишь ли, в том, – обратился он к Виктору, яростно почесываясь, – что обычно нам, животным, имена ни к чему – мы то знаем, кто мы такие.
* – А ты разве не собираешься драпать? – шепотом спросил Виктор.
Гаспод поднял одну бровь.
– Гав?! – осведомился он.
* Виктор повернулся на бок.
– Шслчилсь, – невнятно пробормотал он.
* В центре этой сутолоки спорили Достабль и Зильберкит. Достабль обнимал Зильберкита за плечи.
– Грозный знак, – сказал голос на уровне колена Виктора. – Бывалый жулик собирается облапошить доверчивого простофилю.
* – Я думал, может, имеется в виду Сфинкс...
– Вы только послушайте этого человека! – снова воззвал Достабль к небесам. Он яростно обернулся к художнику. – Она что, похожа на мужчину? Он – Свинкс, она – Свинкса. А теперь давай, принимайся за дело. Мне нужно, чтобы завтра с утра город был заклеен этими афишами.
Художник послал Виктору мученический взгляд. Такой взгляд рано или поздно приобретали все люди, которым посчастливилось работать с Достаблем.
– Слушаюсь, господин Достабль, – покорно ответил художник.
* Голывудский холм млел под солнцем, что обсосанный желтый леденец.
* – Как его зовут? – опасливо спросил Виктор.
– Мы зовем его Злобный Сукин Сын, – сказал недавно назначенный вице президент по отношениям с верблюдами.
– Что-то не похоже на верблюжье имя.
– Для этого верблюда имя самое подходящее, – заверил его погонщик.
* Нагнувшись вплотную к верблюжьему уху, он прошептал – на случай, если данная особь могла отличаться особой, голывудской жилкой: – Слушай, я – друг, договорились?
Злобный Сукин Сын дернул плотным, как ковер, ухом (Верблюды слишком умны, чтобы признаваться в том, что они умны).
* ... И у каждого, кроме пса, хихикающего себе втихомолку, был разинут рот.
Рукоятор продолжал машинально крутить ручку. Потом уставился на собственную руку так, словно уличил ее в чем-то неприличном, и остановился.
* – Господин Достабль сказал, я могу скоро стать вице-президентом.
– Над кем?
– Над вице-президентами.
* – Это очень высокие горы, – сказал Ажура, и в голос его закралось сомнение.
– Склон ведет вверх, склон ведет вниз, – философски ответствовал М'Бу.
– И то правда, – согласился Ажура. – То есть в целом дорога получается ровная.
* – А еще, когда мне было пятнадцать лет, меня хотели выдать за двоюродного брата.
– Не рановато?
– Да нет... В наших краях все в таком возрасте выходят замуж и женятся.
– Почему?
– Наверное, чтобы было чем занять субботний вечер.
* – Только погляди, – говорил аркканцлер. – Звездный Числитель... Клерикатор – счетчик для использования в церковных сферах... Болотный Измеритель... Болотный Измеритель! Этот тип был умалишенным!
– Напротив, у него был весьма обширный ум.
– Считай, что это одно и то же.
* Казначей взглянул на почерк, ровно струящийся по странице. Буквы были мелкие, сжатые, старательно выписанные. Кто-то говорил ему, что такая манера почерка объясняется анальным задержанием, которым на самом деле страдал Числитель Риктор. Казначей понятия не имел, что это значит, и от души надеялся вечно оставаться в своем неведении.
* – Не понимаю ее. Вчера была совершенно нормальной, что ей сегодня в голову ударило?
– Одно слово, суки... – посочувствовал Гаспод.
– Разум и нормальная половая жизнь несовместимы, – заметил Господин-Вовсе-Не-Топотун. – Мы, кролики, куда спокойнее относимся к этому вопросу. Пришел, взял, поблагодарил, пошел дальше.
* – Утенок считает, что все это звенья одной цепи. {...} Утенок думает, что здесь располагается некая сила.
– Откуда утенку что то знать о силах?
– Слушай, друг, – сказал кролик, – вот когда ты сам будешь летать по нескольку раз в год через все море и находить один и тот же клочок земли – тогда и охаивай уток.
* – Ты, может, еще скажешь, какого она роста? – поинтересовался Виктор.
– Пахнет примерно на пять футов два – два с половиной дюйма, – определил Гаспод.
– Да ладно...
– Ты походи с мое на этих лапах, а потом говори, что я вру.
* – Значит, так. Нужно, чтобы ты выучил несколько новых слов, – сказал Гаспод. – Справишься?
– Надеюсь.
– Процент от сборов. Вот. Ну что, запомнишь?
– Процент от сборов, – повторил Виктор.
– Молодец.
– А что это значит?
– Не твоя забота. Ты просто должен сказать, что тебе это нужно. Когда придет время.
– А когда придет время?
Гаспод ядовито ухмыльнулся:
– Думаю, этот момент наступит, когда Достабль уже набьет себе рот, но еще не успеет все проглотить.
* – Гаспод! – не выдержал Виктор.
– Что?
– Ты же раньше в цирке выступал. Откуда тебе все это известно?
– Знаешь, красивая мордашка – это еще не все.
* – Знаешь, этот рисунок может означать что угодно. Пиктография не такая простая штука. В ней все зависит от контекста. Вот, скажем... в агатском языке стоящие рядом значки «женщина» и «рабыня» вместе дают понятие «жена»...
* – Ноги твоей здесь больше не будет! – завопил он, когда убедился, что орангутан находится вне пределов досягаемости любых воплей.
* – Слушай, а кто этот Гаспод, в честь которого тебя назвали?
– Ты что же, никогда не слышал о нем?
– Нет.
– Ну ты даешь...
– По крайней мере, это пес?
– А кто же еще? Ладно, тогда расскажу. Случилось это много лет назад. В Анке некогда жил один мужик, и вот в один прекрасный день он протянул ноги. А принадлежал он к какой-то секте, в которой было принято человека после смерти в землю закапывать. Положили его, значит, в могилу, а у парня этого пес был...
– По кличке Гаспод?
– Ага. И пес этот был ему как бы вместо товарища. В общем, после того как хозяина похоронили, пес этот на могиле остался – лежал там и выл несколько недель. Рычал на всякого, кто близко подойдет. Там же и издох.
– Грустная история.
– Очень грустная. Эта притча якобы рассказывает о глубокой, непреходящей преданности собаки своему хозяину, – презрительно ответил Гаспод, как будто выплевывая слова.
– Но ты, конечно, в эту притчу не веришь?
– Как тебе сказать... В одно я верю. В то, что, если собаке хвост надгробной плитой прищемить, она никуда не уйдет с могилы. Будет там сидеть и выть до самой своей кончины.
* Вокруг магии традиционно ходит множество невероятных домыслов. Люди рассказывают о волшебных гармониках, космическом равновесии, единорогах. Но к подлинной магии вся эта болтовня имеет такое же отношение, каковое имеет тряпичная кукла к театру Шекспира.
Ибо подлинная магия – это рука с ленточной пилой, это искра в бочонке с порохом; искривление пространства, забрасывающее вас прямиком в сердце звезды; пылающий меч, разрубающий вас до... в общем, совсем разрубающий. Чем ввязываться в игры с магией, уж лучше попробуйте жонглировать факелами в котле с дегтем или попытайтесь остановить своим телом тысячу слонов.
По крайней мере, так обычно говорят волшебники. Не удивительно, что они дерут такие дикие деньги, когда вдруг человеку понадобится магическая помощь.
Но здесь, в туннелях подземелья, уже не спрячешься за амулеты, остроконечные шляпы и расшитые звездами мантии. Тут разговор был короток: либо ты, либо тебя. Если тебя, то ты попал.
* – Странная дверь... – проговорил за его спиной Гаспод. – Если хочешь знать мое мнение, очень непростая дверь, необычная такая, видишь ли, она... – он глубоко вздохнул, – предвещает.
– Как это? Предвещает что?
– А разве обязательно нужно что-то предвещать? – хмыкнул Гаспод. – Достаточно просто предвещать – это уже плохо, можешь мне поверить.
* Подобные легенды никогда не вызывают доверия. В сущности, то был один из характерных мифов, основанных на принципе «не пей, а то козленочком станешь», которые каждая умирающая цивилизация передает своим последователям. Однако тот же Анк Морпорк, к примеру, все кругом считали городом до такой степени падшим, что он сделал почти полный оборот и вот вот должен был начать опять падать сверху. И это не помешало Анк Морпорку успешно избежать всяческих кар небесных. Впрочем, всегда существует вероятность, что кара таки свершилась, просто никто этого не заметил.
* – Судьба не любит, когда человек занимает больше места, чем ему отпущено. Это все знают.
Комментариев нет:
Отправить комментарий