30 авг. 2007 г.

Хольм ван Зайчик — Дело незалежных дервишей (3/3)



&  — А свет теперь даже в больницах отключают то и дело, денег нет на свет. Я так думаю, у нас сейчас эти вот лампы горят только потому, что вы тут, преждерожденный-ага, маячите, извиняюсь. Вот вы высокопоставленный чиновник этического надзора. Так надзирайте, шайтан вас... извиняюсь. Вот уже где сидит этот бардак! — Разгорячившийся врач провел ребром ладони по горлу. — Почему вы не наведете у нас порядок?
    Богдан свирепо прищурился.
    — А почему вы сами не можете навести у себя порядок? — жестко спросил он.
    Врач крякнул. Богдан скользнул взглядом по его лицу — и уставился во тьму теплой и душистой ночи.
    — Да нет же, — мотнул головой врач. — Это, извиняюсь, понятно. Но ведь вы — центр, вы должны... — Он мотнул головой и беспомощно осекся; и только рукой махнул.
    — Ну, конечно, — сказал Богдан саркастически. — Кто-то запустил и раскрутил маховик дележа. Все хотят потеснить всех. И тут появляемся мы и отнимаем такую возможность. У всех. И поэтому все сразу становятся недовольны центром, на чем свет клянут князя и поют песни про оскорбленную незалежность. И не только поют, но и, как вы говорите — постреливают. Только теперь уже все вместе постреливают в присланных из центра вэйбинов, которые приехали в уверенности, что едут защищать добрый и честный народ от горстки бандитов и выродков. Вэйбины изумляются, потом звереют и начинают стрелять в ответ. Гробы, гробы... Так?
    — Но ведь на то и империя! — воскликнул врач. — Иногда она должна взять на себя ответственность! Иногда она должна не бояться вести себя, как империя, шайтан ее возь... извиняюсь!
    Богдан покачал головой.
    — Империя — на то, чтобы кормить и защищать. На то, чтобы строить и учить. Чтобы и мальчишка с Нева-хэ, и мальчишка с гор имели одинаковые возможности летать на Луну и читать Пу Си-цзина и Тарсуна Шефчи-заде. И, например, Кумгана или Коперника. И вообще все, что душеньке угодно. А вот порядок каждый в своем дворе должен поддерживать сам. В своем доме — сам. Это как в большом городе. Ток во все дома идет по проводам, вода во все дома идет по трубам, а вот уж пылесосить ковры, менять перегоревшие лампы или кровососа-комара прихлопнуть — с этим в каждых апартаментах хозяевам надлежит справляться самостоятельно.


&  — Конечно, — проговорил он уже совсем иначе, потерянно и негромко, — иногда бывает... что выхода нет. Или мы его просто не можем найти? Или не затрудняемся искать?

&  "Стало быть, хватит размышлять, что равнодушие, а что насилие, — велел он себе. — Что уважение, а что любовь... Помочь кому-то, занимаясь переклейкой ярлыков на своем бездействии — не получится. Помочь можно только делом".

&  Ведь не зря Учитель говорил: благородный муж наставляет к доброму словами, но удерживает от дурного поступками.

&  "Детьми пусть займутся родители, а мы займемся Абдуллой и Зозулей. Детей хоть воспитать еще можно", — оптимистически подумал Баг…

&  Богдан поднял на Бага отчаянные глаза. Очки его сидели криво и всполошенно.
    — У меня не было выхода, — тихо проговорил бледный как смерть минфа. — Этот изверг... он уже...
    — Ты все сделал правильно, драг еч, — положил ему руку на плечо Баг. — Я горжусь тобой.
    — В аяте пятьдесят девятом суры "Добыча", — молвил незаметно подошедший Кормибарсов, — сказано: "Где ни застигнешь их во время войны — рассей их. Те, которые будут после них, может быть, будут рассудительнее". Таковы законы Аллаха для мужчин, — сочувственно добавил он. — Если пошел на войну — обязан стать воином.

&  Всего были пленены пятьдесят четыре дервиша. Убитых считать не стали, полагая это недостойным занятием: какой смысл считать шакалов, сказал бек; считать поверженных врагов — значит, оказывать им уважение и признавать их воинами, а шакалов и гиен мы истребляем без счета. Баг почесал в затылке: насчет "без счета" было явным восточным преувеличением, к тому же и шакалы, и гиены — равноправные временные вместилища бессмертных душ; в этих формулировках, как Багу показалось, бек немного погорячился. Но вслух сдержанный человекоохранитель ничего не сказал. Трех и впрямь безвозвратно убиенных уложили пока в тени ближайших кустов, а пленных сообразными пинками загнали в пещеру.

&  "...как неизбежно избранный неверно путь даже сильного и прямого человека делает слабым и искривленным!"

&  — Сколько корешок не вейся, — с издевкой проговорил Баг, красноречиво держа ладонь на рукояти меча, — а сорнячок из грядки вон!

&  Едва не теряя сознания от избытка чувств, он, под общие аплодисменты, троекратно поклонился посланцу в ноги, принял полагающийся ему теперь золотой парадный шлем-наголовник, исполненный в виде оскалившейся тигриной головы с выпученными рубиновыми глазами, и, облобызав его, тут же надел. Шлем был тяжелый и довольно неудобный, но что с того — чем весомее награда, тем слаще ее носить.

&  — Империя — это как в большом городе. Ток во все дома идет по одним и тем же проводам, вода во все дома идет по одним и тем трубам. И весь вопрос только в одном. Только в одном. Если тот, кто сидит на станции, которая дает ток или воду, начинает по каким-то причинам злобствовать... Возьмет и выключит, никому не сказав. Как будто это его собственная вода или его собственный ток. На пять минут. Или на пять дней.
    — ...санк жур...
    — Мне, скажет, нужнее. Или, например, решит сэкономить, а разницу — себе в карман... Так вот. Если жители всех отдельных квартир и домов имеют законную и доступную возможность, чуть что не по ним, так отделать самодура прутняками, чтобы тот седмицу потом не мог сесть в свое начальственное кресло — это страна для жизни людей, и, как ее ни назови, надо ее лелеять и беречь... Как зеницу ока!
    — ...Комм ля прюнелль де сез ё!
    — А если им до супостата не добраться, если не предусмотрены в обществе такие рычаги — обязательно развалится этот город... все плюнут на водопровод, размолотят его в сердцах и начнут сами, кто во что горазд, таскать к себе домой воду из ближайших луж. И пусть вода эта будет грязная, мутная, и ходить далеко и натужно — все равно все и каждый предпочтут это. Потому что нет для человека гаже, как зависеть от подонка, которому ты не можешь ничем ответить, когда он над тобой экс... экс... — Богдан с силой мотнул головой, словно пытаясь вытряхнуть застрявшее во рту сложное заморское слово, и вытряхнул-таки: — экспериментирует. Вот такая страна обязательно развалится раньше или позже. Маленькая она, или большая, много живет в ней народностей, или одна— единственная... Все равно.

&  — Ну хорошо, хорошо! — дослушав, почти вскричал Богдан. — Ясно, права! Права людей, права для людей... А люди для чего?
    — Богдан, — озадаченно сказала Жанна, переведя и выслушав ответ. — Он говорит, что не понял.
    Богдан упрямо боднул головой.
    — Люди — все, вообще — для чего?
    — Он говорит, что для себя, — сказала Жанна, выслушав профессора сызнова. — Каждый для чего сам захочет. Это и есть их права.
    — А есть мерило, по которому можно сказать: этот правильно хочет, а этот — нет? Вот один хочет пытать, а другой хочет спасать. Они оба в равной мере перед собою правы?
    Профессор дослушал, весь всколыхнулся — и опять закружилась пышная карусель, побежала бесконечная гирлянда: жюстис... друа... друа... жюстис...
    — Нет, я понял, — сказал Богдан, дослушав Жанну. — Каждый — для себя. Я даже могу это осмыслить. Свобода. Каждый сам выбирает, что с ней делать. Но вот все, вообще все мы. Человечество. Для чего-то более высокого и главного, чем оно само — или просто так, для себя? Наружу — или внутрь? Ежели все мы для чего-то... значит, кто хочет прямо противуположного тому, для чего мы, тот хочет неправильно. Безо всякого жюстис ясно, что — неправильно. Ведь правда?

&  "До чего все-таки укоренилось в них тоталитарное сознание", — сочувственно думал Кова-Леви, глядя на Богдана.
    "До чего все-таки они бездуховные", — сочувственно думал Богдан, глядя на Кова-Леви.
    "До чего все-таки они оба зануды", — мрачно думал Баг...
    "Хорошо, что я догадалась надеть это платье — облегающее и с вырезом, — удовлетворенно думала Стася, то и дело искоса взглядывая на Бага. — Словно знала, что здесь будут такие милые западные варвары. А в шароварах и коротком ханбалыкском халате Багатур меня еще увидит, уж я постараюсь..."
    Жанна ничего не думала. Она просто радовалась...

&  — Не бездомные же они собаки, в конце концов, что готовы лизать любую руку, которая кинет огрызок. Они — люди. А значит, главное для них — человеколюбие, справедливость и долг.
    — Ты очень хорошо думаешь о людях, еч Богдан, — мрачно проговорил Баг.


  ... – Теперь понимаю, – ответил Баг.”



Дело жадного варвара (Плохих людей нет—1)
Дело о полку Игореве (Плохих людей нет—3)

29 авг. 2007 г.

Хольм ван Зайчик — Дело незалежных дервишей (2/3)



&  То ли от усталости, то ли от переживаний — но у Богдана на глаза навернулись слезы. Ни слова больше не говоря, он опять обнял бека и прижался щекой к его жесткой седой бороде. Бек опять легонько похлопал Богдана по спине, и совсем уже негромко, ласково проговорил:
    — Ничего. Ты молодой, много думаешь... Повзрослеешь — начнешь понимать.

&  — ...Ладно. Хватит лирики. Кто из нас, как и когда заблуждался, мы потом разберемся, история рассудит — кто прав. Народ рассудит. Когда мы ему как следует мозги прочистим. А пока делайте, что вам говорят.

&  "Глянуть бы..." — подумал Баг, но одернул себя: не искушай свою карму, да не будешь искушен ею.

&  Бек приехал к нему — и оттого по всем законам божеским и человеческим бек был почетным, долгожданным гостем, а он, Богдан — радушным и рачительным хозяином. Бек, конечно, понимал его чувства — но мало ли чувств у человека! Много. Что они против необходимости вести себя сообразно долгу благородного мужа?
    Чувства для мужчины — что жены; долг — что отец.


&  — Он же был мечтатель, — сдаваясь, проговорил Богдан. — Поэт....
    Память у старого бека всегда была изумительной. Ни задумавшись ни на миг, он неторопливо ответил:
    — В суре "Поэты" сказано: "На кого сходят бесы? Сходят они на всякого выдумщика и беззаконника, из которых многие — лжецы. Таковы и поэты, которым следуют заблуждающиеся. Не видел ли ты, как они, умоисступленные, скитаются по всем долинам и говорят о том, чего сами сделать не могут? Исключаются из них те, которые уверовали и делают доброе".

&  — Ты добрый человек, — сказал он наконец. — Ты прекрасный человек. Ты самый умный человек из всех, кого я знаю.
    — Так, — мрачно проговорил Богдан. — После такого вступления должна следовать затрещина.
    — Зачем затрещина? Правда.
    — Ну?
    Бек опять пошевелил бородой и уронил:
— Ты не воин.
    Богдан вздохнул и попытался, рассутулив ученую спину, сесть попрямее.
    — Не всем же быть воинами, — пробормотал он.
    — А я этого и не сказал.

&  — Теперь, минфа, и мне нужно в больницу.
    — Бек, я к жене, — немного смущенно объяснил Богдан и с некоторым усилием добавил: — К младшей...
    — Сказано в суре "Корова", — ответил бек, — в аяте двести двадцать втором: "Жены ваши нива для вас: ходите на ниву вашу, когда ни захотите, но прежде делайте что-либо и в пользу душ ваших".

&  — Вроде все...
    — Ты мужчина или курсистка в парандже? Что такое "вро-де"? Да или нет?
    — Нет! — громко и решительно сказал Богдан. — Не все!

&  — ... Мне покою не дает эта фраза Кучума: я уверен, что вашу жену найдут.
    — Хороший человек. Утешить тебя хотел. Обдумывай слова тех, кто тебя огорчил; лелей слова тех, кто дал тебе надежду.
    — Это из какой суры? — спросил Богдан, пораженный чеканностью формулировки. Бек шевельнул бородой и честно ответил:
    — Это я сам.

&  Можно быть сколь угодно бережным на словах, уважать специфику ее мышления и ее привычек — но на игре в недомолвки ничего не выстроить. Реальность надо либо принимать всем сердцем, либо уходить из нее — но не закрывать на нее глаза в нелепом стремлении и в ней не быть, и другой не искать.

&  — Почтенный бек хорошо помнит слова Пророка, — с неподдельным уважением произнес Абдулла.
    — Я чту Аллаха, — сказал бек, — и стараюсь каждый свой шаг соразмерять с тем, что он заповедал правоверным.
    — Например? — спросил Абдулла.
    То был странный диалог. Словно двое этих сильных, незаурядных мужчин беседовали о чем-то своем, непонятном для окружающих. А потому могли говорить совершенно открыто, будто кругом не было ни души.
    — Например? — бек холодно улыбнулся. — Ну, например, сура "Добыча", аят шестидесятый... — он помедлил, а потом отчеканил, по-прежнему глядя Абдулле прямо в глаза: — Если опасаешься вероломства со стороны какого народа, то ему отплачивай равным; истинно, Аллах не любит вероломных.

&  — Может быть, с помощью своих проверенных тысячелетиями способов старец поможет нам понять, куда направился профессор, как далеко он ушел и где его искать.
    — Вы же православный, драг еч! — недоуменно сказал Абдулла. Богдан чуть обиженно пожал плечами.
    — Ну и что? Ваша вера ведь не мешает вам слушать прогнозы погоды, драг еч Абдулла?
    На это возразить было нечего.

&  — Просто мне кажется, мы даром теряем время. А расследование не движется...
    — Когда Всевышний создавал время, он создал его достаточно! — заверил Абдуллу Ширмамед Кормибарсов...

&  Абдулла разогнал повозку сверх всякой меры, и Богдану даже стало казаться, что Ничипорук решил устроить еще одну автокатостофу, но водитель сжимал в руках руль уверенно, и лишь шины душераздирающе визжали на поворотах.
    "Нервничает", — сочувственно думал Богдан.
    "Психует!" — злорадно думал Баг.
    "Иншалла", — отстраненно думал Ширмамед.

&  Повозка достигла больницы "Милосердные Яджудж и Маджудж" в рекордные сроки. Баг решил, что и сам не смог бы добраться быстрее. Да, неплохой мотор у этого "мерседеса", только внутри повозка подкачала — тесновато и потолок низкий. И пепельница неудобная.

&  "Туда или сюда?"
    Тиха асланiвськая ночь...
    Ни одной повозки.
    Ладно, можно и добежать, не в первый раз, но — в какую сторону?
    Ни одного указателя в поле видимости.
    Сказочное место.
    Карма...

&  — А ты бы хотел, чтобы я прижилась?
    — Да. А ты бы хотела суметь прижиться?
    — Не знаю, — едва выдохнула она. — Не знаю, Богдан. Ничего теперь не знаю. Сначала было весело и захватывающе интересно. Будто игра. А теперь, когда мне и впрямь захотелось, чтобы ваш мир стал и моим тоже, — он вдруг оказался настолько чужим, настолько... невероятным. Или вы все притворяетесь и днем, и ночью, или одурманены чем-то... или — и то, и другое. А на деле — жестокость и ложь. Мы там тоже врем, что поделаешь, без лжи не прожить ни человеку, ни семье, ни государству — но не так тотально.
    — Ты опять говоришь о чем-то неважном.



28 авг. 2007 г.

Хольм ван Зайчик — Дело незалежных дервишей (1/3)

Плохих людей нет — 2

Хольм ван Зайчик Плохих людей нет 2 Дело незалежных дервишей
  “Каждый год, во вторую седмицу восьмого месяца в Александрии Невской проходят Дни Ликования Вкуса. ...

&  Мысли Бага текли покойно и плавно, умиротворяющая нега снизошла на сердце. "Как же все сообразно в мире, — думал Баг, глядя на темнеющее небо, на котором из-за городского зарева не было видно звезд, — сообразно и... непостижимо. Как причудлива ткань судьбы, как неожиданны и нежданны ее повороты, нечаянны встречи и неизбежны расставания, — думал он, рассеянно прислушиваясь к веселому гомону александрийцев. — Карма!"

&  — О да, ночь нежна! — сразу приходя другу на помощь, подхватил Богдан. — Недаром еще Учитель сказал: "Прелесть тихой безлунной ночи уравнивает даже кошек, делая всех их изысканно серыми". Поистине, это великое речение. В нем Учитель сформулировал основы и главные условия всечеловеческого равенства и даже, пожалуй, того, что у варваров именуется демократией...

&  Ни одна вовлеченная в круги перерождений тварь не стесняется распускать перед подругой свой павлиний хвост, так устроен процесс рождений и смертей, так всем велит их карма — но вот человек почему-то стесняется порою... Странно.

&  — Я должна тебе кое-что сказать...
    Сердце Богдана упало. Если женщина начинает фразу подобным образом, можно ждать чего угодно. И все равно, какую неприятность не жди — окажется, что следовало ждать втрое худшую.

&  ...еще наш Учитель Конфуций говорил: "Всякий феникс славит ветви того утуна, на коем свил гнездо".


&  Девочки играли [в старинную ордусскую игру "классики"].
    "Счастливые, — подумал Богдан. — Прыг-скок — и дела им нет до взрослых проблем! Последние минуты, наверное, остались, уже темнеет, скоро домой, а там, в уютных теплых комнатах родители поставят перед ними сладкий чай с маньтоу или ватрушками... и кто бы из них ни выиграл, и кто бы ни проиграл сейчас — все у всех станет совсем хорошо. И еще несколько долгих, безмятежных лет быть им детьми. Шу-шу-шу про мальчиков. Шу-шу-шу про платья. Прыг-скок по тротуару... Да, жизнь. И отпускать нельзя, и удерживать нельзя. Отпустить — равнодушие. Не отпустить — насилие. Или все наоборот: отпустить — уважение, не отпустить — любовь... Любовь. Любовь одновременно и исключает насилие, и дает право на него. Когда любовь, никогда не поймешь, как поступить лучше. А девчатам все эти муки долго еще будет неведомы. Счастливые!"
    Профессор Кова-Леви, терпеливо ожидая у своей повозки, тоже смотрел на девочек.
    "Тоталитарное, иерархизированное сознание пропитало насквозь все ордусское общество, — думал он. — Вот, например, эти несчастные дети. Сами того не ведая, они играют в свою будущую взрослую жизнь. Эти судорожные прыжки из одной клеточки в другую несомненно отражают безнадежные, истерические попытки взрослых продвинуться по ступеням жестко стратифицированной бюрократической лестницы. И ведь прыгать надо именно на одной ножке, в неудобной позе, максимально затрудняющей движения! Это, конечно же, выражает предощущение имперского гнета, безнадежно уродующего души людей и все их побуждения. А чего стоит надпись в одной из ячеек прямо на пути: "Костер"! Это же олицетворение постоянного, неизбывного ужаса жителей чудовищной страны перед ежеминутно грозящим ни за что ни про что страшным наказанием... Пожалуй, можно сделать об этом доклад на осенней сессии. Например, такой: "Символика детских игр в идеократическом обществе"".

&  — Мудрый старец Лао-цзы не зря сказал: все хорошо в меру. А его не менее мудрый последователь Чжуан-цзы сформулировал это еще более утонченно: если заставить глупца возносить хвалы истинному Дао, он разобьет лоб и себе, и всем окружающим. Причем, как правило, начнет с окружающих. Умный любит свой народ просто потому, что тот ему родной, а глупый — за то, что его народ якобы лучше всех прочих. Мол, не был бы лучше, так и любить бы его не стоило — что с того, что родной...

&  Богдан копался над тяжбой до сумерек, но в конце концов решил ее по справедливости.
    "Известный всем образованным людям, — кратко, но емко начал Богдан свою резолюцию, — принц Гамлет говорил: "Ошибкой я пустил стрелу над домом брата". Древняя ордусская премудрость гласит: "Кто старое помянет — тому печень вон". Но все эти афоризмы меркнут перед великим и еще более категоричным речением Учителя из эпизода первого главы четырнадцатой: "Стыдно думать только о жалованье, когда в стране царит порядок, но еще стыднее думать о нем, когда порядка нет""...
    Начальников обоих участков Богдан обвинил в том, что репутация их подчиненных в народе вообще недостаточно высока: ведь, обнаружив поутру дверь жилища распахнутой настежь, любитель неумеренных возлияний не подумал о том, что сам оставил ее в столь несвойственном дверям состоянии, а сразу решил, будто непорядок — дело рук кого-то из вэйбинов. А это само по себе свидетельствует не в пользу тамошних стражей порядка. Поэтому оба квартальных начальника были приговорены к лишению десятой части жалованья за седьмой месяц в пользу квартального Общества трезвости. Мерзкий же пьяница был обвинен Богданом в том, что он, не имея неопровержимых доказательств проступка вэйбинов, осмелился голословно приписывать им деяние, каковое вполне мог совершить в пьяном угаре он же сам — и приговорен к лишению трети жалованья за седьмой месяц в пользу ведомственного детского сада Внешней охраны соответствующего квартала.

&  Принимать людей и их земли такими, каковы они есть — первая заповедь ордусского даоса. Недеяние прекрасно тем, что разом объемлет все разнообразие мира...

&  — Нельзя сказать, что уездное руководство смотрело на это все сквозь пальцы. Что-то делалось. Но как-то, знаешь... неуклюже. Впрочем, задним умом все крепки. Например. Год назад Бейбаба Кучум лично пригласил из Ханбалыка знаменитую труппу Императорского театра сыграть пьесу замечательного нашего драматурга Муэр Дэ-ли "Великая дружба".
    — Знаю, — кивнул Богдан. — Прекрасная и очень добрая вещь.
    — Вот. Все вроде правильно. Прутняки развешивать направо и налево — ведь не выход, правда же? Души надо чистить — словом умным и добрым, искусством настоящим... Директор по делам национальностей в Ханбалыке, преждерожденный единочаятель Жо Пу-дун, сам рассматривал вопрос и дал разрешение на гастроль. Знаменитая пьеса о дружбе народов — самое то! Кто ж мог предвидеть...
    — А что такое?
    — А то, что играли-то, разумеется, на языке подлинника. И как дошло до этого, помнишь, душераздирающего диалога в первом акте... — Мокий Нилович с легкостью перешел на ханьское наречие и, безукоризненно тонируя слоги, демонстрируя при том незаурядное артистическое дарование, процитировал наизусть: — "Ни хуй бу хуй дайлай хуйхуйжэнь дао дахуй?" — "Во чжэгэ е бу хуй". — "Дуй..." — тут в зале дикий гвалт поднялся, актеров забросали гнильем, а потом, буквально на следующий день, асланiвський меджлис принял постановление о запрещении публичного пользования ханьским наречием на всей территории уезда — он, дескать, является грубым, пошлым и оскорбляет слух любого воспитанного человека.

&  Нетерпение клокотало в его душе, но в серьезных делах торопиться нужно не спеша — на это указывал еще Учитель...

&  Чувствительный Богдан сильно подозревал, что бедная женщина не вполне адекватно воспринимает реальность и сама очень страдает от этого. К сожалению, помочь ей было уже нельзя — с того самого мгновения, когда она впервые публично произнесла слово критики в адрес ордусских порядков и персонально Великого князя Фотия. Во всем мире давно укоренилось: принудительно подвергать психотерапевтическому обследованию можно только тех, кто безудержно одобряет свою страну и существующие в ней порядки; те же, кто их несет в хвост и в гриву, должны обращаться за помощью сами, в противном случае, что бы они ни вытворяли, их заведомо считают просто-напросто оппозиционно настроенными.
    Постепенно популярность Валери на центральном телевидении пошла на убыль. Однообразие для эксцентрика губительно. ...

&  Богдан на мгновение прикрыл глаза. Так. Не зря говорил Учитель: "Чем дальше благородный муж углубляется в лес — тем больше вокруг него становится тигров"...

&  ...у Зозули была статья, где он как бы реально пытался вычислить, куда этот клад наш нетопырь сховал. Ну и вот. Ничего определенного, конечно, вы же знаете ученых: "с одной стороны, с другой стороны, в свете вышеизложенного можно предположить, но учитывая отсутствие точных данных, нельзя утверждать с уверенностью..."



24 авг. 2007 г.

Терри Пратчетт — Мор, ученик Смерти

Пратчетт Мор ученик Смерти
  “В этой озаренной ярким пламенем свечей комнате хранятся жизнеизмерители. ...

*  Короче говоря, Мор относился к категории людей более опасных, чем мешок, набитый гремучими змеями. Он был полон решимости докопаться до логической основы вселенной. План, при всей своей похвальности, вряд ли осуществимый, поскольку логикой здесь и не пахло. Собирая мир, Создатель выдал на гора массу выдающихся, оригинальных и вообще прекрасных идей. Однако сделать мир понимаемым в его задачу не входило.

*  Здесь вращались исключительно сливки общества — во всяком случае, те его компоненты, которые всплывают на поверхность и которые благоразумнее называть сливками.

*  — НУ ЧТО Ж, МАЛЬЧИК, ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ИСКРЕННЕ ЖЕЛАЕШЬ УЗНАТЬ САМЫЕ СОКРОВЕННЫЕ ТАЙНЫ ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВА?
    — Да, сэр. Думаю, что так, сэр.
    — ХОРОШО. КОНЮШНИ СРАЗУ ЗА ДОМОМ. ЛОПАТА ВИСИТ ЗА ДВЕРЬЮ, КАК ВОЙДЕШЬ.

*  — Надеюсь, все обернется к лучшему. Мой отец всегда говорит, что по большей части все оборачивается к лучшему.

*  — Лучше не задавай лишних вопросов. Ими ты огорчаешь людей.

*  Люди никогда не видят то, существование чего им кажется невозможным.

*  — ГРИБЫ — ДА, ЦЫПЛЕНОК — ДА, СМЕТАНА — ДА. Я НИЧЕГО НЕ ИМЕЮ ПРОТИВ ЛЮБОГО ИЗ ЭТИХ ВИДОВ ДОБРОЙ, НОРМАЛЬНОЙ ЕДЫ. НО ЗАЧЕМ, ВО ИМЯ ЗДРАВОГО РАССУДКА И ТРЕЗВОЙ ПАМЯТИ, СМЕШИВАТЬ ИХ ВМЕСТЕ И КЛАСТЬ В ЭТИ КРОШЕЧНЫЕ КОРЗИНОЧКИ?

*  — ВОТ ОНИ — СМЕРТНЫЕ. ВСЕ, ЧТО У НИХ ЕСТЬ, — СОВСЕМ НЕМНОГО ЛЕТ В ЭТОМ МИРЕ. И ОНИ ПРОВОДЯТ ДРАГОЦЕННЫЕ ГОДЫ ЖИЗНИ ЗА УСЛОЖНЕНИЕМ ВСЕГО, К ЧЕМУ ПРИКАСАЮТСЯ.

*  — ... Это несправедливо. Разве ты не можешь помешать убийству?
    — СПРАВЕДЛИВОСТЬ? А ЧТО, КТО-ТО ГОВОРИЛ О СПРАВЕДЛИВОСТИ?

*  Стать поэтом Мору всегда мешала врожденная честность; если бы Мор когда-нибудь стал сравнивать девушку с летним днем, то за сравнением обязательно последовало бы вдумчивое объяснение насчет того, какой именно день имеется в виду и было ли тогда дождливо или, наоборот, ясно.

*  — ЗДЕСЬ НЕ О ЧЕМ БЕСПОКОИТЬСЯ, ЮНОША...
    — Мор...
    — ТЕБЕ УЖЕ СЛЕДОВАЛО БЫ ПОНЯТЬ... КАЖДЫЙ ПОЛУЧАЕТ ТО, ЧТО, КАК ОН СЧИТАЕТ, ЕГО ЖДЕТ. ТАК ОНО ГОРАЗДО АККУРАТНЕЕ ВЫХОДИТ.
    — Знаю, сэр. Но это означает, что плохие люди, которые думают, что они отправятся во что-то вроде рая, на самом деле попадают туда. А хорошие люди, которые боятся, что попадут в какое-то ужасное место, по настоящему страдают. Это не похоже на справедливость.
    — КОГДА ТЫ ОТПРАВЛЯЛСЯ НА ДЕЖУРСТВО, ЧТО, Я ТЕБЕ СКАЗАЛ, ТЫ ДОЛЖЕН ВСЕГДА ПОМНИТЬ?
    — Ну, ты...
    — ХМ-М?
    Мор запнулся и замолчал.
    — НЕТ НИКАКОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ. ЕСТЬ ТОЛЬКО ТЫ.
    — Понятно, я...
    — ТЫ ДОЛЖЕН ПОМНИТЬ ОБ ЭТОМ.
    — Да, но...
    — Я ПОЛАГАЮ, В КОНЦЕ КОНЦОВ ВСЕ ОБРАЗУЕТСЯ. Я ЛИЧНО НИКОГДА НЕ ВСТРЕЧАЛ СОЗДАТЕЛЯ, НО МНЕ ГОВОРИЛИ, ЧТО ОН НАСТРОЕН К ЛЮДЯМ ДОВОЛЬНО ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНО.

*  Если вы бог, то действовать логично вовсе не обязательно.

*  Мор уже знал, что от любви человека бросает то в жар, то в холод, что любовь делает человека жестоким и слабым. Но что она делает тебя еще и глупым — это ему было в новинку.

*  Это был постоялый двор, и люди внутри проводили время за весельем — или за тем, что сходит за веселье, если вы крестьянин и большую часть времени проводите, тщательно ухаживая за капустой. После капусты что угодно покажется забавой.

*  — КАК ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ, КОГДА У ТЕБЯ ВНУТРИ ТЕПЛО, ТЫ ВСЕМ ДОВОЛЕН И ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ВСЕ ОСТАВАЛОСЬ ТАК, КАК ЕСТЬ?
    — Полагаю, это называется счастьем.

*  — Они не видели. Ты будешь удивлена, сколького они не видели. Особенно когда узнали, что трагической гибелью под ногами сорвавшегося с цепи слона можно заразиться. Смерть может настигнуть тебя даже в собственной постели.

*  Ситуация обрела ясность. Когда делаешь шаг с обрыва, жизнь моментально принимает очень четкое направление.



*  Плоский мир. Этот мир, как следует из названия, совершенно плоский и покоится (точнее, едет верхом) на спинах четырех огромных слонов. Слоны стоят на панцире гигантской звездной черепахи по имени Великий А'Туин. Диск обрамлен водопадом, пенистые каскады которого бесконечной лавиной обрушиваются в космос.
    Ученые подсчитали, что шансы реального существования столь откровенно абсурдного мира равняются одному на миллион.
    Однако волшебники подсчитали, что шанс "один на миллион" выпадает в девяти случаях из десяти.

*  Не то чтобы от него вовсе не было никакого толку — просто его стремление помогать смутно отдавало жизнерадостной готовностью бодрого недоумка, из кожи вон лезущего, лишь бы помочь "взрослым дядям". В результате серьезные мужчины научились бояться его помощи, как огня. Казалось, он является источником какой-то заразы, возможно даже смертельной.

*  — Слышал, у тебя на ферме освободилось местечко, Хамеш, — сказал Лезек.
    — Ага. Так я уже взял подмастерье, разве ты не знаешь?
    — А-а-а, — разочарованно протянул Лезек. — И когда?
    — Вчера. — Ложь Хамеша была молниеносна, словно гремучая змея. — Все договорено и подписано. Так что извини. Послушай, я ничего не имею против молодого Мора. Хороший паренек, такие нечасто встречаются. Дело лишь в том, что...
    — Знаю, знаю, — махнул рукой Лезек, — просто у него не только руки, но и все остальное растет из задницы.

*  — Знаешь, он ведь не дурак, — нарушил молчание Хамеш. — Ну, то есть, дураком его не назовешь.
    — Мозги у него на месте, — подтвердил Лезек. — Правда, иногда он начинает думать так усердно, что приходится колотить его по голове. Только это и помогает. Глядишь — уже очнулся, смотрит на тебя и даже видит что-то. Бабушка, на беду, научила его читать. Я так считаю, мозги его от этого малость перегрелись.

*  — Он слишком часто думает, в этом вся беда. Вот сейчас, посмотри на него. Никто не размышляет о том, как пугать птиц. Их просто пугают. Я имею в виду, нормальные мальчишки.

*  Он испытывал чувство, что должен что-то сказать, даже изречь — что-то вроде мудрой тирады или житейского совета. Напомнить, что в жизни есть темные и светлые полосы, положить руку на плечо сына и пространно заговорить о проблемах взросления — короче говоря, показать, что мир — это забавное местечко, в котором человеку, метафорически выражаясь, не следует проявлять излишнюю гордость и отказываться от предложенного ему горячего пирога с мясом.

*  Мор никогда в жизни не слышал слова "интригующее". Оно как-то не входило в запас слов, которыми его семья пользовалась регулярно.

*  Скорость практически чего угодно выше скорости света Диска. Свет здесь, в отличие от обычного света, ленив и нелюбопытен, подобно сытому прирученному псу. Он не передвигается, а плетется. Согласно утверждению философа Лай Тинь Видля, известна только одна вещь, двигающаяся быстрее обычного света. Это монархия. Ход рассуждений Видля примерно таков: в каждый данный момент вы не можете иметь больше одного короля. Наряду с этим традиция требует, чтобы между королями не было промежутков. Следовательно, когда король умирает, престол должен перейти к наследнику мгновенно. Предположительно, рассуждает философ, должны существовать некие элементарные частицы — королионы или, возможно, королевионы, обеспечивающие непрерывность. Но конечно даже здесь случаются проколы, и цепь прерывается. Это бывает тогда, к примеру, когда королион с лету врезается в античастицу, или республикой. Честолюбивые планы философа использовать свое открытие для посылки сообщений — включающие в себя, кстати, осторожную, чтобы не повредить анатомию, пытку маленького короля с целью модулирования сигнала — так до сих пор и не стали достоянием общественности.

*  Поэты не раз предпринимали попытки описать Анк-Морпорк, но все потуги окончились провалом. Возможно, виной этому послужило откровенное, чисто плотское жизнелюбие города. А может быть, дело просто в том, что город с миллионным населением и без единой канализационной трубы слишком уж бьет поэтов по нервам.

— НУ ЧТО Ж, МАЛЬЧИК, ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ИСКРЕННЕ ЖЕЛАЕШЬ УЗНАТЬ САМЫЕ СОКРОВЕННЫЕ ТАЙНЫ ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВА?
    — Да, сэр. Думаю, что так, сэр.
    — ХОРОШО. КОНЮШНИ СРАЗУ ЗА ДОМОМ. ЛОПАТА ВИСИТ ЗА ДВЕРЬЮ, КАК ВОЙДЕШЬ.

    Он посмотрел на книгу. Перевел взгляд на Мора. Тот не двигался с места.
    — СУЩЕСТВУЕТ ЛИ КАКАЯ НИБУДЬ ВЕРОЯТНОСТЬ ТОГО, ЧТО ТЫ НЕ ПОНЯЛ МЕНЯ?
    — Да, сэр.
    — УДОБРЕНИЕ, МАЛЬЧИК. НАВОЗ. У АЛЬБЕРТА В САДУ ЕСТЬ ЯМА ДЛЯ КОМПОСТА. ПОЛАГАЮ, ГДЕ-ТО ТАМ ИМЕЕТСЯ ТАЧКА. ТАК ЧТО ЗАЙМИСЬ ДЕЛОМ.
    Мор скорбно кивнул.
    — Да, сэр. Понимаю, сэр. Сэр?
    — ДА?
    — Сэр, я только не понял, какое это имеет отношение к сокровенным тайнам времени и пространства.
    Смерть не отрываясь изучал книгу.
    — ПОЭТОМУ ТЫ ЗДЕСЬ. ЧТОБЫ УЧИТЬСЯ.

*  Некоторые виды работ указывают на то, что человек продвигается вверх по служебной лестнице. Домашняя работа указывала — как бы помягче выразиться — на нечто прямо противоположное. Но свои преимущества были и у нее — по крайней мере, работаешь в тепле, а технологический процесс не отличается сложностью и потому вполне доступен для понимания.

*  Через некоторое время Мор вошел в ритм и начал играть внутри себя в ту игру с измерением количества выполненной работы, в которую в подобных обстоятельствах играет всякий. "Значит так, — думал он, — я сделал почти четверть, назовем ее третью. Так что когда я покончу с углом, что возле кормушки с сеном, это будет больше половины, назовем ее пять восьмых, что означает еще три полных тачки..." Одним словом, с захватывающим дух великолепием Вселенной гораздо легче иметь дело, если представляешь ее как серию маленьких кусочков.

*  — Он ведь Смерть, к твоему сведению. Мрачный Жнец. Важная персона. Он — не кто-то, кем становятся. Он — тот, кем являются.

*  — И ПОЧЕМУ, КАК ТЫ СЧИТАЕШЬ, Я НАПРАВИЛ ТЕБЯ В КОНЮШНЮ? ПОДУМАЙ ХОРОШЕНЬКО.
    Мор колебался. Он думал на эту тему, думал очень серьезно — в промежутках между подсчетами количества тачек. Он гадал, не было ли задание предназначено для того, чтобы развить скоординированную работу рук и глаз? Или приучить к повиновению? Внушить ему важность — в человеческом масштабе — небольших задач? Заставить осознать, что даже великие люди должны начинать с самого дна?
    — Я думаю... — начал он.
    — ДА?
    — Ну, я думаю, ты сделал это потому, что конюшня была по колено в лошадином навозе, если уж говорить начистоту.
    Смерть долго, не отрываясь, смотрел на него. Мор неловко переминался с ноги на ногу.
    — АБСОЛЮТНО ВЕРНЫЙ ОТВЕТ, — слова Смерти звучали отрывисто. — ЯСНОСТЬ МЫСЛИ. РЕАЛИСТИЧНЫЙ ПОДХОД. ЧТО ОЧЕНЬ ВАЖНО ДЛЯ РАБОТЫ, ПОДОБНОЙ НАШЕЙ.

*  Выглядело это так, как будто все, что должно быть сказано между ним и Альбертом, было сказано давным давно. И теперь каждый занимался своим делом с минимумом неудобств в процессе.

*  — Пожалуй, мне было бы очень даже интересно посмотреть на настоящего короля, — заявил он. — Моя бабушка говорила, они все время носят корону. Даже когда ходят в уборную.
    Смерть тщательно обдумал это высказывание.
    — ЧИСТО ТЕХНИЧЕСКИ — НЕТ НИКАКИХ ПРИЧИН, ПРОТИВОРЕЧАЩИХ ЭТОМУ, — признал он. — ОДНАКО, ЕСЛИ ИСХОДИТЬ ИЗ МОЕГО ОПЫТА, ОБЫЧНО ЭТО НЕ ТАК.

*  — А он казнит людей?
    — ИНОГДА. ЕСТЬ НЕКОТОРЫЕ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ ПРИХОДИТСЯ ДЕЛАТЬ, ЕСЛИ ТЫ КОРОЛЬ.

*  Бинки рысью снижалась, пока не коснулась копытами плит самой высокой башни замка. Смерть спешился и велел Мору заняться лошадиной торбой.
    — А люди не заметят, что здесь, наверху, пасется лошадь? — спросил Мор, когда они зашагали в направлении заключенной в вертикальную шахту винтовой лестницы.
    Смерть отрицательно покачал головой.
    — А ТЫ БЫ ПОВЕРИЛ, ЧТО НА ВЕРШИНЕ ЭТОЙ БАШНИ МОЖЕТ СТОЯТЬ ЛОШАДЬ?
    — Нет. Ее же ни в жизнь не затащить сюда по этой лестнице.
    — НУ ТАК?..
    — О, понял. Люди никогда не видят то, существование чего им кажется невозможным.

*  — Меня тоже не видно! — воскликнул Мор. — А я настоящий, самый что ни на есть реальный!
    — РЕАЛЬНОСТЬ НЕ ВСЕГДА ТАКОВА, КАКОЙ КАЖЕТСЯ. И В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ, ЕСЛИ ОНИ НЕ ХОТЯТ ВИДЕТЬ МЕНЯ, ТО ТЕБЯ ТЕМ БОЛЕЕ НЕ ПОЖЕЛАЮТ ЛИЦЕЗРЕТЬ. АРИСТОКРАТЫ, МАЛЬЧИК. ОНИ СОБАКУ СЪЕЛИ НА ТОМ, ЧТОБЫ НЕ ВИДЕТЬ, НЕ ЗАМЕЧАТЬ ТОГО, ЧТО У НИХ ПОД САМЫМ НОСОМ.

*  — СЛУШАЙ, ПАРЕНЬ, А ДЛЯ ЧЕГО, КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, ЭТА ВИШНЯ НА СОЛОМИНКЕ?
    — Мор, — машинально напомнил Мор.
    — ВЕДЬ ДЕЛО НЕ В ТОМ, ЧТО ОНА ЧТО-ТО ПРИБАВЛЯЕТ К ВКУСУ. И КАК ЧЕЛОВЕКУ ПРИШЛО В ГОЛОВУ ВЗЯТЬ ВО ВСЕХ ОТНОШЕНИЯХ ИДЕАЛЬНО ПРИГОТОВЛЕННЫЙ НАПИТОК И ВСТАВИТЬ ТУДА ВИШНЮ НА СОЛОМИНКЕ?

*  — А чего мы ждем? — отсутствующе поинтересовался Мор. В локоть ему врезался какой-то престарелый граф, поглядел куда угодно, только не на него, пожал плечами и пошел своей дорогой.
    — ПРИВЫКАЙ, — Смерть указал пальцем на поднос с канапе. — Я ХОЧУ СКАЗАТЬ, ГРИБЫ — ДА, ЦЫПЛЕНОК — ДА, СМЕТАНА — ДА. Я НИЧЕГО НЕ ИМЕЮ ПРОТИВ ЛЮБОГО ИЗ ЭТИХ ВИДОВ ДОБРОЙ, НОРМАЛЬНОЙ ЕДЫ. НО ЗАЧЕМ, ВО ИМЯ ЗДРАВОГО РАССУДКА И ТРЕЗВОЙ ПАМЯТИ, СМЕШИВАТЬ ИХ ВМЕСТЕ И КЛАСТЬ В ЭТИ КРОШЕЧНЫЕ КОРЗИНОЧКИ?
    — Не понял? — только и мог ответить Мор.
    — ВОТ ОНИ — СМЕРТНЫЕ, — продолжал Смерть. — ВСЕ, ЧТО У НИХ ЕСТЬ, — СОВСЕМ НЕМНОГО ЛЕТ В ЭТОМ МИРЕ. И ОНИ ПРОВОДЯТ ДРАГОЦЕННЫЕ ГОДЫ ЖИЗНИ ЗА УСЛОЖНЕНИЕМ ВСЕГО, К ЧЕМУ ПРИКАСАЮТСЯ.

*  Король был высоким и грузным. На его флегаматичном лице застыло выражение терпения такого калибра, которое можно приобрести лишь у наработавшейся на своем веку, всего навидавшейся и ко всему привыкшей лошади.

*  — Он не похож на плохого короля, — заметил Мор. — Зачем кому-то убивать его?
    — ВИДИШЬ ЧЕЛОВЕКА РЯДОМ С НИМ? С УСИКАМИ И УХМЫЛКОЙ, КАК У ЯЩЕРИЦЫ? — Смерть указал на человека косой.
    — Да?
    — ЕГО ДВОЮРОДНЫЙ БРАТ, ГЕРЦОГ СТО-ГЕЛИТСКИЙ. НЕ САМЫЙ МИЛЫЙ ИЗ ЛЮДЕЙ, — произнес Смерть. — ИЗ ТЕХ ЛОВКИХ ПРОЙДОХ, ЧТО ВСЕГДА ВЕРТЯТСЯ ПОД РУКОЙ С БУТЫЛКОЙ ЯДА В КАРМАНЕ. В ПРОШЛОМ ГОДУ БЫЛ ПЯТЫМ В ОЧЕРЕДИ ПРЕТЕНДЕНТОВ НА ПРЕСТОЛ. СЕЙЧАС УЖЕ ВТОРОЙ. ВРОДЕ КАК ПРОДВИНУЛСЯ ПО СОЦИАЛЬНОЙ ЛЕСТНИЦЕ.

— ... Это несправедливо. Разве ты не можешь помешать убийству?
    — СПРАВЕДЛИВОСТЬ? — удивился Смерть. — А ЧТО, КТО-ТО ГОВОРИЛ О СПРАВЕДЛИВОСТИ?

    — Я хочу сказать, если тот, другой, такой:
    — ПОСЛУШАЙ, СПРАВЕДЛИВОСТЬ ЗДЕСЬ СОВЕРШЕННО НИ ПРИ ЧЕМ. НАМ НЕЛЬЗЯ СТАНОВИТЬСЯ НА ЧЬЮ-ЛИБО СТОРОНУ. ЕСЛИ ВРЕМЯ ПРИХОДИТ, ОНО ПРИХОДИТ. ВОТ И ВСЕ, МАЛЬЧИК.
    — Мор, — простонал Мор, не отрывая взгляда от толпы.

*  — ... Кстати, мне кажется, я таю.
    — ПРОИСХОДИТ ОСЛАБЛЕНИЕ МОРФОГЕНЕТИЧЕСКОГО ПОЛЯ.
    — И что это такое?
    — ЭТО ПРОИСХОДИТ СО ВСЕМИ. ПОСТАРАЙТЕСЬ РАССЛАБИТЬСЯ И ПОЛУЧАТЬ УДОВОЛЬСТВИЕ.
    — Как?
    — ПРОСТО БУДЬТЕ САМИМ СОБОЙ.

*  — Я бы испытал огромное удовольствие, если бы узнал, где нахожусь, — выдал заветную мысль Мор.
    Такое неведение до крайности ошеломило его собеседника.
    — Это же Анк-Морпорк, — сказал он. — Его любой узнает. Да ты нюхни. По запаху чувствуется.
    Мор втянул носом воздух. Городской воздух отдавал чем-то весьма специфическим. У вас сразу возникало чувство, что этот воздух видал виды. С каждым новым вздохом вы все прочнее укоренялись в убеждении, что рядом с вами — прямо под боком — находятся тысячи людей, причем чуть ли не у каждого имеются подмышки.

*  Охарактеризовать место как "грязное" можно было с натяжкой, которую это слово не выдержало бы — порвалось.

*  Утомленным жестом привыкшей к поклонению примадонны Кувыркс откинул капюшон. Вместо лика седобородого мистика, которого ожидал Мор, юноша увидел круглое, довольно пухлое лицо, розовое с белым, как пирог со свининой, который оно (лицо) напоминало во всех отношениях. Например, как и у большинства пирогов со свининой, у него отсутствовала борода, и, подобно большинству пирогов со свининой, оно выглядело довольно добродушным.

*  — В переносном смысле, — пояснил волшебник.
    — Что это значит?
    — Это значит, что нет.
    — Но ты говорил...
    — Это была реклама.

*  — В котором часу здесь бывает заход солнца?
    — Обычно нам удается воткнуть его между днем и ночью. Примерно в тот промежуток, который вот-вот наступит.

*  А тем временем Кувыркс, оставшийся один в неубранной комнате, крутил монету, бормотал себе под нос "стены" и осушал бутылку.
    Опомнился он только тогда, когда показалось донышко. Сфокусировав взгляд на бутылке, сквозь поднимающийся розовый туман волшебник прочел этикетку: "Овцепикское втирание матушки Ветровоск. Общиукрепляющее и как любовнае зелие. Адну сталовую ложку толька перед сном и не больше".

*  ...рядом с входом висела охапка сена в сетке. К охапке была приложена записка. Чувствовалось, что эти крупные буквы вывела чуть дрожащая рука. Записка гласила:
    "ЭТО ТИБЕ, ЛОШАТЬ".

*  — Понимаешь, все уже решено и подписано. История вся расписана от начала и до конца. Каковы факты в действительности — никого не волнует; история знай себе катит прямо по ним. Ты ничего не можешь изменить, поскольку изменения уже являются ее частью.

*  Когда дело доходило до решимости, ее челюстями можно было колоть орехи.

*  — Я не вышла бы за тебя, будь ты последним оставшимся в живых мужчиной на Диске, — голосом ласковой змеи проворковала она.
    Мор был задет. Одно дело не хотеть жениться на ком-то, и совсем другое — слышать, что выходить не хотят за тебя.

*  — ... Потом она подумала, что он умер, и покончила с собой, а он проснулся и на этот раз действительно покончил с собой, но там была еще девушка...
    Здравый смысл подразумевал, что по крайней мере несколько женщин должны дотягивать до своего третьего десятка, не покончив с собой из-за любви. Но по всему выходило, что здравому смыслу в этих жутких драмах не доставалось даже роли обыкновенного статиста.
    ... Мор уже знал, что от любви человека бросает то в жар, то в холод, что любовь делает человека жестоким и слабым. Но что она делает тебя еще и глупым — это ему было в новинку.

*  История подобна старому свитеру. Он ведь медленно распускается. Так и она — распутывает свои узлы не торопясь. Полотно истории пестрит заплатами, его многократно штопали и перевязывали, чтобы подогнать под разных людей, засовывали в кромсалку сушилку цензуры, чтобы превратить в удобную для запудривания мозгов пропагандистскую пыль. И тем не менее история неизменно ухитряется выпутаться отовсюду и принять старую знакомую форму. История имеет привычку менять людей, которые воображают, что это они меняют ее. В ее истрепанном рукаве всегда находится пара запасных фокусов. Она ведь давно здесь ошивается. {...}
    Люди не более способны изменить ход истории, чем птицы — небо. Все, что они могут, — это воспользоваться моментом и вставить свой небольшой узор.

*  Подъехав ближе, Мор узрел движущиеся силуэты. Ему удалось даже уловить несколько обрывков песни. Это был постоялый двор, и люди внутри проводили время за весельем — или за тем, что сходит за веселье, если вы крестьянин и большую часть времени проводите, тщательно ухаживая за капустой. После капусты что угодно покажется забавой.

*  Внутри находились человеческие существа, предававшиеся немудреным человеческим развлечениям, вроде — напиться и забыть слова песни.

*  Мор огляделся, рассматривая окружающие его лица, освещенные отблесками пламени. Это были те самые люди, которых принято называть солью земли. То есть суровые, квадратные и вредные для вашего здоровья.

*  Терпсик Мимс не был отщепенцем. Он был рыболовом. Тут есть разница: рыболовство дороже обходится.

*  Терпсик был счастлив. ... Его сознание было почти пустым. Единственное, что могло выбить его из равновесия, — это если бы он по-настоящему поймал рыбу. Момент улова был единственным моментом в процессе ловли рыбы, который вызывал в нем неподдельный ужас. Рыбы были холодными и скользкими. Они паниковали и действовали ему на нервы, а нервы у Терпсика и без того были не в лучшем состоянии.
    До тех пор пока у Терпсика Мимса ничего не ловилось, он был одним из счастливейших рыболовов Плоского мира, поскольку реку Хакрулл отделяло пять миль от его дома и, следовательно, от миссис Гвлэдис Мимс, с которой он насладился шестью месяцами счастливой супружеской жизни. Что имело место быть около двадцати лет назад.

*  — Я пошел, — заявил Мор. — До завтра, прощайте!
    — Сейчас уже завтра, — указала Кели. Мор слегка сбавил свой героический тон.
    — Ну ладно, в таком случае до вечера, — сказал он, слегка раздраженный прозаичностью ее замечания. — Я удаляюсь!
    — Он что?
    — Так говорят герои, — добродушно объяснил Кувыркс. — Он не может удержаться.

*  Одинокие заядлые алкоголики всегда создают вокруг себя некое ментальное поле, обеспечивающее им полную независимость от окружающей среды и изолированность от оной.

*  — КАК БЫ ТЫ ОПРЕДЕЛИЛ ЧУВСТВО, КОГДА ТЫ КАЖЕШЬСЯ СЕБЕ ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКИМ И ГОРЯЧИМ?
    Хвиляга покрутил в руках карандаш.
    — Как будто ты пигмей?
    — НАЧИНАЕТСЯ С "О".
    — Отчаяние?
    — Да, — кивнул Смерть ...

*  — Похоже на то, что ты не обладаешь абсолютно никаками полезными навыками или талантами, — заявил Хвиляга. — А ты никогда не задумывался над тем, чтобы заняться преподаванием?

*  — А ТЕПЕРЬ — ЧТОБЫ ЧЕРЕЗ СЕКУНДУ ДУХУ ТВОЕГО ЗДЕСЬ НЕ БЫЛО, — произнес Смерть и добавил: — ПОКА ЖГУЧИЕ ВЕТРЫ БЕСПРЕДЕЛЬНОГО НЕ ИСПЕПЕЛИЛИ ТВОЙ НИЧЕГО НЕ СТОЯЩИЙ ТРУП.
    — Мой муж будет поставлен в известность, — расплывчато пригрозила повариха, покидая контору.
    Смерти показалось, что никакие его угрозы не сравнятся по своей мрачности с этой.

*  Взяв Мора за руку, Альберт драматически зашевелил бровями. Шевелил он довольно долго, давая Мору понять, что им надо "выйти поговорить".

*  Они открыли гроссбух.
    Они долго смотрели в него.
    Затем Мор произнес:
    — Что означают все эти символы?
    — Содоми нон сапиенс, — пробормотал себе под нос Альберт.
    — А это что значит?
    — Значит, если я хоть что-нибудь понимаю, то я педераст.
    — Это выражения волшебников, да? — полюбопытствовал Мор.
    — Заткнись со своими выражениями волшебников. Я знать не знаю, как выражаются волшебники. Лучше примени свои мозги к тому, что видишь здесь.

*  — Ты можешь помочь? — спросил Мор.
    — Нет, — заявила Изабель и высморкалась.
    — Что значит "нет"? — модуляциями голос Альберта напоминал закипающий чайник. — Это слишком важно, чтобы всякие ветреные...
    — Это значит, — ответила Изабель (ее голос модуляциями напоминал бритву), — что я могу разобраться с ними, а вы можете помочь.

*  "Реберный Дом Харги", что около доков, вряд ли входит в число ведущих заведений общественного питания. Он, как может, удовлетворяет запросы мускулистой и не любящей церемоний клиентуры того типа, которая предпочитает количество и разбивает в щепки столы, если не получает оного. Они приходят сюда не ради изысков или экзотики и придерживаются традиционной пищи, как то: зародыши нелетающей птицы, рубленые органы в оболочке из кишок, куски свиной плоти и горелые семена сорной травы, погруженные в животные жиры. Или, как эти блюда называются на местном диалекте, яйца, сосиски, бекон и отбивные.

*  — Ладно, — изрек он. — Я не говорю, что чем-то недоволен. Я просто хочу знать, как тебе удается делать это с такой скоростью.
    — ВРЕМЯ НЕ СУЩЕСТВЕННО.
    — Ты сказал...?
    — ИМЕННО.
    Харга решил не спорить.
    — Слушай, ты чертовски хорошо работаешь, парень, — похвалил он.
    — КАК ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ, КОГДА У ТЕБЯ ВНУТРИ ТЕПЛО, ТЫ ВСЕМ ДОВОЛЕН И ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ВСЕ ОСТАВАЛОСЬ ТАК, КАК ЕСТЬ?
    — Полагаю, это называется счастьем, — ответил Харга.

*  Час назад Кувыркс, перелистав исслюнявленным пальцем именной указатель к "Гримуару по чудовищному веселию", осторожно собрал те ингредиенты, которые можно добыть в обычных домашних условиях, и поднес к ним спичку.
    "Забавная штука эти ресницы, — размышлял он после окончания эксперимента. — Ты их не замечаешь — пока не лишишься".

*  Воистину, путь озарения подобен полумиле битого стекла.

*  — Откуда ты знаешь?
    Он подумал, не отделаться ли какой-нибудь дежурной фразой типа "Я волшебник. И мы, волшебники, знаем толк в этих вещах", но решил воздержаться. В последний раз, когда он произнес ее, принцесса пригрозила ему топором.
    — Я расспросил одного из стражников насчет того постоялого двора, о котором рассказывал Мор. Затем высчитал приблизительное расстояние, которое предстоит преодолеть барьеру. Мор говорил, что он движется со скоростью медленно идущего человека, то есть...
    — Так просто? И ты не прибегал к волшебству?
    — Единственное, к чему я прибегал, — так это к здравому смыслу. В конечном итоге всегда оказывается, что он гораздо более надежен.

*  Только двое остались, чтобы принять на себя удар. Один — потому что запутался мантией в двери, а второй — потому что был, вообще-то, человекообразой обезьяной и человеческие дела его особо не напрягали.

*  — Пирамиды Цорта в лунном свете! — чуть не задохнувшись от восторга, воскликнула Изабель. — Как романтично!
    — ПОСТРОЕННЫЕ НА КРОВИ ТЫСЯЧ РАБОВ, — заметил Мор.
    — Пожалуйста, не надо.
    — Я извиняюсь, но практическая сторона дела такова, что эти...
    — Хорошо, хорошо, ты все мне доказал, — раздраженно фыркнула Изабель.

*  Только одно существо способно было бы повторить выражение их лиц. И таким существом мог бы стать голубь, не только услышавший о том, что лорд Нельсон сошел со своего постамента, но еще и ошарашенный известием, что лорда видели покупающим двенадцатизарядный револьвер и к нему ящик патронов.

*  Какой вам смысл обладать силой, если вы не используете ее как орудие власти?

*  — Что ж, принцесса трагически погибла под ногами сорвавшегося с цепи слона. Народ огорчится. Я лично издам указ о неделе траура.
    — Ты не сможешь, все гости видели!.. — начала было принцесса, пребывающая на грани слез.
    Кувыркс покачал головой. Он заметил, что через толпу растерянных гостей прокладывают дорогу стражники.
    — Они не видели, — сказал он. — Ты будешь удивлена, сколького они не видели. Особенно когда узнали, что трагической гибелью под ногами сорвавшегося с цепи слона можно заразиться. Смерть может настигнуть тебя даже в собственной постели.

*  По крайней мере, ситуация обрела ясность. Когда делаешь шаг с обрыва, жизнь моментально принимает очень четкое направление.

*  — До свиданья, — сказал Мор, с удивлением ощущая комок в горле. — Такое неприятное слово, правда?
    — ВПОЛНЕ С ТОБОЙ СОГЛАСЕН. Как уже неоднократно отмечалось, лик Смерти не отличается большой подвижностью, поэтому на прощанье скелет как всегда ухмыльнулся. Хотя возможно, на этот раз Смерть и в самом деле хотел ухмыльнуться.
    — Я ПРЕДПОЧИТАЮ ОРЕВУАР, — сообщил он.


  ... — Я ПРЕДПОЧИТАЮ ОРЕВУАР, — сообщил он.”


15 авг. 2007 г.

Кристофер Бакли — Здесь курят! (2/2)




&  Вот в чем прелесть автомобильного телефона: ты еще и до работы не добрался, а утро уже изгажено.

&  — Приношу извинения. И все же оплата закладной как-то не годится в качестве жизненной цели.
    — То есть совершенно. Хотя девяносто девять процентов всего, что делается в этом мире, дурного и хорошего, делается ради оплаты закладных. Если бы все просто снимали квартиры, мир был бы куда более приятным местом. Ну, и потом детей нужно учить. Boт она, главная сила зла в современном мире.

&  — Итак, все произошло в Кемп Лагроун...
    — Угу, — Ник неторопливо загасил сигарету. Спасибо Господу, сотворившему сигареты, которые позволяют человеку собраться с мыслями или, по крайности, принять философический вид.

&  ...доктор Вит, приятный молодой человек (Ник с некоторым огорчением стал замечать, что превосходит годами не только большинство полицейских, но и большинство врачей)...

&  — Буду через десять минут, — сказал Ник, уже испытывая усталость от перспективы участия в очередном совещании. Вся его жизнь — одно сплошное совещание. Интересно, в средние века люди тоже совещались с утра до вечера? А в Древнем Риме, в Греции? Не диво, что обе эти цивилизации погибли — видимо, упадок и визиготы в конце концов показались им предпочтительней все новых и новых совещаний.


&  Здесь находилось около дюжины заведений с названиями вроде "Пекинский гурман" (весьма посредственный интерьер и цыплята с глютамином), "Паста Паста" (развесная торговля Спагетти), "ПИЙ" (Просто Изумительный Йогурт) и "А ну-ка, бублики!".

&  — Ник... Ты просто слушай, ладно? Тут скадано "эритема". Днаешь, что это? Мне так пришлось в словаре посмотреть. Покраснение кожи, вот что, вроде как от химического отравления или когда на солнце обгоришь. Осмелюсь даметить, у тебя будет ну очень красная кожа, Ник. Может тебя даже в кино водьмут, на роль индейца. Хе хе. Ой, прости, Ник, это была неудачная шутка.
    А вот это я и сам понял. "Боли в брюшной полости, сонливость" — это когда в сон клонит, верно? — "кожная сыпь, потливость. Боли в спине, дапор, диспепсия, тошнота, миалгия". Ну и словечки у них. А, вот хорошо: "головокружение, головная боль, бессонница". Чего-то я не понял, то у них сонливость, то бессонница. Ладно, выясним опытным путем. Днаешь, Ник, ты внесешь черт-те какой вклад в науку. Про тебя напишут в "Медицинском журнале Новой Англии". Ну-с, что еще? "Фарингит"? Это когда по горлу полоснут, что ли? "Синусит и... дисменорея". А вот что это такое, я и днать не хочу, уж больно страшно двучит. Ты мне про нее поподже расскажешь. Жжет. Сильно жжет кожу.

&  — Да ведь мне деньги-то не нужны, Ник.
    — Так что вам тогда нужно?
    — А что нужно каждому из нас? Скромный достаток, любовь достойной женщины, не слишком большая закладная, хорошо поджаренный бекон.

&  Под конец он даже процитировал слова, сказанные Черчиллем в самый мрачный для Британии час: "Никогда не сдаваться, — сказал он. — Никогда. Никогда. Никогда!" Сотрудники аплодировали. Некоторые прослезились.

&  — Неприятно, конечно, извлекать выгоду из этой гнусной истории, но, боже ты мой, ступив в дерьмо, розой пахнуть не станешь.

&  В центре пространства помещался стол со стеклянным верхом, совершенно пустой — вот это и есть власть: абсолютно пустой письменный стол.

&  — Стало быть, — сказал Джефф, — давайте думать, чем мы можем помочь этим людям. Поразительно. Джеффу хватило двух фраз, чтобы определить свою позицию: он вовсе не ради денег старается, он хочет спасти фермеров.
    — А проблемы здоровья вас не волнуют? — Ник просто обязан был задать этот вопрос, хотя бы из профессионального уважения к Джеффу, — да и ответ обещал быть интересным.
    Джефф ответил не задумываясь:
    — Это вопрос не ко мне. Я не врач. Я всего лишь посредник. Мое дело — сводить друг с другом творческих людей. А разного рода привходящая информация меня не касается. Люди сами принимают решения. Я не вправе делать это за них. Не моя задача. Это было бы моральной бестактностью с моей стороны.
    — Все правильно, — сказал совершенно очарованный Ник. Перед ним сидел настоящий титан двуличия. У этого человека есть чему поучиться.

&  — Джефф слишком скромен, чтобы распространяться об этом, — встрял Джек, — но именно он является движущей силой рекламы в кино.
    — Джек, мистер Нейлор не для того прилетел к нам из Вашингтона, чтобы слушать, как ты пересказываешь мою биографию.
    — Извини, Джефф, но, по-моему, мистеру Нейлору следует знать, что ты сказал в этом деле новое слово. Помнишь, Ник, раньше, когда в фильме кто-нибудь пил пиво или содовую, да что угодно, название напитка вообще было не разобрать. Потом постепенно начали показывать этикетку. А теперь ее дают таким крупным планом, что можно прочесть даже химический состав продукта. Это Джефф постарался.

&  — Лорн, что происходит?
    — Мы с Робертой все еще думаем.
    — Послушайте, если вы нападаете на нас неделю или месяц спустя, в этом не будет никакого смысла. Гнев как рыба, он должен быть свежим. Сделайте это сегодня. Хотя лучше было сделать вчера.

&  В "Энкомиуме" его ожидало несколько экстренных вызовов от Капитана, БР, Хизер, Полли, Дженнет и Джека Бейна. Какой из них важнее, трудно было сказать, однако в телефонных переговорах, как и в жизни, самое благоразумное — отдавать предпочтение человеку, который платит тебе жалованье.

&  — Существует только один способ съесть слона. Принимать его по чайной ложке.

&  Спокойнее, сказал он себе. Обстановка сложная, и потому спокойствие — это все, ясность изложения — превыше всего, самое же главное — не ковырять в носу.

&  — Если тебе нужен отпуск, бери его прямо сейчас.
    — Отпуск? Когда на нас столько всего навалилось?
    — Знаешь, что сказал Уинстон Черчилль? Он сказал: времени, удобного для отпуска, не бывает, так что самое верное — уходить, когда хочется.

&  — И все равно, я не понимаю, что мне делать.
    — В твоем положении, Ник, ты непременно что-нибудь да придумаешь. Необходимость — затраханная мать изобретательности.

&  — Тебе это не понравится.
    — Мой день начался хуже некуда, так что не бойся его испортить.


  ... – Да, весьма эмоционально.”

14 авг. 2007 г.

Кристофер Бакли — Здесь курят! (1/2)

Кристофер Бакли Здесь курят!
  “До того как Ник Нейлор стал главным общественным представителем Академии табачных исследований, его, случалось, обзывали по-всякому, однако с Сатаной так вот прямо никто покамест не сравнивал. ...

&  Бессмысленно пытаться умягчить эту свору обычным неискренним юмором, который в Вашингтоне сходит за искреннее самоуничижение. Пожалуй, неискренняя серьезность будет повернее.

&  — Хотите верьте, хотите нет, — начал Ник, теребя свой шелковый галстук, дабы показать, что нервничает, хоть он ничуть не нервничал, — но мне очень приятно участвовать в симпозиуме "Чистые легкие — 2000".

&  — Потому что, — продолжал Ник, которого бесполезность происходящего начинала уже утомлять, — я твердо верую в то, что нам нужна не столько конфронтация, сколько консолидация. Целиком украдено из "Курса бессмысленной, но ритмичной элоквенции" Джесси Джексона — ну и ладно, зато работает безотказно.

&  — Я благодарен вам, мадам, за то, что вы поделились с нами вашим опытом, и, полагаю, выражу чувства всех присутствующих, сказав, что все мы сожалеем о вашей трагической утрате, однако мне кажется, что вопрос, который стоит перед нами сегодня, сводится к тому, желаем ли мы, американцы, жить, сохраняя верность таким документам, как Декларация независимости, Конституция и Билль о правах. Если мы отвечаем "да", тогда, я думаю, путь, лежащий перед нами, ясен. И я уверен, что, если бы ваш дядюшка, бывший, несомненно, прекрасным человеком, оказался сегодня здесь, он наверняка согласился бы с тем, что, принявшись переиначивать главные принципы, заложенные нашими отцами-основателями, многие из которых и сами были, как вы помните, табачными фермерами, — переиначивать, опираясь всего лишь на разного рода откровенно ненаучные домыслы, мы поставим под угрозу не только нашу свободу, но и свободу наших детей и внуков. Тут важно было не останавливаться, дабы не помешать этому сногсшибательному по алогичности выводу окрасить собою процессы, протекающие у слушателей в мозгу.


&  — В антитабачной истерии нет ничего особенно нового. Вы, разумеется, помните турецкого султана Мурада IV, — разумеется, никто из них ни о каком Мураде IV и слыхом не слыхивал, однако толика интеллектуальной лести всегда воспринимается с удовольствием.

&  Росту в нем было под два метра, что он ненавязчиво подчеркивал, открывая, к примеру, дверь перед вами и кивком приглашая пройти под аркой придерживающей ее руки. Как-то под конец рабочего дня он проделал этот фокус с Ником, и тот с удовлетворением ощутил исходящий от БР запашок пота. Всегда ведь утешаешься, обнаружив унизительное телесное несовершенство человека, который властен над твоей судьбой.

&  — Вот это и есть твоя главная беда! Не думай о том, что тебе не удастся. Только о том, что удастся. Ты тратишь время, пытаясь погасить пожар в мусорной корзинке, между тем как твое дело — поджигать леса.
    — Леса?
    — Ты действуешь, исходя из уже случившегося. А должен бы опережать события. Не сиди за столом и не жди, что тебе будут звонить каждый раз... Ты у нас отвечаешь за связи с общественностью. Так налаживай их. Представь мне перспективный план. Какой у нас нынче день?
    — Пятница, — мрачно сообщил Ник.
    — Отлично, значит, в понедельник. Принеси мне в понедельник хоть что-нибудь стоящее. — БР заглянул в ежедневник и вдруг ухмыльнулся. Этого Ник еще ни разу не видел. — Смотри-ка, как раз в шесть тридцать я совершенно свободен.

&  Возраст — под сорок, немного за сорок, — возраст, в котором радость, вызванная тем, что ты занимаешь высокий пост, несколько увядает и на передний план выходит забота о том, как бы этот пост сохранить.

&  — Что ты натворил?
    — Ничего, — ответил Джой.
    — Тогда зачем я ему нужен?
    — Я не знаю, — обронил Джой. Двенадцатилетние мальчики не очень разговорчивы. Беседа с ними, как правило, сводится к игре в "двадцать вопросов".

&  От этого удара Рон Гуди так и не оправился. В течение следующего часа он только и мог, что визжать в сторону Ника, нарушая все маклахановские наставления насчет бессмысленности попыток раззадорить слушателя, который полностью к тебе равнодушен.

&  — Вам известен секрет действительно хорошего джулепа? Надо пальцами вдавить мяту в лед и растереть. Высвобождает ментол. — Капитан негромко хмыкнул. — Знаете, кто меня этому научил? Ник не знал, но предполагал, что то был некий потомок Роберта Э. Ли.
    — Фердинанд Маркое, президент Филиппин. Ник подождал развития этой темы, но его не последовало. Еще одна прерогатива человека по-настоящему богатого.

&  Капитан попросил официанта ни в коем случае не рассказывать миссис Бойкин, что он тут ест, иначе, зловеще предупредил Капитан, "она с нас обоих шкуру заживо сдерет". Богатые мужчины любят изображать преувеличенный страх перед женами. Им кажется, будто это делает их более человечными.

&  — А скажи-ка мне, — спросил Капитан, — что ты думаешь о БР? Нику показалось, что тротуар под его ногами покрылся шкурками крупных бананов.
    — БР, — ответил он, — БР... мой босс. Капитан удивленно хмыкнул.
    — А мне-то казалось, сынок, что это я твой босс. Сынок? Впрочем, мне по душе лояльные люди. Я ценю лояльность. Лояльному человеку я готов простить практически все.



7 авг. 2007 г.

Виктор Пелевин — Священная книга оборотня

Виктор Пелевин Священная книга оборотня
  “Клиент, на которого меня нацелил бармен Серж, ждал в Александровском баре «Националя» в семь тридцать вечера. ...

*  Размеры вещей должны быть пропорциональны месту, которое они занимают в жизни.

*  Один мой знакомый говорил, что зло в нашей жизни могут победить только деньги. Это интересное наблюдение, хотя и не безупречное с метафизической точки зрения: речь надо вести не о победе над злом, а о возможности временно от него откупиться. Но без денег зло побеждает в течение двух-трех дней, это проверенный факт.

*  Как интересно, все без конца рассуждают о прогрессе. А в чем он заключается? В том, что древнейшие профессии обрастают электронным интерфейсом, вот и все. Природы происходящего прогресс не меняет.

*  Ты спрашиваешь, как здесь дела. Если коротко, надежда на то, что обступившее со всех сторон коричневое море состоит из шоколада, тает даже у самых закаленных оптимистов. Причем, как остроумно замечает реклама, тает не в руках, а во рту.

*  Чтение — это общение, а круг нашего общения и делает нас тем, чем мы являемся. Вот представь себе, что ты по жизни шофер-дальнобойщик. Книги, которые ты читаешь, — как попутчики, которых ты берешь в кабину. Будешь возить культурных и глубоких людей — наберешься от них ума. Будешь возить дураков — сам станешь дураком. Пробавляться детективчиками — это... Это как подвозить малограмотную проститутку минета ради.

*  Если бы все самое важное заключалось в нас самих, зачем был бы нужен внешний мир?

*  Жить не по лжи. LG.

*  Люди думают хоть и много, но неправильно, и совсем не о том, о чем надо.

*  Нельзя открыть рот и не ошибиться.




*  В каждой культуре принято связывать особенности внешности с определенными чертами характера. Прекрасная принцесса добра и сострадательна; злобная колдунья уродлива, и на носу у нее огромная бородавка. Есть и более тонкие связи, которые не так просто сформулировать — именно вокруг них строится искусство живописного портрета. Со временем эти связи меняются, поэтому красавицы одной эпохи часто вызывают у другой недоумение. Так вот, если сказать просто, личность лисы — это тот человеческий тип, с которым у среднего представителя текущей эпохи ассоциируется ее внешность.
    Каждые лет пятьдесят или около того мы подбираем под свои неизменные черты новый симулякр души, который предъявляем людям. Поэтому с человеческой точки зрения внутреннее у нас в любой момент тождественно внешнему на сто процентов. Другое дело, что оно не тождественно настоящему, но кто ж это поймет? У большинства людей настоящего нет вообще, а есть только это внешнее и внутреннее, две стороны одной монеты, которую, как человек искренне верит, где-то действительно положили на его счет.

*  — Вы похожи на капитана Немо.
    — Из "Восемьдесят тысяч лье под водой"?
    — Нет, из американского фильма "Общество выдающихся джентльменов". Там был похожий на вас выдающийся джентльмен. Бородатый подводный каратист в синем тюрбане.
    — Что, фильм по Жюль Верну?
    — Нет, в нем собрали вместе всех суперменов девятнадцатого века — Капитана Немо, человека-невидимку, Дориана Грея и так далее.
    — Да? Оригинально.
    — Ничего оригинального. Экономика, основанная на посредничестве, порождает культуру, предпочитающую перепродавать созданные другими образы вместо того, чтобы создавать новые.

*  — А что это такое — богоискательство и богонаходительство?
    — Помните эту апорию с казнью на площади, которая часто приводится в комментариях к сикхским священным текстам? Кажется, она восходит к гуру Нанаку, но полной уверенности у меня нет.
    Сикх выпучил коричневые глаза и сразу сделался похож на рака.
    — Представьте себе базарную площадь, — продолжала я. — В ее центре стоит окруженный толпой эшафот, на котором рубят голову преступнику. Довольно обыкновенная для средневековой Индии картина. И для России тоже. Так вот, богоискательство — это когда лучшие люди нации ужасаются виду крови на топоре, начинают искать Бога и в результате через сто лет и шестьдесят миллионов трупов получают небольшое повышение кредитного рейтинга.
    — О да, — сказал сикх. — Это огромное достижение вашей страны. Я имею в виду улучшение кредитного рейтинга. А что такое богонаходительство?
    — Когда Бога находят прямо на базарной площади, как сделали учителя сикхов.
    — И где же он?
    — Бог в этой апории является казнящим и казнимым, но не только. Он является толпой вокруг эшафота, самим эшафотом, топором, каплями крови на топоре, базарной площадью, небом над базарной площадью и пылью под ногами. И, разумеется, он является этой апорией и — самое главное — тем, что сейчас ее слышит...

*  Он выпучил глаза еще сильнее и стал похож не просто на рака, а на такого рака, который догадался наконец, почему вокруг стоят эти огромные пивные кружки.

*  В подборе картин на стенах вообще трудно обнаружить какой-нибудь принцип. Церкви, букеты цветов, лесные чащи, крестьянские старушки, сцены из версальского быта, среди которых вдруг мелькнет Наполеон, похожий на синего попугая с золотым хвостом...
    Впрочем, это только с первого взгляда между картинами нет ничего общего. На самом деле их объединяет главная художественная особенность — они продаются. Как только вспоминаешь об этом, становится видно удивительное стилистическое единство интерьера. Больше того, понимаешь, что нет никакой абстрактной живописи, а только конкретная.

*  Я не считаю, что забираю энергию у кого-то персонально. Человек, который ест яблоко, вовсе не вступает с этим яблоком в личные взаимоотношения, он следует установленному порядку вещей.

*  После крупного выигрыша в казино не следует сразу уходить — лучше немного проиграть, чтобы не вызывать в людях злобы. То же и в нашем деле. ...

*  — Ясно ли вам, что страдание и есть та материя, из которой создан мир?
    — Почему?
    — Это можно объяснить только на примере.
    — Ну давай на примере.
    — Вы знаете историю про барона Мюнхгаузена, который поднял себя за волосы из болота?
    — Знаю, — сказал шофер. — В кино даже видел.
    — Реальность этого мира имеет под собой похожие основания. Только надо представить себе, что Мюнхгаузен висит в полной пустоте, изо всех сил сжимая себя за яйца, и кричит от невыносимой боли. С одной стороны, его вроде бы жалко. С другой стороны, пикантность его положения в том, что стоит ему отпустить свои яйца, и он сразу же исчезнет, ибо по своей природе он есть просто сосуд боли с седой косичкой, и если исчезнет боль, исчезнет он сам.
    — ... Вы пример поняли?
    — Понял, понял. Не дурак. И что же твой Мюнхгаузен, боится отпустить свои яйца?
    — Я же говорю, тогда он исчезнет.
    — Так, может, лучше ему исчезнуть? На фиг нужна такая жизнь?
    — Верное замечание. Именно поэтому и существует общественный договор.
    — Общественный договор? Какой общественный договор?
    — Каждый отдельный Мюнхгаузен может решиться отпустить свои яйца, но...
    — Что "но"? — спросил шофер.
    — Но когда шесть миллиардов Мюнхгаузенов крест-накрест держат за яйца друг друга, миру ничего не угрожает.
    — Почему?
    — Да очень просто. Сам себя Мюнхгаузен может и отпустить, как вы правильно заметили. Но чем больней ему сделает кто-то другой, тем больнее он сделает тем двум, кого держит сам. И так шесть миллиардов раз. Понимаете?

*  Как говорил повар великого князя Михаила Александровича, каши маслом не испортишь, но вот масло легко испортить кашей.

*  Совершенствовать текст можно было до бесконечности — известно, что этот процесс у настоящего поэта продолжается до момента, когда издатель приходит за рукописью.

*  О том, что на сердце — всегда украдкой...

*  Когда человек ищет, чем подтвердить свои параноидальные идеи, он всегда находит.

*  "Причина заблуждения живых существ в том, что они полагают, будто ложное можно отбросить, а истину можно постичь. Но когда постигаешь себя самого, ложное становится истинным, и нет никакой другой истины, которую надо постигать после этого".
    Какие люди были тогда вокруг! А сейчас — разве способен кто нибудь понять смысл этих слов? Все, все ушли в высшие миры.

*  Я думаю, займись Шпенглер современной Россией, его в первую очередь заинтересовал бы тот же вопрос, что и тебя — о местной элите.
    Она действительно уникальна. Тебя дезориентировали: еще ни у кого не стало больше денег от того, что они "покрутились" вокруг этой публики. Денег от такой процедуры может стать только меньше, иначе элита не была бы элитой. В древние времена в Поднебесной любой чиновник стремился принести пользу на всеобщем пути вещей. А тут каждый ставит на этом пути свой шлагбаум, который поднимает только за деньги. И суть здешнего общественного договора заключена именно в таком подъеме шлагбаумов друг перед другом.

*  Реформы, про которые ты слышала, вовсе не что-то новое. Они идут здесь постоянно, сколько я себя помню. Их суть сводится к тому, чтобы из всех возможных вариантов будущего с большим опозданием выбрать самый пошлый. Каждый раз реформы начинаются с заявления, что рыба гниет с головы, затем реформаторы съедают здоровое тело, а гнилая голова плывет дальше. Поэтому все, что было гнилого при Иване Грозном, до сих пор живо, а все, что было здорового пять лет назад, уже сожрано.

*  ... Словом, то, что доктор прописал.
    Впрочем, видала я этого доктора в гробу. ...все они что-то прописывают, а человеческая душа раз за разом верит в один и тот же обман, несется на скалы мира и расшибается о них насмерть. И снова несется, несется — как в первый раз. Живешь на берегу этого моря, слушаешь шум его волн и думаешь — счастье, что каждая волна знает только о себе и не ведает прошлого.

*  Часто мужчина думает: вот ходит по весеннему городу девушка-цветок, улыбается во все стороны и сама не осознает, до чего же она хороша. Такая мысль естественным образом превращается в намерение приобрести эту не осознающую себя красоту значительно ниже ее рыночной стоимости.
    Ничего не бывает наивней. Мужчина, значит, осознает, а сама девушка-цветок — нет? Это как если бы колхозник из Николаева, продавший корову и приехавший в Москву покупать старые "Жигули", проходил мимо салона "Порше", увидел в окне молоденького продавца и подумал: "Он ведь такой зеленый... Вдруг поверит, что этот оранжевый "Бокстер" дешевле "Жигулей", раз у него всего две двери? Можно попробовать поговорить, пока он один в зале..."
    Такой мужчина, конечно, очень смешон, и шансов у него никаких. Но не все так мрачно. Для колхозника из Николаева есть плохая новость и хорошая новость:
    1) плохая новость такая — ему ничего не купить ниже рыночной стоимости. Все просчитано, все схвачено, все выверено. Оставь надежду всяк сюда входящий.
    2) хорошая новость такая — эта рыночная стоимость значительно ниже, чем ему представляется в его гормональном угаре, помноженном на комплекс неполноценности и недоверие к успеху.

*  Тому, кто хочет понять природу красоты, надо первым делом задать себе вопрос: где она находится? Можно ли считать, что она — где то в женщине, которая кажется прекрасной? Можно ли сказать, что красота, например, в чертах ее лица? Или в фигуре?
    Как утверждает наука, мозг получает поток информации от органов чувств, в данном случае — от глаз, и без интерпретаций, которые делает визуальный кортекс, это просто хаотическая последовательность цветных пятен, оцифрованная зрительным трактом в нервные импульсы. Дураку понятно, что никакой красоты там нет, и через глаза она в человека не проникает. Говоря технически, красота — это интерпретация, которая возникает в сознании пациента. Что называется, in the eye of the beholder.
    Красота не принадлежит женщине и не является ее собственным свойством — просто в определенную пору жизни ее лицо отражает красоту, как оконное стекло — невидимое за крышами домов солнце. Поэтому нельзя сказать, что женская красота со временем увядает — просто солнце уходит дальше, и его начинают отражать окна других домов. Но солнце, как известно, вовсе не в стеклах, на которые мы смотрим. Оно в нас.

*  — Знаете, Владимир Михайлович, если сказать честно, я даже не знаю, к чему я испытываю большее равнодушие — к виду окружающих меня вещей или ко мнениям окружающих меня граждан. И то и другое слишком быстро остается в прошлом, чтобы я, как это говорят, парилась.

*  "Проект "Shitman"
    из здания не выносить".
    ...я решила, что это очередное доказательство мощи американского культурного влияния. Superman, Batman, еще пара похожих фильмов, и ум сам начинает клишировать реальность по их подобию. Но, подумала я, что этому противопоставить? Проект "Говнюк"? Да разве захочет кто-нибудь корпеть над ним по ночам за небольшую зарплату. Из-за этого говнюка в плохом костюме и погибла советская империя. Человеческой душе нужна красивая обертка, а русская культура ее не предусматривает, называя такое положение дел духовностью. Отсюда и все беды...

*  Лисий ум — просто теннисная ракетка, позволяющая сколь угодно долго отбивать мячик разговора на любую тему. Мы возвращаем людям взятые у них напрокат суждения — отражая их под другим углом, подкручивая, пуская свечой вверх.

*  Ты серьезно хочешь приехать в Англию? Ты думаешь, тебе здесь будет лучше?
    Пойми, Запад — это просто большой shopping mall. Со стороны он выглядит сказочно. Но надо было жить в Восточном блоке, чтобы его витрина могла хоть на миг показаться реальностью. В этом, мне кажется, и был главный смысл вашего существования — помнишь песню "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью"? На самом деле, здесь у тебя может быть три роли — покупателя, продавца и товара на прилавке. Быть продавцом — пошло, покупателем — скучно (и все равно придется подрабатывать продавцом), а товаром — противно. Любая попытка быть чем-то другим означает на деле то самое "не быть", с которым рыночные силы быстро знакомят любого Гамлета. Все остальное просто спектакль.
    Знаешь, в чем тайный ужас здешней жизни? Когда ты покупаешь себе кофточку, или машину, или что-то еще, у тебя в уме присутствует навеянный рекламой образ того места, куда ты пойдешь в этой кофточке или поедешь на этой машине. Но такого места нет нигде, кроме как в рекламном клипе, и эту черную дыру в реальности оплакивают все серьезные философы Запада. Сквозь радость шоппинга просвечивает невыносимое понимание того, что весь наш мир — огромный лыжный магазин, стоящий посреди Сахары: покупать нужно не только лыжи, но и имитатор снега.

*  — ... Я люблю Россию.
    — А что именно ты в ней любишь?
    Некоторое время я обдумывала этот вопрос. Потом не очень уверенно ответила:
    — Русский язык.
    — Ты правильно делаешь, — сказала И Хули, — что внушаешь себе это чувство. Иначе тебе было бы невыносимо тут жить. Как мне в Англии.

*  — А что касается современного дискурса, то его давно пора забить осиновым колом назад в ту кокаиново-амфетаминовую задницу, которая его породила.
    — Так, — сказала я, — насчет кокаина я понимаю. Это ты о докторе Фрейде. Верно, был за ним такой грешок. А при чем здесь амфетамины?
    — Могу объяснить, — сказал он и поджал под себя ноги, пародируя мою позу.
    — Ну объясни.
    — Все эти французские попугаи, которые изобрели дискурс, сидят на амфетаминах. Вечером жрут барбитураты, чтобы уснуть, а утро начинают с амфетаминов, чтобы продраться сквозь барбитураты. А потом жрут амфетамины, чтобы успеть выработать как можно больше дискурса перед тем, как начать жрать барбитураты, для того чтобы уснуть. Вот и весь дискурс. Ты не знала?
    — Откуда такие сведения?
    — У нас в Академии ФСБ был курс о современной психоделической культуре. Контрпромывание мозгов. Да, забыл сказать — все они к тому же педики. Это если ты спросишь, при чем здесь задница.
...........
    — Слушай, — сказала я, — а тебе не кажется, что весь этот психоаналитический дискурс давно пора забить осиновым колом в ту кокаиново-амфетаминовую задницу, которая его породила?
    Она выпучила глаза.
    — Так, насчет амфетаминов понимаю. Я все-таки с Жан-Поль Сартром два года дружила, если ты не в курсе. И про задницу понимаю, по той же самой причине. А вот кокаин тут при чем?
    — Могу объяснить, — сказала я, радуясь, что разговор уходит от скользкой темы.
    — Ну объясни.
    — Доктор Фрейд не только сам сидел на кокаине, он его пациентам прописывал. А потом делал свои обобщения. Кокаин — это серьезный сексуальный возбудитель. Поэтому все, что Фрейд напридумывал — все эти эдипы, сфинксы и сфинкторы, — относится исключительно к душевному измерению пациента, мозги которого спеклись от кокаина в яичницу-глазунью. В таком состоянии у человека действительно остается одна проблема — что сделать раньше, трахнуть маму или грохнуть папу. Понятное дело, пока кокаин не кончится. А в те времена проблем с поставками не было.
    — Я говорю не про...
    — Но пока у тебя доза меньше трех граммов в день, ты можешь не бояться ни эдипова комплекса, ни всего остального, что он наоткрывал. Основывать анализ своего поведения на теориях Фрейда — примерно как опираться на пейотные трипы Карлоса Кастанеды. В Кастанеде хоть сердце есть, поэзия. А у этого Фрейда только пенсне, две дорожки на буфете и дрожь в сфинктере. Буржуазия любит его именно за мерзость. За способность свести все на свете к заднице.
    — А почему буржуазия должна его за это любить?
    — А потому, что портфельным инвесторам нужны пророки, которые объяснят мир в понятных им терминах. И лишний раз докажут, что объективной реальности, в которую они вложили столько денег, ничего не угрожает.

*  Было, конечно, что-то нелепое в эзотерической презентации, подготовленной в программе "Power Point". Но, с другой стороны, вся человеческая эзотерика была такой профанацией, что ее не мог уронить никакой "Майкрософт".

*  Вот так же со словом "либерал". Это классический кросс-языковой омоним. Скажем, в Америке оно обозначает человека, который выступает за контроль над оружием, за однополые браки, за аборты и больше сочувствует бедным, чем богатым. А у нас...
    — А у нас, — перебил Александр, — оно означает бессовестного хорька, который надеется, что ему дадут немного денег, если он будет делать круглые глаза и повторять, что двадцать лопающихся от жира паразитов должны и дальше держать всю Россию за яйца из-за того, что в начале так называемой приватизации они торговали цветами в нужном месте!
    — Фу, как грубо, — сказала я.
    — Зато правда. А трагедия русского либерализма в том, что денег хорьку все равно не дадут.
    — Почему не дадут? — спросила я.
    — Раньше жаба душила. Сейчас обосрутся. А потом денег не будет.
    Редко бывает, подумала я, чтобы все три времени так безнадежно мрачно смыкались в одной сентенции.

*  — Вы за пересмотр результатов приватизации?
    — А почему бы и нет? — вмешалась И Хули. — Если разобраться, человеческая история за последние десять тысяч лет есть не что иное как непрерывный пересмотр результатов приватизации. Вряд ли история кончится из-за того, что несколько человек украли много денег.

*  — ...все эти споры о либерализме, просто лингвистический казус. И хоть мы очень уважаем либеральную демократию как принцип, вонять от этих слов в русском языке будет еще лет сто!

*  — Демократия, либерализм — это все слова на вывеске, она правильно сказала. А реальность похожа, извините за выражение, на микрофлору кишечника. У вас на Западе все микробы уравновешивают друг друга, это веками складывалось. Каждый тихо вырабатывает сероводород и помалкивает. Все настроено, как часы, полный баланс и саморегуляция пищеварения, а сверху — корпоративные медиа, которые ежедневно смачивают это свежей слюной. Вот такой организм и называется открытым обществом — на фиг ему закрываться, он сам кого хочешь закроет за два вылета. А нам запустили в живот палочку Коха — еще разобраться надо, кстати, из какой лаборатории, — против которой ни антител не было, ни других микробов, чтобы хоть как-то ее сдержать. И такой понос начался, что триста миллиардов баксов вытекло, прежде чем мы только понимать начали, в чем дело. И вариантов нам оставили два — или полностью и навсегда вытечь через неустановленную жопу, или долго долго принимать антибиотики, а потом осторожно и медленно начать все заново. Но уже не так.
    — Ну, с антибиотиками у вас никогда проблем не было, — сказал лорд Крикет. — Весь вопрос в том, кто их будет назначать.
    — Найдутся люди, — сказал Александр. — И никакого Мирового банка или там Валютного фонда, которые сначала эту палочку Коха прописывают, а потом тазик подставляют, нам в консультанты не надо. Проходили уже. Мол, отважно взвейтесь над пропастью, покрепче долбанитесь о дно, а потом до вас донесутся вежливые аплодисменты мирового сообщества. А может, нам лучше без этих аплодисментов и без пропасти? Ведь жила Россия своим умом тысячу лет, и неплохо выходило, достаточно на карту мира посмотреть. А теперь нам, значит, пора в плавильный котел, потому что кто-то хорошо торганул цветами. Это мы еще посмотрим, кому туда пора. Если кто-то сильно хочет нас переплавить, может оказаться, что мы ему самому поможем расплавиться в черный дым. Чем, у нас есть, и долго еще будет!

*  ... Брайан хотел бы получить разрешение использовать мысли, высказанные вчера Александром, для концептуального обеспечения инсталляции. Сопроводительный текст, который я прилагаю — это как бы сплав идей Брайана и Александра:
    "В работе Асуро Кешами "VD 42CC" сочетаются разные языки — инженерный, технический, научный. На базовом уровне речь идет о преодолении: физического пространства, пространства табу и пространства наших подсознательных страхов. Инженерный и технический языки имеют дело с материалом, из которого изготовлен объект, но художник говорит со зрителем на языке эмоций. Когда зритель узнаёт, что какие-то люди дали этому маленькому педику пятнадцать миллионов фунтов, чтобы растянуть пизду из кожзаменителя над заброшенным футбольным полем, он вспоминает, чем занимается по жизни он сам и сколько ему за это платят, потом глядит на фото этого маленького педика в роговых очках и веселой курточке, и чувствует растерянность и недоумение, переходящие в чувство, которое германский философ Мартин Хайдеггер назвал "заброшенностью" (Geworfenheit). Зрителю предлагается сосредоточиться на этих переживаниях — именно они являются эстетическим эффектом, которого пытается добиться инсталляция".

*  Ведь что такое интернет-колумнист? Это существо, несколько возвышающееся над лагерной овчаркой, но очень и очень уступающее лисе оборотню.
    1) сходство интернет-колумниста с лагерной овчаркой заключается в умении лаять в строго обозначенный сектор пространства.
    2) различие в том, что овчарка не может сама догадаться, в какой сектор лаять, а интернет-колумнист бывает на это способен.
    3) сходство интернет-колумниста с лисой оборотнем в том, что оба стремятся создавать миражи, которые человек примет за реальность.
    4) различие в том, что у лисы это получается, а у интернет-колумниста — нет.
    Последнее неудивительно. Разве тот, кто в состоянии создавать правдоподобные миражи, стал бы работать интернет-колумнистом? Вряд ли. Интернет-колумнист не может убедить даже самого себя в реальности своих выдумок, куда там других. Поэтому сидеть он должен тихо-тихо и гавкать только тогда, когда...

*  — Убедить самого себя в реальности своих выдумок. Вот оно.

*  Люди часто спорят — существует ли этот мир на самом деле? Или это что-то вроде "Матрицы"? Глупейший спор. Все подобные проблемы основаны на том, что люди не понимают слов, которыми пользуются. Перед тем как рассуждать на эту тему, следовало бы разобраться со значением слова "существовать". Вот тогда выяснилось бы много интересного. Но люди редко способны думать правильно.
    Я не хочу, конечно, сказать, что все люди — полные идиоты. Есть среди них и такие, чей интеллект почти не уступает лисьему. Например, ирландский философ Беркли. Он говорил, что существовать — значит восприниматься, и все предметы существуют только в восприятии. Достаточно спокойно подумать на эту тему три минуты, чтобы понять — все другие взгляды на этот вопрос сродни культу Озириса или вере в бога Митру. Это, на мой взгляд, единственная верная мысль, которая посетила западный ум за всю его позорную историю; всякие Юмы, Канты и Бодрияры лишь вышивают суетливой гладью по канве этого великого прозрения.
    Но где существует предмет, когда мы отворачиваемся и перестаем его видеть? Ведь не исчезает же он, как полагают дети и индейцы Амазонии? Беркли говорил, что он существует в восприятии Бога. А катары и гностики полагают, что он существует в восприятии дьявола-
демиурга, и их аргументация ничуть не слабее, чем у Беркли. С их точки зрения, материя — зло, сковывающее дух. ... Есть в этом маразме и серединный путь — считать, что часть мира существует в восприятии Бога, а часть — в восприятии дьявола.
    Что тут сказать? С точки зрения лис, никогда не было нарисованной Брейгелем Вавилонской башни, даже если репродукция этой картины висит в комнате, которая вам снится. А Бог и дьявол — просто понятия, которые существуют в уме того, кто в них верит: птичка вовсе не славит Господа, когда поет, это попик думает, что она его славит. Беркли полагал, что у восприятия непременно должен быть субъект, поэтому закатившиеся под шкаф монеты и упавшие за кровать чулки были торжественно захоронены им в черепе созданного для этой цели Творца. Но как быть с тем, что берклианский Бог, в восприятии которого мы существуем, сам существует главным образом в абстрактном мышлении представителей европеоидной расы с годовым доходом от пяти тысяч евро? И его совсем нет в сознании китайского крестьянина или птички, которая не в курсе, что она Божия? Как быть с этим, если "существовать" действительно означает "восприниматься"?
    А никак, говорят лисы. На основной вопрос философии у лис есть основной ответ. Он заключается в том, чтобы забыть про основной вопрос. Никаких философских проблем нет, есть только анфилада лингвистических тупиков, вызванных неспособностью языка отразить Истину.

*  Поскольку бытие вещей заключается в их воспринимаемости, любая трансформация может происходить двумя путями — быть либо восприятием трансформации, либо трансформацией восприятия.

*  Я никогда не понимала смысл эпитета "реальный" до конца, тем более что каждая эпоха вкладывает в него свое значение. Например, в современном русском слово "реальный" имеет четыре основных употребления:
1) боевое междометие, употребляемое бандитами и работниками ФСБ во время ритуала смены крыши.
2) жаргонизм, используемый upper rat [аппарат] и хуй сосаети [high society] при разговоре о своих зарубежных счетах.
3) технический термин, относящийся к недвижимости.
4) общеупотребительное прилагательное, означающее "имеющий долларовый эквивалент".
    Последнее значение делает термин "реальный" синонимом слова "метафизический", поскольку доллар в наше время есть величина темно-мистическая, опирающаяся исключительно на веру в то, что завтра будет похоже на сегодня. А мистикой должны заниматься не оборотни, а те, кому положено по профессии — политтехнологи и экономисты.

*  Это могло бы стать еще одной интересной темой для доктора Шпенглера: большинство русских мужчин гомофобы из-за того, что в русском уме очень сильны метастазы криминального кодекса чести. Любой серьезный человек, чем бы он ни занимался, подсознательно примеривается к нарам и старается, чтобы в его послужном списке не было заметных нарушений тюремных табу, за которые придется расплачиваться задом. Поэтому жизнь русского мачо похожа на перманентный спиритический сеанс: пока тело купается в роскоши, душа мотает срок на зоне.

*  Любовь и трагедия идут рука об руку. Про это писали Гомер и Еврипид, Стендаль и Оскар Уайльд. А теперь вот моя очередь.
    Пока я не узнала на собственном опыте, что такое любовь, я считала ее неким специфическим наслаждением, которое бесхвостые обезьяны способны получать от общения друг с другом дополнительно к сексу. Это представление сложилось у меня от множества описаний, которые я встречала в стихах и книгах. Откуда мне было знать, что писатели вовсе не изображают любовь такой, какова она на деле, а конструируют словесные симулякры, которые будут выигрышней всего смотреться на бумаге? Я считала себя профессионалом в любви, поскольку много столетий внушала ее другим. Но одно дело пилотировать летящий на Хиросиму "Б-29", а совсем другое — глядеть на него с центральной площади этого города.
    Любовь оказалась совсем не тем, что про нее пишут. Она была ближе к смешному, чем к серьезному — но это не значило, что от нее можно было отмахнуться. Она не походила на опьянение (самое ходкое сравнение в литературе) — но еще меньше напоминала трезвость. ...
    В любви начисто отсутствовал смысл. Но зато она придавала смысл всему остальному. Она сделала мое сердце легким и пустым, как воздушный шар. Я не понимала, что со мной происходит. Но не потому, что поглупела — просто в происходящем нечего было понимать. Могут сказать, что такая любовь неглубока. А по-моему, то, в чем есть глубина — уже не любовь, это расчет или шизофрения.
    Сама я не берусь сказать, что такое любовь — наверно, ее и Бога можно определить только по апофазе, через то, чем они не являются. Но апофаза тоже будет ошибкой, потому что они являются всем. А писатели, которые пишут о любви, жулики, и первый из них — Лев Толстой с дубиной "Крейцеровой сонаты" в руках. Впрочем, Толстого я уважаю.

*  — Помнишь сказку про Аленький цветочек?
    — Помню.
    — Я только сейчас понял, в чем ее смысл.
    — В чем?
    — Любовь не преображает. Она просто срывает маски.

*  — Это... Это как...
    — Как вылупиться из яйца. Назад не влупишься.

*  Дело в том, что слова, которые выражают истину, всем известны — а если нет, их несложно за пять минут найти через Google. Истина же не известна почти никому. Это как картинка "magic eye" — хаотическое переплетение цветных линий и пятен, которое может превратиться в объемное изображение при правильной фокусировке взгляда. Вроде бы все просто, но сфокусировать глаза вместо смотрящего не может даже самый большой его доброжелатель. Истина — как раз такая картинка. Она перед глазами у всех, даже у бесхвостых обезьян. Но очень мало кто ее видит. Зато многие думают, что понимают ее. Это, конечно, чушь — в истине, как и в любви, нечего понимать. А принимают за нее обычно какую-нибудь умственную ветошь.

*  Если кто не знает, курение приводит к мозговому выбросу допамина — вещества, которое отвечает за ощущение благополучия: курильщик берет это благополучие в долг у своего будущего и превращает его в проблемы со здоровьем.

*  — Я тебе честно все говорю, как чувствую. Хочешь, я врать буду. Только тогда ведь смысла не будет друг с другом говорить.

*  — Осознание является пищей Орла? — переспросила я.
    — Да, — сказал Александр. — В это верили маги древнего Юкатана.
    — Глупый. Это не осознание является пищей Орла. Это Орел является пищей осознания.
    — Какой именно Орел?
    — Да любой. И маги древнего Юкатана тоже, вместе со всем своим бизнесом — семинарами, workshop'ами, видеокассетами и пожилыми мужественными нагвалями. Все без исключения является пищей осознания. В том числе я и ты.
    — Это как? — спросил он.
    Я взяла у него сигару и выпустила облако дыма.
    — Видишь?
    Он проследил взглядом за его эволюцией.
    — Вижу, — сказал он.
    — Осознаешь?
    — Осознаю.
    — Оборотень — как это облако. Живет, меняет форму, цвет, объем. Потом исчезает. Но когда дым рассеивается, с осознанием ничего не происходит. В нем просто появляется что-то другое.
    — А куда осознание идет после смерти?
    — Ему нет надобности куда-то идти, — сказала я. — Вот ты разве идешь куда-то? Сидишь, куришь. Так и оно.
    — А как же рай и ад?
    — Это кольца дыма. Осознание никуда не ходит. Наоборот, все, что куда-то идет, сразу становится его пищей. Вот как этот дым. Или как твои мысли.
    — А чье это осознание? — спросил он.
    — И это тоже является пищей осознания.
    — Нет, ты вопрос не поняла. Чье оно?
    — И это тоже, — терпеливо сказала я.
    — Но ведь должен...
    — И это, — перебила я.
    — Так кто...
    Тут до него, наконец, дошло — он взялся за подбородок и замолчал.
    Все-таки объяснять такие вещи в отвлеченных терминах трудно. Запутаешься в словах: "В восприятии нет ни субъекта, ни объекта, а только чистое переживание трансцендентной природы, и таким переживанием является все — и физические объекты, и ментальные конструкты, к числу которых относятся идеи воспринимаемого объекта и воспринимающего субъекта..." Уже после третьего слова непонятно, о чем речь. А на примере просто — пыхнул пару раз дымом, и все. Он вот понял. Или почти понял.
    — Что же это все, по-твоему, вокруг? Как в "Матрице"?
    — Почти, но не совсем.
    — А в чем разница?
    — В "Матрице" есть объективная реальность — загородный амбар с телами людей, которым все это снится. Иначе портфельные инвесторы не дали бы денег на фильм, они за этим следят строго. А на самом деле все как в "Матрице", только без этого амбара.
    — Это как?
    — Сон есть, а тех, кому он снится — нет. То есть они тоже элемент сна. Некоторые говорят, что сон снится сам себе. Но в строгом смысле "себя" там нет.
    — Не понимаю.
    — В "Матрице" все были подключены через провода к чему-то реальному. А на самом деле все как бы подключены через GPRS, только то, к чему они подключены, — такой же глюк, как и они сами. Глюк длится только до тех пор, пока продолжается подключение. Но когда оно кончается, не остается никакого hardware, которое могли бы описать судебные исполнители. И никакого трупа, чтобы его похоронить.
    — Вот тут ты не права. Это как раз бывает сплошь и рядом, — сказал он убежденно.
    — Знаешь, как сказано — пусть виртуальные хоронят своих виртуалов. Погребающие и погребаемые реальны только друг относительно друга.
    — Как такое может быть?
    Я пожала плечами.
    — Погляди вокруг.
    Он некоторое время молчал, размышляя. Потом хмуро кивнул.
    — Жаль, не было тебя рядом, чтобы объяснить. А теперь уж чего... Жизнь сделана.

*  — А что это за главный профанический символ?
    — Перевернутая пятиконечная звезда. Люди ее неправильно понимают. Вписывают в нее козлиную голову, так что сверху получаются рога. Им лишь бы черта во всем увидеть, кроме зеркала и телевизора.

*  — Как-так — сумеет понять тайну пять раз? Если ты что-то понял, зачем тебе понимать это еще четыре раза? Ведь ты уже в курсе.
    — Совсем наоборот. В большинстве случаев, если ты что-то понял, ты уже никогда не сумеешь понять этого снова, именно потому, что ты все как бы уже знаешь. А в истине нет ничего такого, что можно понять раз и навсегда. Поскольку мы видим ее не глазами, а умом, мы говорим "я понимаю". Но когда мы думаем, что мы ее поняли, мы ее уже потеряли. Чтобы обладать истиной, надо ее постоянно видеть — или, другими словами, понимать вновь и вновь, секунда за секундой, непрерывно. Очень мало кто на это способен.
    — Да, понимаю.
    — Но это не значит, что ты будешь понимать это через два дня. У тебя останутся мертвые корки слов, а ты будешь думать, что в них по-прежнему что-то завернуто. Так считают все люди. Они всерьез верят, что у них есть духовные сокровища и священные тексты.

*  — Что же, по-твоему, слова не могут отражать истину?
    Я отрицательно покачала головой.
    — Дважды-два четыре, — сказал он. — Это ведь истина?
    — Не обязательно.
    — Почему?
    — Ну вот, например, у тебя два яйца и две ноздри. Дважды два. А четырех я здесь не вижу.
    — А если сложить?
    — А как ты собираешься складывать ноздри с яйцами? Оставь это людям.

*  — А что есть истина?
    Я промолчала.
    — Что? — повторил он.
    Я молчала.
    — А?
    Я закатила глаза. Мне ужасно идет эта гримаска.
    — Я тебя спрашиваю, рыжая.
    — Неужели не понятно? Молчание и есть ответ.
    — А словами можно? Чтоб понятно было?
    — Там нечего понимать, — ответила я, — Когда тебе задают вопрос "что есть истина?", ты можешь только одним способом ответить на него так, чтобы не солгать. Внутри себя ты должен увидеть истину. А внешне ты должен сохранять молчание.
    — А ты видишь внутри себя эту истину? — спросил он.
    Я промолчала.
    — Хорошо, спрошу по-другому. Когда ты видишь внутри себя истину, что именно ты видишь?
    — Ничего, — сказала я.
    — Ничего? И это истина?
    Я промолчала.
    — Если там ничего нет, почему мы тогда вообще говорим про истину?
    — Ты путаешь причину и следствие. Мы говорим про истину не потому, что там что-то есть. Наоборот — мы думаем, что там должно что-то быть, поскольку существует слово "истина".
    — Вот именно. Ведь слово существует. Почему?
    — Да потому. Распутать все катушки со словами не хватит вечности. Вопросов и ответов можно придумать бесконечно много — слова можно приставлять друг к другу так и сяк, и каждый раз к ним будет прилипать какой-то смысл. Толку-то. Вот у воробья вообще ни к кому нет вопросов. Но я не думаю, что он дальше от истины, чем Лакан или Фуко.
    Я подумала, что он может не знать, кто такие Лакан и Фуко. Хотя у них вроде был этот курс контрпромывания мозгов... Но все равно, говорить следовало проще.
    — Короче, именно из-за слов люди и оказались в полной жопе. А вместе с ними мы, оборотни. Потому что хоть мы и оборотни, говорим-то мы на их языке.
    — Но ведь есть причина, по которой слова существуют, — сказал он. — Если люди оказались в полной жопе, надо ведь понять почему.
    — Находясь в жопе, ты можешь сделать две вещи. Во-первых — постараться понять, почему ты в ней находишься. Во вторых — вылезти оттуда. Ошибка отдельных людей и целых народов в том, что они думают, будто эти два действия как-то связаны между собой. А это не так. И вылезти из жопы гораздо проще, чем понять, почему ты в ней находишься.
    — Почему?
    — Вылезти из жопы надо всего один раз, и после этого про нее можно забыть. А чтобы понять, почему ты в ней находишься, нужна вся жизнь. Которую ты в ней и проведешь.
    Некоторое время мы молчали, глядя в темноту. Потом он спросил:
    — И все-таки. Зачем людям язык, если из-за него одни беды?
    — Во-первых, чтобы врать. Во-вторых, чтобы ранить друг друга шипами ядовитых слов. В третьих, чтобы рассуждать о том, чего нет.
    — А о том, что есть?
    Я подняла палец.
    — Чего? — спросил он. — Чего ты мне фингер делаешь?
    — Это не фингер. Это палец. О том, что есть, рассуждать не надо. Оно и так перед глазами. На него достаточно просто указать пальцем.

*  Люди стыдятся своих тел или недовольны ими: мужчины качают бицепсы, женщины изо всех сил худеют и ставят себе силиконовые протезы. Пластические хирурги даже придумали болезнь: "микромастия", это когда груди меньше двух арбузов. А мужчинам стали удлинять половой член и продавать специальные таблетки, чтобы он потом работал. Без рынка болезней не было бы и рынка лекарств — это та самая тайна Гиппократа, которую клянутся не выдавать врачи.

*  Человеческое любовное влечение — крайне нестойкое чувство. Его может убить глупая фраза, дурной запах, неверно наложенный макияж, случайная судорога кишечника, что угодно. Причем произойти это может мгновенно, и ни у кого из людей нет над этим власти. Больше того, как и во всем человеческом, в этом влечении скрыт бездонный абсурд, трагикомическая пропасть, которую ум преодолевает с такой легкостью лишь потому, что не знает о ее существовании.
    Эту пропасть лучше всего на моей памяти описал один красный командир осенью 1919 года — после того, как я угостила его грибами-хохотушками, которые нарвала прямо возле колес его бронепоезда. Он выразился так: "Чего-то я перестал понимать, почему это из-за того, что мне нравится красивое и одухотворенное лицо девушки, я должен е...ть ее мокрую волосатую п...у!" Сказано грубо и по-мужицки, но суть схвачена точно. Кстати, перед тем как навсегда убежать в поле, он высказал еще одну интересную мысль: "Если вдуматься, женская привлекательность зависит не столько от прически или освещения, сколько от моих яиц".

*  Люди все равно занимаются сексом — правда, в последние годы в основном через резиновый мешочек, чтобы ничего не нарушало их одиночества. Этот и без того сомнительный спорт стал похож на скоростной спуск: риск для жизни примерно такой же, только следить надо не за поворотами трассы, а за тем, чтобы не соскочил лыжный костюм. Человек, который предается этому занятию, смешон мне в качестве моралиста, и не ему судить, где извращение, а где нет.

*  Он не приходил двое суток. Я извелась от тревоги и неопределенности. Но когда он вошел, я не сказала ему ни слова упрека. Увидеть на его лице улыбку оказалось достаточной наградой за все мои переживания. Прав был Чехов: женская душа по своей природе — пустой сосуд, который заполняют печали и радости любимого.

*  — Ну как? Рассказывай!
    — Чего тут рассказывать, — сказал он. — Тут надо показывать.
    — Научился?
    Он кивнул.
    — И чему ты можешь наступить?
    — А всему, — сказал он.
    — Всему-всему?
    Он снова кивнул.
    — И мне?
    — Ну разве что ты очень попросишь.
    — А самому себе можешь?
    Он как-то странно хмыкнул.
    — Это я сделал в первую очередь. Сразу после лампочки. Иначе какой я Пиздец?
    — А какой ты Пиздец? — спросила я тихим от уважения голосом.
    — Полный, — ответил он.

*  — Я вот думаю, не сходить ли на работу. Узнать, как там и что.
    Я опешила.
    — Ты серьезно? Тебе что, мало трех пуль? Еще хочешь?
    — Бывают служебные недоразумения.
    — Какие недоразумения, — простонала я, — это же система! Ты думал, системе нужны солисты? Ей нужен хрюкающий хор.
    — Если надо, хрюкну хором. ...

*  — Несколько лет назад сюда приезжала замаливать грехи одна весьма развитая лиса из столицы. В отличие от тебя она совершенно не боялась ада — наоборот, она доказывала, что туда попадут абсолютно все. Она рассуждала так: даже люди иногда бывают добры, насколько же небесное милосердие превосходит земное! Ясно, что Верховный Владыка простит всех без исключения и немедленно направит их в рай. Люди сами превратят его в ад — точно так же, как превратили в него землю...

*  — Так что же, выходит, надежды нет совсем?
    Желтый Господин пожал плечами.
    — Понимание того, что все создано умом, разрушает самый страшный ад, — сказал он.
    — Понимать-то я это понимаю, — ответила я. — Я читала священные книги и разбираюсь в них очень даже неплохо. Но мне кажется, что у меня злое сердце. А злое сердце, как правильно сказала эта лиса из столицы, обязательно создаст вокруг себя ад. Где бы оно ни оказалось.

*  — А хитрому сердцу можно помочь?
    — Считается, что при праведной жизни хитрое сердце может исцелиться за три кальпы.
    — А что такое кальпа?
    — Это период времени, который проходит между возникновением вселенной и ее гибелью.
    — Но ведь ни одна лиса не проживет столько времени! — сказала я.
    — Да, — согласился он. — Хитрое сердце сложно излечить, заставляя его следовать нравственным правилам. Именно потому, что оно хитрое, оно непременно отыщет способ обойти все эти правила и всех одурачить. А за три кальпы оно может понять, что дурачит только себя.

*  — Ты говоришь, ты читала священные книги. Тогда ты должна знать, что жизнь — это прогулка по саду иллюзорных форм, которые кажутся реальными уму, не видящему своей природы. Заблуждающийся ум может попасть в мир богов, мир демонов, мир людей, мир животных, мир голодных духов и ад. Пройдя все эти миры, Победоносные оставили их жителям учение о том, как излечиться от смертей и рождений...
    — Простите, — перебила я, желая показать свою ученость, — но ведь в сутрах говорится, что самым драгоценным является человеческое рождение, поскольку только человек может достичь освобождения. Разве не так?
    Желтый Господин улыбнулся.
    — Я бы не стал открывать эту тайну людям, но, поскольку ты лиса, ты должна знать, что во всех мирах утверждается то же самое. В аду говорят, что только житель ада может достичь освобождения, поскольку во всех остальных местах существа проводят жизнь в погоне за удовольствиями, которых в аду практически нет. В мире богов, наоборот, говорят, что освобождения могут достичь только боги, потому что для них прыжок к свободе короче всего, а страх перед падением в нижние миры — самый сильный. В каждом мире говорят, что он самый подходящий для спасения.
    — А как насчет животных? Там ведь этого не говорят?
    — Я говорю про те миры, у обитателей которых существует концепция спасения. А там, где такой концепции нет, по этой самой причине спасать никого не надо.

*  — А спасение, о котором идет речь — оно для всех миров одно и то же или в каждом разное?
    — Для людей освобождение — уйти в нирвану. Для жителей ада освобождение — слиться с лиловым дымом. Для демона-асуры — овладеть мечом пустоты. Для богов — раствориться в алмазном блеске. Если речь идет о форме, спасение в каждом мире разное. Но по своей внутренней сути оно везде одно и то же, потому что природа ума, которому грезятся все эти миры, не меняется никогда.

*  — О чем же говорится в этом учении? — спросила я шепотом.
    — О Радужном Потоке, — таким же шепотом ответил Желтый Господин.
    Я догадалась, что он подшучивает надо мной, но не обиделась.
    — Радужный Поток? — спросила я нормальным голосом. — Что это?
    — Это конечная цель сверхоборотня.
    — А кто такой сверхоборотень?
    — Это оборотень, которому удастся войти в Радужный Поток.
    — А что еще о нем можно сказать?
    — Внешне он такой же, как другие оборотни, а внутренне отличается. Но остальные никак не могут об этом догадаться по его внешнему виду.
    — И как же можно им стать?
    — Надо войти в Радужный Поток.
    — Так что это?
    Желтый Господин удивленно поднял брови.
    — Я же только что сказал. Конечная цель сверхоборотня.
    — А можно как-нибудь описать Радужный Поток? Чтобы представить себе, куда стремиться?
    — Нельзя. Природа Радужного Потока такова, что любые описания только помешают, создав о нем ложное представление. О нем нельзя сказать ничего достоверного, там можно только быть.
    — А что должен делать сверхоборотень, чтобы войти в Радужный Поток?
    — Он должен сделать только одно. Войти в него.
    — А как?
    — Любым способом, каким ему это удастся.
    — Но ведь должны быть, наверное, какие-то инструкции, которые получает сверхоборотень?
    — В этом они и состоят.
    — Что, и все?
    Желтый Господин кивнул.
    — То есть выходит, сверхоборотень — это тот, кто входит в Радужный Поток, а Радужный Поток — это то, куда входит сверхоборотень?
    — Именно.
    — Но тогда получается, первое определяется через второе, а второе определяется через первое. Какой же во всем этом смысл?
    — Самый глубокий. И Радужный Поток, и путь сверхоборотня лежат вне мира и недоступны обыденному уму — даже лисьему. Но зато они имеют самое непосредственное отношение друг к другу. Поэтому о первом можно говорить только применительно ко второму. А о втором — только применительно к первому.
    — А можно что-нибудь к этому добавить?
    — Можно.
    — Что?
    — Радужный Поток на самом деле совсем не поток, а сверхоборотень — никакой не оборотень. Привязываться к словам не следует. Они нужны только как мгновенная точка опоры. Если ты попытаешься понести их с собой, они увлекут тебя в пропасть. Поэтому их следует сразу же отбросить.

*  — Интересно получается. Выходит, высшее учение для лис состоит всего из двух слов, которые имеют отношение только друг к другу и не подлежат никакому объяснению. Кроме того, даже эти слова следует отбросить после того, как они будут произнесены... В достоверность такого учения трудно поверить.
    — Высшие учения потому и называются высшими, что отличаются от тех, к которым ты привыкла. А все, что кажется тебе достоверным, уже в силу этого можно считать ложью.
    — Почему?
    — Потому что иначе ты не нуждалась бы ни в каких учениях. Ты уже знала бы правду.

*  — И все-таки, — не сдавалась я, — как учение может состоять только из двух слов?
    — Чем выше учение, тем меньше слов, на которые оно опирается. Слова подобны якорям — кажется, что они позволяют надежно укрепиться в истине, но на деле они лишь держат ум в плену. Поэтому самые совершенные учения обходятся без слов и знаков.
    — Это, конечно, так, — сказала я. — Но даже для того, чтобы объяснить преимущества бессловесного учения, вам пришлось произнести много-много слов. Как же всего двух слов может хватить, чтобы руководствоваться ими в жизни?
    — Высшие учения предназначены для существ с высшими способностями. А для тех, у кого они отсутствуют, имеются многотомные собрания чепухи, в которой можно ковыряться всю жизнь.

*  — А много в мире сверхоборотней?
    — Только один. Теперь это ты. Если захочешь, ты сможешь войти в Радужный Поток. Но тебе надо будет постараться.

*  — Так что же мне делать?
    Желтый Господин вздохнул.
    — Будь ты человеком, я просто дал бы тебе палкой по лбу, — сказал он, кивнув на свой узловатый посох, — и отправил тебя работать на огород. Выше такого учения нет ничего, и когда-нибудь ты это поймешь. Но у сверхоборотня особый путь. И раз ты так настойчиво просишь сказать, что тебе делать, я скажу. Тебе надо найти ключ.
    — Ключ? От чего?
    — От Радужного Потока.
    — А что это за ключ?
    — Не имею понятия. Я же не сверхоборотень. Я простой монах.

*  — Вот опять. Я думала, ты остроглазый лев, а ты слепая собака.
    Он вздрогнул, как от удара плетью.
    — Чего?
    — Ну это учение о львином взоре, — заторопилась я, чувствуя, что наговорила лишнего. — Считается, если бросить палку собаке, она будет глядеть на эту палку. А если бросить палку льву, то он будет, не отрываясь, смотреть на кидающего. Это формальная фраза, которую говорили во время диспутов в древнем Китае, если собеседник начинал цепляться за слова и переставал видеть главное.
    ... Это классическая аллегория, причем очень древняя, честное слово. Собака смотрит на палку, а лев — на того, кто ее кинул. Кстати, когда это понимаешь, становится намного легче читать нашу прессу...

*  — ... Может скажешь, что такое сверхоборотень?
    — Сверхоборотень — это тот, кого ты видишь, когда долго глядишь вглубь себя.
    — Но ведь ты говорила, что там ничего нет.
    — Правильно. Там ничего нет. Это и есть сверхоборотень.
    — Почему?
    — Потому что это ничего может стать чем угодно.
    — Как это?
    — Смотри. Ты оборотень, поскольку можешь стать, э-э-э, волком. Я оборотень, потому что я лиса, которая притворяется человеком. А сверхоборотень по очереди становится тобой, мной, этим пакетом яблок, этой чашкой, этим ящиком — всем, на что ты смотришь. Это первая причина, по которой его называют сверхоборотнем. Кроме того, любого оборотня можно, фигурально выражаясь, взять за хвост.
    — Допустим, — сказал он.
    — А сверхоборотня взять за хвост нельзя. Потому что у него нет тела. И это вторая причина, по которой его так называют. Понял?
    — Не совсем.
    — Помнишь, ты рассказывал, что в детстве ты мечтал о скафандре, в котором можно опускаться на Солнце, нырять на дно океана, прыгать в черную дыру и возвращаться назад?
    — Помню.
    — Так вот, сверхоборотень как раз носит такой скафандр. Это просто пустота, которую можно заполнить чем угодно. К этой пустоте ничего не может прилипнуть. Ее ничего не может коснуться, потому что стоит убрать то, чем ее заполнили, и она снова станет такой как раньше.

*  Ученые всерьез думают, что ум возникает оттого, что в мозгу происходят химические и электрические процессы. Вот ведь мудаки на букву "у"! Это все равно что считать телевизор причиной идущего по нему фильма. Или причиной существования человека.

*  — Теперь ты сама говоришь "мой ум". А только что говорила, что он не твой.
    — Так уж устроен язык. Это корень, из которого растет бесконечная человеческая глупость. И мы, оборотни, тоже ею страдаем, потому что все время говорим. Нельзя открыть рот и не ошибиться. Так что не стоит придираться к словам.

*  Мир устроен загадочно и непостижимо. Желая защитить лягушек от детской жестокости, взрослые говорят, что их нельзя давить, потому что пойдет дождь — и в результате все лето идут дожди из-за того, что дети давят лягушек одну за другой. А бывает и так — стараешься изо всех сил объяснить другому истину и вдруг понимаешь ее сам.

*  Я и мир — одно и то же... Что же я внушаю себе своим хвостом? Что я лиса? Нет, поняла я за одну ослепительную секунду, я внушаю себе весь этот мир!

*  — А вот спорить мы не будем, — снова перебил Михалыч. — Как говорит Нагваль Ринпоче, встретишь Будду — убивать не надо, но не дай себя развести.

*  Вот полное изложение тайного метода, известного в древности как "хвост пустоты".
1) Сначала оборотень должен постичь, что такое любовь. Мир, который мы по инерции создаем день за днем, полон зла. Но мы не можем разорвать порочный круг, потому что не умеем создавать ничего другого. Любовь имеет совсем иную природу, и именно поэтому ее так мало в нашей жизни. Вернее, наша жизнь такая именно потому, что в ней нет любви. А то, что принимают за любовь люди — в большинстве случаев телесное влечение и родительский инстинкт, помноженные на социальное тщеславие. Оборотень, не становись похожим на бесхвостую обезьяну. Помни, кто ты!
2) Когда оборотень постигнет, что такое любовь, он может покинуть это измерение. Но предварительно он должен закрыть свои счета: отблагодарить тех, кто помог ему на пути, и помочь тем, кто нуждается в помощи. Затем оборотень должен десять дней поститься, думая о непостижимой тайне мира и его бесконечной красоте. Кроме того, оборотень должен вспомнить свои черные дела и раскаяться в них. Надо вспомнить хотя бы десять самых главных черных дел и раскаяться в каждом. При этом на глазах оборотня не менее трех раз должны выступить искренние слезы. Дело здесь не в пустой сентиментальности — при плаче происходит очищение психических каналов, которые будут задействованы на третьем этапе.
3) Когда подготовительная практика закончена, оборотень должен дождаться дня, следующего за полнолунием. В этот день он должен встать рано утром, совершить омовение и уйти в отдаленное место, где его не увидит никто из людей. Там он должен выпустить хвост и сесть в позу лотоса. Если кто-то не может сидеть в лотосе — ничего страшного, можно сесть на стул или на пенек. Главное, чтобы спина была прямой, а хвост свободно покоился в расслабленном состоянии. Затем надо сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, зародить в своем сердце истинную любовь максимальной силы и, громко выкрикнув свое имя, направить ее в хвост, так далеко, как возможно.
    ... Если зарожденная в сердце любовь была истинной, то после крика хвост на секунду перестанет создавать этот мир. Эта секунда и есть мгновение свободы, которого более чем достаточно, чтобы навсегда покинуть пространство страдания. Когда эта секунда наступит, оборотень безошибочно поймет, что ему делать дальше.
    Я постигла и то, как может сбежать из этого мира бесхвостая обезьяна. Сначала я собиралась оставить подробную инструкцию и для нее, но не успеваю. Поэтому коротко скажу о главном. Ключевые точки учения здесь те же, что и выше. Сперва бесхвостая обезьяна должна зародить в своей душе любовь, начиная с самых простых ее форм и постепенно поднимаясь к истинной любви, у которой нет ни субъекта, ни объекта. Потом она должна переосмыслить всю свою жизнь, поняв ничтожество своих целей и злокозненность своих путей. А поскольку ее раскаяние обычно лживо и недолговечно, ей следует прослезиться по поводу своих черных дел не менее тридцати раз. И, наконец, обезьяна должна совершить магическое действие, аналогичное тому, которое описано в пункте три, только с поправкой на то, что у нее нет хвоста. Поэтому бесхвостая обезьяна должна сначала разобраться, как она создает мир и чем наводит на себя морок. Все здесь довольно просто, но у меня совсем не осталось времени на этом останавливаться. ...


  ... И тогда, наконец, я узнаю, кто я на самом деле.”