Лавина — 2
“ В церкви святого Марка звонили к обедне, колокольный трезвон несся вдогонку Баду, когда тот со скоростью сто километров в час летел в модное ателье ставить самый современный лобешник. ...
& По своей природе люди близки друг другу;
По своим привычкам люди далеки друг от друга.
Конфуций
& Подъем или упадок нравственности вызывают мощные факторы, главнейший из которых — реакция на установления предшествующей эпохи. Туда-сюда качается маятник, и горстка выдающихся людей тщетно цепляется за подвес, бессильная повлиять на его ход.
Сэр Чарльз Петри, "Викторианцы"
& Их отпрыски в большинстве своем достигли того возраста, когда дети не умиляют никого, кроме собственных родителей, роста, при котором природная живость не столько восхищает, сколько пугает, и той степени умственного развития, на которой милая детская непосредственность оборачивается недетским хамством. Пчелка, летящая за нектаром, радует глаз, хоть и таит в хвосте ядовитое жало; но шершень, преследующий ту же цель, заставляет нас озираться в поисках газеты или мухобойки.
& Финкель-Макгроу начал приходить к убеждению, которое определило его последующие политические взгляды, а именно, что люди, не будучи различными генетически, крайне разнятся культурно, и что некоторые культуры просто лучше других. Это была не субъективная оценка, а здравое наблюдение; он видел, что одни культуры процветают и распространяются вширь, другие приходят в упадок.
& — Почему вы ограничили себя, мистер Хакворт?
— Не касаясь побуждений сугубо личного плана, — осторожно начал Хакворт, — скажу, что в детстве видел два вида дисциплины — чрезмерную и никакой. Последняя ведет к распущенности. Я употребляю это слово без всякого ханжества, просто в качестве определения того, что мне известно по опыту, так как сделало мое детство отнюдь не идиллическим. ...
Мне пришлось испытать на себе другую крайность — неоправданно строгую дисциплину, вводимую теми же, кто первоначально допустил излишние послабления. Вместе с занятиями историей это привело меня, как и многих других, к убеждению, что в прошлом столетии было мало достойного подражания, и модели стабильного общественного устройства следует искать в девятнадцатом веке.
& Ума не приложить, откуда здесь взялся сикх, но Бад уже привык, что сикхи возникают в самых неожиданных местах.
& Вселенная — бессмысленный хаос, интересны лишь организованные аномалии. Хакворт как-то повез своих кататься на лодке; желтые весла оставляли на воде аккуратные водоворотики, и Фиона, которая изучала физику жидкостей в ванне и за обеденным столом, разливая, что ни попадя, потребовала объяснить, откуда на воде ямки. Она перегнулась через борт (Гвендолен держала ее за платьице) и трогала воронки рукой, пытаясь разобраться, какие они. Остальное озеро — просто вода без каких-то особых закономерностей — ее не взволновала.
& Мы скользим взглядом по черному космическому пространству и останавливаемся на звездах, особенно если они выстраиваются в созвездия. "Обычный, как воздух" означает нечто банальное, но каждый Фионин вдох, когда она спит в кроватке — серебристое сияние в лунном свете — пойдет на строительство ее кожи, волос, костей. Воздух становится Фионой и заслуживает — требует любви. Упорядочивать материю — единственная функция Жизни, будь то саморепродуцирующиеся молекулы в первичном бульоне, манчестерская мануфактура, перерабатывающая растения в ситец, или Фиона в кроватке, обращающая воздух в Фиону.
& Если бы Хакворт делал это сам, он бы давно закончил, но система доктора Икс, подобно польскому сейму, требовала согласия всех участников. Каждую подсистему следовало опрашивать отдельно. Доктор Икс и его помощники собирались возле той, которая, по их мнению, стопорила процесс, и долго бранились на смеси шанхайского и пекинского диалектов с вкраплением английских терминов. Далеко не исчерпывающий список лечебных средств был: выключить и снова включить прибор; приподнять его на несколько дюймов и уронить; выдернуть из сети все ненужное в этой и соседних комнатах; снять крышку, несколько раз согнуть и разогнуть плату; непроводящими палочками для еды вытащить оттуда насекомых или сухие хитиновые скорлупки; подергать провод; зажечь ароматические свечи; подсунуть сложенные бумажки под ножки стола; сдвинуть брови и попить чая; отправить в соседнюю комнату, здание или район гонца с каллиграфической запиской и ждать, пока принесут пыльную, пожелтевшую картонную коробку с нужной деталью. Не менее разнообразны были способы устранения неполадок в царстве программного обеспечения. Похоже, часть спектакля была и впрямь вынужденной; остальное разыгрывалось для Хакворта, чтобы при окончательном расчете заломить новую цену.
& Он встречал кое-каких видных лордов, тесно общался с Финкелем Макгроу в процессе работы над "блюдечком" и убедился, что они отнюдь не семи пядей во лбу.
Разница — в характере, не в природном уме.
Себя Хакворту уже не изменить. Иное дело — Фиона.
Еще до встречи с Финкелем Макгроу и "блюдечка", Хакворт много размышлял на эту тему, главным образом — когда гулял по парку с Фионой на плечах. Он знал, что кажется дочери чужим, отстраненным, а все потому, что, когда они вместе, не мог не думать о ее будущем. Как внушить ей дворянский взгляд на жизнь, готовность идти на риск, создавать компанию, может быть, не одну и не две, после того, как первая потерпит крах? Он читал биографии выдающихся пэров и не находил почти ничего общего.
& — У мальчика нет отца, значит, сыновней почтительностью он обязан государству. Вы, судья Ван, представитель государства, и вряд ли ему доведется встретить других. Ваш долг — примерно наказать его, скажем, шестью ударами, чтобы пробудить в нем сыновнюю почтительность.
— Однако Учитель сказал также: "Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок при помощи наказаний, народ будет всячески уклоняться от наказаний и не будет испытывать стыда. Если же руководить народом посредством добродетели и поддерживать порядок при помощи ритуала, народ будет знать стыд и он исправится".
& — Учитель сказал также: "На гнилом дереве не сделаешь резьбы" и "Лишь самые умные и самые глупые не могут измениться".
& Чан поставил перед ним чашку и налил чаю. Судья Ван машинально постучал согнутыми пальцами по столу.
Этот жест уходит корнями в китайскую древность. Некий император любил переодеваться простолюдином и путешествовать по Срединному государству, чтобы видеть, как живут его крестьяне. Часто, оказавшись с приближенными в харчевне, он сам наливал им чай. Приближенные не могли бухнуть ему в ноги, не раскрыв инкогнито, и придумали этот жест, имитирующий земной поклон. Теперь китайцы благодарили им друг друга за чайным столом. Судья Ван поймал себя на нем и задумался, как трудно быть китайцем в мире, где нет императора.
& Когда сомневаешься, постарайся быстрее закончить разговор.
& Судья Ван нечасто оказывался за таким столом — только если его пытался подмазать кто-то поистине значительный — и, хотя никогда сознательно не поддавался на подкуп, но вкусно пожрать любил.
& — Будь украденная вещь не книгой, а чем либо иным, ее бы конфисковали. Но книга — особь статья. Это не просто материальная ценность, но путь к просвещению ума, а, следовательно, как не раз указывал Учитель, к гармонии общества.
& — Сколько их у вас? — спросил судья Ван.
— На сегодня — четверть миллиона, — ответил доктор Икс. — Пятьдесят тысяч только на этом корабле.
Судье Вану пришлось поставить чашку на стол. Пятьдесят тысяч жизней только на этом корабле!
— У вас ничего не выйдет, — сказал он наконец. — Вы дорастите их до двух лет, до трех, но что потом, когда им надо будет учиться, играть и бегать?
— Задача и впрямь непомерная, — сказал доктор Икс серьезно, — но, полагаю, вы помните слова Учителя: "Не уступай возможности быть человечным даже и своему наставнику".
& Если бы доктор Икс хватил судью доской по башке, ощущение было бы схожее: ошеломляет, да, но полное осознание приходит чуть запоздало.
& Как сказал Учитель: "Мастер, желающий хорошо сделать свое дело, должен прежде наточить свои инструменты. Живя в государстве, надо служить самым мудрым из сановников и сближаться с самыми человеколюбивыми из образованных людей."
& — Мистер Хакворт, — произнес Финкель-Макгроу совсем другим тоном, тем самым, каким призывают собрание к порядку. — Пожалуйста, скажите мне, что вы думаете о лицемерии.
— Пардон? О лицемерии, ваша светлость?
— Да.
— Полагаю, это порок.
— Большой или маленький? Подумайте хорошенько — от этого многое зависит.
— Вероятно, смотря по обстоятельствам.
— Что ж, это беспроигрышный ответ на все случаи жизни, мистер Хакворт, — мягко пожурил лорд-привилегированный акционер.
& — Знаете, в моей молодости лицемерие считалось худшим из пороков, — сказал Финкель Макгроу. — И причина тут в нравственном релятивизме. Видите ли, в определенной атмосфере не принято критиковать других: если нет абсолютного добра и абсолютного зла, то нет и почвы для порицания.
Это многих расстроило, ибо мы любим осуждать ближних. И вот, они ухватились за лицемерие и возвели его из зауряднейшего грешка в царя всех пороков. Даже если нет добра и зла, всегда можно уличить человека в расхождении между словами и поступками. При этом вы не оцениваете правильность его взглядов или нравственность его поведения — просто констатируете, что сказано одно, а сделано — другое.
& — Мы временами отступаем от декларируемого нами нравственного кодекса, — проговорил Нэйпир, — но это не значит, что мы неискрени в своих убеждениях.
— Конечно, не значит, — сказал Финкель-Макгроу. — Собственно, это очевидно. Никто не говорит, что легко держаться строгих нравственных правил. Именно в трудностях — наших ошибках и срывах — и есть самая соль. Вся наша жизнь — борьба между животными побуждениями и жесткими требованиями нашей нравственной системы. По тому, как мы ведем себя в этой борьбе, нас будет со временем судить высшая власть.
& — С ним надо сразиться, — сказала Мальвина.
Принцесса Нелл и остальные друзья очень удивились,потому что Мальвина всегда была спокойная, мудрая и отговаривала от драк.
— В мире много оттенков серого, — объяснила она, — и многажды больше тайных путей ко благу; но есть чистое зло, и с ним надо бороться на смерть.
& — Почему ты смотришь в темноту, а не на огонь, как мы? — спросила Нелл.
— Потому что из тьмы приходит опасность, — сказал Питер, — а из огня — одна видимость.
& Он повернулся и вышел. Девочки этого не заметили, и хорошо — зачем им видеть, что губы его дрожат, а глаза наполнились слезами. Идя по коридору к верхней палубе, ... он в тысячный раз вспомнил Великое Учение, квинтэссенцию мудрости Учителя:
"В древности тот, кто хотел бы прославить свои добродетели в Поднебесной, сначала должен был наладить надлежащее управление государством. Тот, кто желал наладить надлежащее управление государством, сначала должен был привести в порядок свою семью. Тот, кто желал привести в порядок семью, должен был начинать с самоусовершенствования. Тот, кто хотел самоусовершенствоваться, должен был начинать с выправления своего сердца. Тот, кто желал выправить свое сердце, должен был сначала сделать искренними свои помыслы. Тот, кто хотел сделать искренними свои помыслы, сначала должен был расширить свои познания. Расширение познания заключается в постижении сущности вещей... От Сына Неба до простолюдинов все должны почитать воспитание личности корнем всего прочего".
& ...он вышел в твидовом костюме и грубовязанном джемпере поверх тончайшей белой рубашки. Нижняя деталь туалета явно не спасала от кусачести верхних, но констебль Мур достиг возраста, когда мужчины способны подвергать свое тело воздействию злейших раздражителей — виски, сигарет, шерстяной одежды, волынок — ничего не чувствуя или, во всяком случае, не подавая вида.
& — Нелл, — продолжал констебль, тоном показывая, что заканчивает урок, — разница между невежественными людьми и образованными в том, что образованные знают больше фактов. Ум и глупость здесь ни при чем. Разница между умными и глупыми — вне зависимости от образования — в том, что умные могут выкрутиться из сложной коллизии. Они не теряются в неоднозначной или противоречивой ситуации, более того, настораживаются, если события развиваются слишком гладко.
Благодаря Букварю ты можешь стать очень образованной, но никогда — умной. Ум — от жизни. На сегодня жизнь дала тебе весь опыт, который нужен для ума, но теперь ты должна думать о том, что с тобой было. Не будешь думать — разовьются комплексы. Будешь думать — станешь не только образованной, но и умной, а там, глядишь, я еще пожалею, что не родился несколькими десятилетиями позже.
& — Ум — замечательное качество, упаси вас Бог в нем разочароваться. Обязательно, всегда старайтесь быть умными. Но с возрастом вы узнаете, что в мире несколько миллиардов человек стремятся быть не глупее вас, и все, что вы делаете, исчезнет — поглотится океаном — если не делать это вместе с единомышленниками, которые запомнят ваш вклад и продолжат ваши усилия. Вот почему мир делится на племена.
& Было время, когда мы полагали, будто возможности человеческого разума заданы генетически. Чушь, конечно, но долгие годы в нее верили, ведь различие между народами так велико. Теперь мы понимаем, что все дело в культуре. Собственно, культурой и называют сообщество людей, объединенных некими благоприобретенными чертами.
Информационные технологии избавили культуры от необходимости владеть конкретными клочками земли; мы можем жить где угодно. Общий Экономический Протокол определяет, как это делать.
Одни культуры процветают, другие — нет. Одни ценят рациональное познание и научные методы, другие — нет. Одни поощряют свободу высказываний, другие — нет. Единственно, что объединяет всех: если культура не расширяется, ее поглотят. Построенное рухнет, накопленное забудется, записанное пойдет прахом. В старые дни это легко помнилось, потому что надо было защищать границы. Сейчас это слишком легко забывается.
& — Ты не так далека от истины. Уроки мисс Страйкен опасно граничат с бессмысленной тратой времени. Зачем мы их ввели?
— Затрудняюсь ответить, — сказала Нелл.
— В детстве я ходила на карате, — огорошила их мисс Матесон. — Через несколько недель бросила. Не выдержала. Я думала, сенсей научит защищаться, когда я на скейте. А он велел мне подмести пол. Потом сказал: "Хочешь обороняться, купи себе пистолет". Я пришла через неделю, он снова велел мести. Дальше этого я не ушла. Так в чем был смысл?
— Научить вас смирению и самодисциплине, — сказала Нелл. Она узнала это от Самбо годы назад.
— Вот именно. То есть нравственным качествам. Нравственность — опора общества. Все процветание, все технологические достижения в мире не устоят без основания. Мы поняли это в конце двадцатого века, когда немодно было учить подобным вещам.
— Что же в мисс Страйкен нравственного? — воскликнула Фиона. — Она такая жестокая!
— Я не пригласила бы мисс Страйкен к себе обедать. Не наняла бы гувернанткой к своим детям. Но такие, как она, незаменимы.
Самое трудное в мире, — продолжала мисс Матесон, — заставить образованных западных людей действовать сообща. Это работа таких, как мисс Страйкен. Мы прощаем им их недостатки. Мисс Страйкен — аватара. Вы знаете, кто такие аватары? Она — воплощение принципа. Принцип состоит в том, что за уютными, надежно защищенными границами нашей филы лежит жестокий мир, который придет и сделает нам больно, если мы не будем начеку. Это — неблагодарная работа. Мы все должны жалеть мисс Страйкен.
& ...она знала, чем история кончится, с того самого дня, как Гарв подарил ей книгу, просто уж так была устроена сказка: чем внимательней вчитываешься, тем запутанней она становится.
& — Кажется, я наконец поняла, что вы пытались объяснить мне годы назад, насчет ума.
Констебль сразу просветлел.
— Рад слышать.
— Вики подчиняются сложному моральному кодексу. Он вырос из мерзости прошлых поколений, в точности как до первых виков были георгианцы и регентство. Старая гвардия верит в этот кодекс, потому он дался ей потом и кровью. Эти люди растили детей в своих убеждениях, но дети верят в их кодекс по другой причине.
& — Они верят, — сказал констебль — потому что им так внушили.
— Да. Некоторые не никогда и не усомнятся — они выросли узколобыми и могут объяснить, во что верят, но не могут объяснить, почему. Другие видят лицемерие окружающих и бунтуют, как Элизабет Финкель-Макгроу.
— Какой путь выберешь ты, Нелл? — с живым интересом спросил констебль. — Покорство или мятеж?
— Ни тот, ни другой. Оба слишком прямолинейны — они для тех, кому не по зубам противоречия и неоднозначность.
& — Есть лишь две индустрии. Так было всегда. Индустрия товаров. Индустрия развлечений. Первая важнее. Она поддерживает в нас жизнь. Однако теперь, когда есть подача, товары делать легко и уже не так интересно. Когда люди сыты и одеты, остаются развлечения. Только.
& исправную систему понять много труднее, чем сломанную.
& Среди высказываний мадам Пинг было и такое: никто еще не жаловался, что его заставили слишком долго дожидаться оргазма. Мужчины могут устроить его себе сами и в любую минуту, а платят, собственно, за все предшествующее.
& Нелл поневоле залюбовалась кулаком: он проделывал множество плавных движений, словно потягивающийся в клетке тигр. Нэйпир двигался отточенно до занудства: прыгал на полусогнутых, смотрел на противника и, похоже, напряженно думал.
Глядя на блестящие медали и значки Нэйпира, Нелл поняла, что именно эта выдержка и сделала викторианцев богатейшими и могущественнейшими людьми мира. Умение задавить обычные, естественные чувства — своего рода мистическая наука, дающая волшебную власть над природой и более интуитивно эмоциональными народами. В том же сила ниппонцев.
& Ничто так не сплачивает и не бодрит, как подъем в три утра и поездка с дозором по утреннему морозцу.
& — Я считаю, напрасно мы их спасали.
— Как может быть напрасным гуманный поступок?
Доктор Икс задумался.
— Правильнее, наверное, так: спасать их было проявлением добродетели, только напрасно мы полагали, что сумеем их воспитать. Мы не могли растить каждую в отдельности, и потому учили по книгам. Однако воспитать ребенка можно только в семье. Учитель сказал бы нам это, прислушайся мы к его словам.
& — Прежде автомобильных стоянок тут были рисовые поля. Рис служил основой нашей жизни. Крестьяне сажали семена и чтились превыше всех. Как сказал Учитель, "пусть делающих будет много, потребляющих мало". Когда из Атлантиды и Ниппона пришла подача, мы бросили обрабатывать землю, ведь рис теперь выходил из матсборщика. Это нас погубило. Пока наше общество держалось на земледелии, можно было повторить за Учителем: "Добродетель — корень, богатство — итог". Но в западном ди богатство не от добродетели, а от сметливости. Сыновняя почтительность пошатнулась. Воцарился хаос, — скорбно завершил доктор Икс, взглянул на свой чай и кивнул в сторону окна. — Автомобильные стоянки и хаос.
... Совсем близко вставали склоны Нового Чжусина, на горе звонили колокола.”
Комментариев нет:
Отправить комментарий