& Помните свои сны?
& – Принимать ванну негигиенично. Ты же знаешь, эти ванны я всегда недолюбливала. Что хорошего сидеть в собственной грязи?
& Кинжал или отвесный обрыв не являются злом. Быть злым означает быть способным делать выбор. Злой может быть рука, сжимающая кинжал или сталкивающая человека с обрыва.
& В Орлее оживали сказки. В Орлее кто-то решил сделать сны былью.
Помните свои сны?
& … Но убийцы покинули город много лет назад. От некоторых вещей начинает мутить даже шакалов.
& Матушка Ветровоск всегда придерживалась мнения, что сначала нужно досчитать до десяти, а уж только потом выходить из себя. Никто не знал, зачем ей это было нужно, поскольку таким образом давление лишь нарастало и последующий взрыв причинял много больше ущерба.
& – Наверное, стоит позаботиться о пристанище на ночь... Нам всем не помешает хорошенько выспаться.
– И принять ванну, – добавила Маграт. – С успокоительными травами.
– Неплохая мысль. Я бы тоже не прочь принять ванну, – согласилась нянюшка.
– Вот уж чья бы корова мычала, – кисло заметила матушка.
– Что-что? Да ты сама-то когда в последний раз мылась, а, Эсме?
– Что значит в последний?
– Вот видишь? Так и нечего прохаживаться по поводу моих омовений.
– Принимать ванну негигиенично, – возвестила матушка. – Ты же знаешь, эти ванны я всегда недолюбливала. Что хорошего сидеть в собственной грязи?
– А как же тогда ты моешься? – удивилась Маграт.
– Просто моюсь, – ответила матушка. – Мою все места. Когда они становятся доступными.
& – Значит, так: заходим в следующее же заведение, которое нам попадется, – заявила матушка, поиграв желваками. – Что это там за гостиница?
Нянюшка Ягг уставилась на вывеску.
– «Хотель... Забит», – задумчиво прочитала она, а потом просияла. – «Хотель Забит», – повторила она. – «Хотель» по ихнему «гостиница», а «Забит», наверное, название.
– Сойдет, – решила матушка.
& Несмотря на многочисленные угрозы, матушка Ветровоск еще никогда никого не превратила в лягушку. Она считала, что гораздо менее жестоко, зато куда приятнее и технически проще, поступить по-другому. Можно оставить обидчика человеком, но сделать так, чтобы он считал себя лягушкой. И прохожим, опять таки, развлечение...
– А мне всегда было жаль господина Уилкинса, – сказала Маграт. – Он так жалобно ловил мух языком... Аж сердце разрывалось.
– Надо было думать, что говоришь, – парировала матушка.
– А что такого он сказал? Что ты заносчивая старая сплетница? – простодушно осведомилась нянюшка.
– Против критики я никогда не возражала, – ответила матушка. – Ты меня знаешь. Я на критику не обижаюсь. Никто не может сказать, будто я обижаюсь на критику...
– И правда не может, – подтвердила нянюшка. – Если не хочет потом пузыри пускать.
– Просто я не выношу несправедливости.
& Мысли муравья читать легко. У него в мозгу сплошной поток крупных простых мыслей: Тащи, Неси, Кусай, Полезай в Бутерброды, Ешь. С существом вроде собаки уже сложнее – собака может одновременно думать о нескольких вещах сразу. Но человеческий разум представляет собой огромное, мрачное, пронизанное молниями облако мыслей, на обработку каждой из которых отпущено определенное количество мозгового времени. И разобраться в этой гуще, сплошь состоящей из предрассудков, воспоминаний, тревог, надежд и страхов, практически невозможно. Люди сами не отдают себе отчета, о чем именно они думают.
Но когда достаточно большое число людей думает примерно об одном и том же, основное направление их мыслей уловить можно.
& Донесшийся со стороны помоста звук заставил ее обернуться.
И она сразу поняла, почему люди в Орлее такие тихие и любезные.
Матушке доводилось слышать, что в заграничных краях есть страны, где ворам рубят руки, чтобы нечем было воровать. Такой подход она никогда не одобряла.
В Орлее этого не делали. Тут сразу отрубали головы, чтобы о воровстве нельзя было даже помыслить.
Теперь матушка доподлинно знала, где находятся ведьмы в Орлее.
Они находились у власти.
& В атмосферы матушка Ветровоск никогда не верила. И во всякие там психические ауры тоже. Настоящая ведьма должна четко отдавать себе отчет, во что она верит, а во что – нет.
& Сейчас матушка была готова поверить, что в этом доме есть что-то очень неприятное. Не злое, нет. Эти две не-совсем-женщины не были злом – так же, как не являются злом кинжал или отвесный обрыв. Быть злым означает быть способным делать выбор. Злой может быть рука, сжимающая кинжал или сталкивающая человека с обрыва.
& В принципе, нянюшка Ягг любила готовку – разумеется, если при этом кто-нибудь другой шинковал овощи, а потом мыл посуду. И всегда считала, что способна сделать с куском говядины такое, что быку бы и в голову не пришло. Но только что она осознала, что все это ерунда по сравнению с тем, как готовят в Орлее. Вот где умели наслаждаться жизнью. Тогда как за пределами Орлей кулинария пребывала на первобытной стадии развития и занималась лишь нагреванием всяких кусков животных, птиц, рыб и овощей до тех пор, пока они не станут коричневыми.
Однако все орлейские повара специализировались исключительно на несъедобных вещах – по крайней мере, пищей назвать это было трудно. Сама нянюшка Ягг раньше думала, что у пищи должно быть четыре ноги, ну или две ноги и два крыла. Или, на худой конец, плавники. Идея же о пище, у которой может быть много больше четырех ног, была для нянюшки абсолютно внове.
Готовить в Орлее было особенно не из чего. Поэтому здесь готовили из всего. Нянюшка никогда слыхом не слыхивала о креветках, лангустах или омарах. На ее взгляд, жители Орлей просто выскребали речное дно и варили все то, что удалось оттуда вытащить.
& – Там, откуда я родом, это называется ведьмовством, – негромко произнесла нянюшка.
– А там, откуда родом я, мы называем это вуду, – сказала госпожа Гоголь.
Изборожденный морщинами лоб нянюшки сморщился еще больше.
– Это что-то вроде возни с разными там куклами, мертвецами и прочим?
– Ровно в той же степени, в какой ведьмовство – это беготня голышом и втыкание булавок в людей, – спокойно парировала госпожа Гоголь.
– А, – отозвалась нянюшка. – Я поняла, что ты хочешь сказать.
Она неловко заерзала. В глубине души нянюшка была женщиной честной.
– Хотя... если признаться честно... – добавила она, – но только иногда... ну, может, булавочку-другую...
Госпожа Гоголь сурово кивнула.
– Ладно. Иногда... зомби-другого, – ответила она.
– Но только когда иного выбора нет.
– Разумеется. Когда не остается выбора.
– Когда... ну, знаешь... когда люди должного уважения не выказывают и все такое...
– Когда нужно дом покрасить.
Далее
Комментариев нет:
Отправить комментарий