& Он знал все штучки судьбы.
"Счастье, — рассуждал он, — всегда приходит в последнюю минуту. Если вам у Смоленского рынка нужно сесть в трамвай номер 4, а там, кроме четвертого, проходят еще пятый, семнадцатый, пятнадцатый, тридцатый, тридцать первый, Б, Г и две автобусных линии, то уж будьте уверены, что сначала пройдет Г, потом два пятнадцатых подряд, что вообще противоестественно, затем семнадцатый, тридцатый, много Б, снова Г, тридцать первый, пятый, снова семнадцатый и снова Б. И вот, когда вам начнет казаться, что четвертого номера уже не существует в природе, он медленно придет со стороны Брянского вокзала, увешанный людьми. Но пробраться в вагон для умелого трамвайного пассажира совсем не трудно. Нужно только, чтоб трамвай пришел. Если же вам нужно сесть в пятнадцатый номер, то не сомневайтесь: сначала пройдет множество вагонов всех прочих номеров, проклятый четвертый пройдет восемь раз подряд, а пятнадцатый, который еще так недавно ходил через каждые пять минут, станет появляться не чаще одного раза в сутки. Нужно лишь терпение, и вы дождетесь".
& — Да, мой старый друг, вы больны организационным бессилием и бледной немочью. Соответственно этому уменьшаются ваши паи. Честно, хотите двадцать процентов?
Ипполит Матвеевич решительно замотал головой.
— Почему же вы не хотите? Вам мало?
— М-мало.
— Но ведь это же тридцать тысяч рублей! Сколько же вы хотите?
— Согласен на сорок.
— Грабеж среди бела дня! — сказал Остап, подражая интонациям предводителя во время исторического торга в дворницкой. — Вам мало тридцати тысяч? Вам нужен еще ключ от квартиры?!
— Это вам нужен ключ от квартиры, — пролепетал Ипполит Матвеевич.
— Берите двадцать, пока не поздно, а то я могу раздумать. Пользуйтесь тем, что у меня хорошее настроение.
& — Нет! Сидите! — закричал Изнуренков, закрывая стул своим телом. — Они не имеют права!
— Насчет прав молчали бы, гражданин. Сознательным надо быть. Освободите мебель! Закон надо соблюдать!
& ...в отделе "Что случилось за день" нонпарелью было напечатано:
Попал под лошадь
Вчера на площади Свердлова попал под лошадь извозчика №8974 гр. О. Бендер. Пострадавший отделался легким испугом.
— Это извозчик отделался легким испугом, а не я, ворчливо заметил О. Бендер. — Идиоты. Пишут, пишут — и сами не знают, что пишут.
& В нудной очереди, стоящей у магазина, всегда есть один человек, словоохотливость которого тем больше, чем дальше он стоит от магазинных дверей.
& — Слушай, Генриетта, — сказал он жене, — пора уже переносить мануфактуру к шурину.
— А что, разве придут? — спросила Генриетта Кислярская.
— Могут прийти. Раз в стране нет свободы торговли, то должен же я когда-нибудь сесть?
& В Москве любят запирать двери.
Тысячи парадных подъездов заколочены изнутри досками, и сотни тысяч граждан пробираются в свои квартиры с черного хода. Давно прошел восемнадцатый год, давно уже стало смутным понятие — "налет на квартиру", сгинула подомовая охрана, организованная жильцами в целях безопасности, разрешается проблема уличного движения, строятся огромные электростанции, делаются величайшие научные открытия, но нет человека, который посвятил бы свою жизнь разрешению проблемы закрытых дверей.
Кто тот человек, который разрешит загадку кинематографов, театров и цирков?
Три тысячи человек должны за десять минут войти в цирк через одни-единственные, открытые только в одной своей половине двери. Остальные десять дверей, специально приспособленных для пропуска больших толп народа, — закрыты. Кто знает, почему они закрыты! Возможно, что лет двадцать тому назад из цирковой конюшни украли ученого ослика, и с тех пор дирекция в страхе замуровывает удобные входы и выходы. А может быть, когда-то сквозняком прохватило знаменитого короля воздуха, и закрытые двери есть только отголосок учиненного королем скандала...
В театрах и кино публику выпускают небольшими партиями, якобы во избежание затора. Избежать заторов очень легко — стоит только открыть имеющиеся в изобилии выходы. Но вместо того администрация действует, применяя силу. Капельдинеры, сцепившись руками, образуют живой барьер и таким образом держат публику в осаде не меньше получаса. А двери, заветные двери, закрытые еще при Павле Первом, закрыты и поныне.
Пятнадцать тысяч любителей футбола, возбужденные молодецкой игрой сборной Москвы, принуждены продираться к трамваю сквозь щель, такую узкую, что один легко вооруженный воин мог бы задержать здесь сорок тысяч варваров, подкрепленных двумя осадными башнями.
Спортивный стадион не имеет крыши, но ворот есть несколько. Все они закрыты. Открыта только калиточка. Выйти можно, только проломив ворота. После каждого большого состязания их ломают. Но в заботах об исполнении святой традиции их каждый раз аккуратно восстанавливают и плотно запирают.
Если уже нет никакой возможности привесить дверь (это бывает тогда, когда ее не к чему привесить), пускаются в ход скрытые двери всех видов:
- Барьеры.
- Рогатки.
- Перевернутые скамейки.
- Заградительные надписи.
- Веревки.
Ими преграждается доступ к нужному сотруднику. Посетитель, как тигр, ходит вдоль барьера, стараясь знаками обратить на себя внимание. Это удается не всегда. А может быть, посетитель принес полезное изобретение. А может быть, и просто хочет уплатить подоходный налог. Но барьер помешал — осталось неизвестным изобретение, и налог остался неуплаченным.
Рогатка применяется на улице.
Ставят ее весною на шумной улице, якобы для ограждения производящегося ремонта тротуара. И мгновенно шумная улица делается пустынной. Прохожие просачиваются в нужные им места по другим улицам. Им ежедневно приходится делать лишний километр, но легкокрылая надежда их не покидает. Лето проходит. Вянет лист. А рогатка все стоит. Ремонт не сделан. И улица пустынна.
Перевернутыми садовыми скамейками преграждают входы в московские скверы, которые по возмутительной небрежности строителей не снабжены крепкими воротами.
О заградительных надписях можно было бы написать целую книгу, но это в планы авторов сейчас не входит.
Надписи эти бывают двух родов: прямые и косвенные.
К прямым можно отнести: "Вход воспрещается", "Посторонним лицам вход воспрещается" и "Хода нет". Такие надписи иной раз вывешиваются на дверях учреждений, особенно усиленно посещаемых публикой.
Косвенные надписи наиболее губительны. Они не запрещают вход, но редкий смельчак рискнет все-таки воспользоваться правом входа. Вот они, эти позорные надписи: "Без доклада не входить", "Приема нет", "Своим посещением ты мешаешь занятому человеку" и "Береги чужое время".
Там, где нельзя поставить барьера или рогатки, перевернуть скамейку или вывесить заградительную надпись, — там протягиваются веревки. Протягиваются они по вдохновению, в самых неожиданных местах. Если они протянуты на высоте человеческой груди, дело ограничивается легким испугом и несколько нервным смехом. Протянутая же на высоте лодыжки, веревка может искалечить человека.
К черту двери! К черту очереди у театральных подъездов!
Разрешите войти без доклада! Разрешите выйти с футбольного поля с целым позвоночником! Умоляю снять рогатку, поставленную нерадивым управдомом у своей развороченной панели! Вон перевернутые скамейки! Поставьте их на место! В сквере приятно сидеть именно ночью. Воздух чист, и в голову лезут умные мысли!
& — Суслик! — позвала вдова. — Су-у-услик!
...Остап не услышал кукования вдовы. Он почесывал спину и озабоченно крутил головой. Еще секунда, и он пропал бы за поворотом.
Со стоном "товарищ Бендер" бедная супруга забарабанила по стеклу. Великий комбинатор обернулся.
— А, — сказал он, видя, что отделен от вдовы закрытой дверью, — вы тоже здесь?
— Здесь, здесь, — твердила вдова радостно.
— Обними же меня, моя радость, мы так долго не виделись, — пригласил технический директор.
Вдова засуетилась. Она подскакивала за дверью, как чижик в клетке. Притихшие за ночь юбки снова загремели. Остап раскрыл объятия.
— Что же ты не идешь, моя гвинейская курочка. Твой тихоокеанский петушок так устал на заседании Малого Совнаркома.
Вдова была лишена фантазии.
— Суслик, — сказала она в пятый раз. — Откройте мне дверь, товарищ Бендер.
— Тише, девушка! Женщину украшает скромность. К чему эти прыжки?
Вдова мучилась.
— Ну, чего вы терзаетесь? — спрашивал Остап. — Что вам мешает жить?
— Сам уехал, а сам спрашивает!
И вдова заплакала.
— Утрите ваши глазки, гражданка. Каждая ваша слезинка — это молекула в космосе.
— А я ждала, ждала, торговлю закрыла. За вами поехала, товарищ Бендер...
— Ну, и как вам теперь живется на лестнице? Не дует?
Вдова стала медленно закипать, как большой монастырский самовар.
— Изменщик! — выговорила она, вздрогнув.
У Остапа было еще немного свободного времени. Он защелкал пальцами и, ритмично покачиваясь, тихо пропел:
— Частица черта в нас заключена подчас! И сила женских чар родит в груди пожар!..
— Чтоб тебе лопнуть! — пожелала вдова по окончании танца. — Браслет украл, мужнин подарок. А стуло зачем забрал?!
— Вы, кажется, переходите на личности? — заметил Остап холодно.
— Украл, украл! — твердила вдова.
— Вот что, девушка, зарубите на своем носике, что Остап Бендер никогда ничего не крал.
— А ситечко кто взял?
— Ах, ситечко! Из вашего неликвидного фонда? И это вы считаете кражей? В таком случае наши взгляды на жизнь диаметрально противоположны.
— Унес, — куковала вдова.
— Значит, если молодой, здоровый человек позаимствовал у провинциальной бабушки ненужную ей, по слабости здоровья, кухонную принадлежность, то, значит, он вор? Так вас прикажете понимать?
— Вор, вор.
— В таком случае нам придется расстаться. Я согласен на развод.
Вдова кинулась на дверь. Стекла задрожали. Остап понял, что пора уходить.
— Обниматься некогда, — сказал он, — прощай, любимая! Мы разошлись, как в море корабли.
— Каррраул! — завопила вдова.
& — Вася, дай посмотреть мне, как ты творишь!
Но он был непреклонен. Показывая на бюст, покрытый мокрым холстом, он говорил ей:
— Еще не время, Клотильда, еще не время. Счастье, слава и деньги ожидают нас в передней. Пусть подождут.
Плыли звезды...
& — Что ты делаешь? — спросила Клотильда.
— Я леплю бюст заведующего кооплавкой N28.
— Но ведь я же вчера его разбила! — пролепетала Клотильда. — Почему ты не повесился? Ведь ты же говорил, что искусство вечно. Я уничтожила твое вечное искусство. Почему же ты жив, человек?
— Вечное-то оно — вечное, — ответил Вася, — но заказ-то нужно сдать. Ты как думаешь?
Вася был нормальным халтурщиком-середнячком.
А Клотильда слишком много читала Шиллера.
Комментариев нет:
Отправить комментарий