“Жил-был один человек, и было у него восемь сыновей. ...
* Дети — вот наша надежда на будущее.
— НАДЕЖДЫ НА БУДУЩЕЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, — возразил Смерть.
— А что ж оно тогда нам готовит?
— МЕНЯ.
— Я имею в виду, помимо тебя?
Смерть посмотрел на него озадаченным взглядом.
— ПРОСТИ, НЕ ПОНЯЛ?
* — Я всегда хотел знать, — горько проговорил Ипслор, — что в этом мире есть такого, из-за чего стоит жить?
Смерть обдумал его вопрос и наконец ответил:
— КОШКИ. КОШКИ — ЭТО ХОРОШО.
* Мрачнодум ... никогда не доверял Молодости. Он считал, что она еще ни разу ничем хорошим не закончилась.
* — Эгей! — тихонько донесся хриплый голос из глубины черного бархатного капюшона, отороченного мехом.
— До "Эгей" еще далеко, — откликнулся Ринсвинд, пребывающий в смутном настроении духа, — но мы работаем над этим.
* — Не знаю почему, но перспектива верной смерти в неведомых землях от когтей экзотических чудовищ — это не для меня. Я это уже пробовал, и оно у меня как-то не пошло. Каждому — свое, так я говорю, а я был создан для скуки.
* — Ринсвинд, я знакома с тобой всего час, но меня удивляет, что ты прожил даже так долго!
— Да, но ведь мне это все-таки удалось! У меня вроде как талант к выживанию. Спроси кого угодно. Я к этому даже пристрастился.
— К чему?
— К жизни. Привык к ней с раннего возраста и не хочу бросать эту привычку.
* Итак. Мы должны бежать. Но, разумеется, с достоинством.
* — Неужели мудрецы действительно позволяют управлять собой таким образом?
— Конечно же, нет! Не будь глупцом! Мы просто терпим. В этом и заключается мудрость, ты узнаешь это, когда вырастешь, речь идет о том, чтобы выждать благоприятный момент...
* Во внешности есть нечто упругое. Чем дальше вы отбрасываете ее от себя, тем быстрее она возвращается. И тем сильнее бьет.
* Ринсвинд считал себя знатоком храмовой архитектуры, но местные фрески на огромных и действительно внушительных стенах совершенно не походили на религиозные. Во-первых, участники изображенных сцен получали удовольствие. Они почти наверняка получали удовольствие. Да, точно. Было бы удивительно, если бы они не получали удовольствия.
* Жители Анк-Морпорка всегда утверждали, что вода в их реке немыслимо чистая. Вода, прошедшая через такое количество человеческих почек, рассуждали они, просто обязана быть чистейшей на свете.
* Ринсвинд провел много лет в поисках скуки, но так и не обрел ее. Как раз в тот момент, когда ему начинало казаться, что она уже у него в кармане, жизнь внезапно становилась почти смертельно интересной. Мысль о том, что кто-то может добровольно отказаться от перспективы проскучать целых пятьдесят лет, вызвала у него слабость. "Будь у меня впереди пятьдесят лет, — думал он, — я бы возвел скуку в ранг искусства. Невозможно сосчитать, чего бы я не стал делать..."
* К жалости он относился бережливо и предпочитал использовать на собственные нужды.
* Несколько секунд царило абсолютное молчание — каждый ждал, что будет дальше. А потом Найджел издал боевой клич, который Ринсвинд не забудет до конца своей жизни.
— Э-э, — сказал варвар, — извините...
* Он встречался с Коэном; тот действительно кое-как умел читать, но пером так и не овладел. Он до сих пор подписывался крестиком, в котором умудрялся совершить пару орфографических ошибок.
* — Полагаю, тебе лучше заняться делом.
Найджел расправил свои, за неимением лучшего слова, плечи и снова взмахнул мечом.
* Он не заблудился. Он всегда точно знал свое местоположение. Он всегда был здесь.
Просто все остальное временно куда-то подевалось.
* Самое важное — знать, что ты есть на самом деле.
* Истину не так-то легко подчинить бумаге. В ванне истории истину труднее удержать, чем мыло, и гораздо сложнее найти...
* — Как только представится шанс, — шепнул Ринсвинд Найджелу, — мы побежим, понял?
— Куда?
— Не куда, а от чего, — поправил его Ринсвинд. — Главное слово — "от".
* Первое, что узнает юный волшебник в Незримом Университете, — не считая того, куда ему вешать одежду и как пройти в туалет, — это то, что он должен постоянно себя защищать. Некоторые считают это паранойей, но это не так. Параноики только думают, что все ополчились против них. Волшебники это знают.
* Это знакомое ощущение жара и уходящего в пятки сердца, которое хоть раз испытывал каждый, кто отдавался на волю волнам своего гнева. Чаще всего, эти самые волны зашвыривают тебя далеко на берег воздаяния и оставляют там, выражаясь поэтическим языком повседневности, по уши в дерьме.
* — Он осуществил все ваши желания...
— И может быть, мы никогда не простим его за это, — отозвался Хакардли.
* — В этом вся довольно печальная суть дела. Сначала ты совершаешь какой-нибудь мужественный поступок, а потом умираешь.
* — Я не знаю, что мне делать, — признался он.
— Не страшно. Я живу с этим чувством всю жизнь, — утешил Ринсвинд. — Все годы провел как в тумане. — Он замялся. — По-моему, это называется проявлять человечность или нечто в том же духе.
* — Веришь ли ты в рай, о персиковощекий цветок?
— На самом деле, нет.
— О-о, — отозвался Креозот. — Что ж, в таком случае, мы, наверное, больше не увидимся.
* Жил-был один человек, и было у него восемь сыновей. Если не считать этого факта, то человек сей был не более чем точкой на странице Истории. Печально, но вот и все, что можно сказать о некоторых людях.
* Вопреки слухам, Смерть вовсе не жесток — просто он ужасно, ужасно хорошо выполняет свою работу.
* — Молчи! И слушай. Это они вынудили меня уйти — они, со своими книгами, ритуалами и Законом! Они называли себя волшебниками, но у каждого из них во всем его жирном теле было меньше магии, чем в одном моем мизинце! Изгнали! Меня! За то, что я проявил хоть какие-то человеческие черты! А что есть человек без любви?
— ВЫМИРАЮЩИЙ ВИД, — ответствовал Смерть.
* Как ни странно, Смерть не особенно разозлился. Злость — это эмоция, но для эмоций требуются железы, а Смерти железы ни к чему, поэтому ему нужно было очень уж завестись, чтобы разозлиться. Но легкое раздражение он все же испытал. Он снова вздохнул. Люди не раз пытались проделать подобные штучки. С другой стороны, за этим довольно интересно наблюдать, и, по крайней мере, данный фокус был чуть более оригинальным, чем обычная символическая игра в шахматы, которой Смерть всегда побаивался, поскольку никак не мог запомнить, как ходит конь.
— ТЫ ТОЛЬКО ОТТЯГИВАЕШЬ НЕИЗБЕЖНОЕ, — предупредил он.
"В этом и заключается жизнь".
* Аркканцлер Незримого Университета был официальным главой всех волшебников на Диске. Некогда это означало, что он наиболее могуществен в обращении с магией, но в нынешние, спокойные времена старшие волшебники имели склонность рассматривать магию как нечто недостойное. Они обычно предпочитали управленческую работу, которая была безопаснее и доставляла почти столько же удовольствия, да еще позволяла участвовать в званых обедах.
* [сам шеф-повар] ... трудился в одном из холодильников, внося завершающие штрихи в модель Университета, вырезанную почему-то из сливочного масла. Он изготавливал такую модель каждый раз, когда в Университете случался праздник. Лебеди из масла, здания из масла, целые зверинцы из прогорклого желтого жира — все это доставляло шеф-повару такое удовольствие, что ни у кого не хватало духу сказать ему, чтобы он завязывал.
* — А-а. Ты, гм, Ринсвинд, если не ошибаюсь? — без особого энтузиазма проговорил казначей. — Ну, в чем дело?
— Мы тонем!
Какое-то время казначей непонимающе таращился на волшебника.
— Тонем?
— Ну да! Крысы бегут из Университета!
Казначей смерил Ринсвинда еще одним взглядом.
— Ты заходи, заходи, — мягко пригласил он.
— Ты случайно, гм, не перегибаешь? — осведомился казначей.
— Перегибаю? — с виноватым видом переспросил Ринсвинд.
— Видишь ли, это здание, — сообщил казначей..., — а не корабль. Знаешь, иногда их можно отличить. По отсутствию дельфинов, резвящихся у носа, по недостаче бортов. Вероятность того, что мы пойдем ко дну, крайне мала. Иначе, гм, нам пришлось бы спустить команду в сараи и грести к берегу. Гм?
* — ...гм, возьми себя в руки. Ты сегодня ничего не пил?
— Нет!
— Гм. А хочешь?
Лузган неслышными шагами подошел к буфету из темного дуба, вытащил пару бокалов и наполнил их водой из кувшина.
* Выйдя за ворота, волшебник решил, что если пара кружек пива, выпитых в спокойной обстановке, не позволят ему увидеть вещи в совершенно ином свете, то еще несколько кружечек, возможно, помогут достичь желаемого. Во всяком случае, попытаться стоило.
* Магический несчастный случай в библиотеке — которая, как уже указывалось, несколько не подходит для обычной работы с резиновой печатью и десятичной системой классификации, — превратил библиотекаря в орангутана. С тех пор он противится всем попыткам превратить его обратно. Ему понравились ловкие длинные руки, гибкие пальцы на ногах и право чесаться на людях, а больше всего его устраивало то, что все глобальные вопросы внезапно свелись к рассеянному интересу по поводу того, откуда поступит следующий банан. Не то чтобы библиотекарь не был осведомлен о безысходности и величии пребывания в человеческом облике. Но лично его отношение было следующим: вы можете запихнуть это величие, куда вам понравится.
* В некоторых районах города любопытство не только убивало кошку, но еще и сбрасывало ее в реку с привязанными к лапам свинцовыми грузами.
* Один из наставников Ринсвинда как-то отозвался о нем: "Если вы назовете его понимание теории магии ничтожным, у вас не останется подходящего слова, чтобы описать его владение магической практикой". Это изречение всегда ставило Ринсвинда в тупик. Утверждение "Чтобы быть волшебником, нужно хорошо владеть магией" он просто не принимал. Глубоко в мозгу Ринсвинд знал, что он — волшебник. Хорошо владеть магией вовсе не обязательно. Это просто дополнительная деталь, и она не может определять статус человека.
* Двойные двери зала были заперты на замок и три засова. Вступающий в должность аркканцлер должен три раза попросить, чтобы его впустили, и только тогда двери откроются. Это означало, что он назначается на свой пост с общего согласия всех волшебников. Или нечто в этом духе. Происхождение данной традиции затерялось в глубине веков, и это было не самым худшим основанием, чтобы продолжать ей следовать.
* К несчастью, Биллиас был из тех, кто гордится своим умелым обращением с детьми. Он нагнулся, насколько позволил ему его обед, и приблизил к мальчику красное, обрамленное бакенбардами лицо.
— В чем дело, парень? — осведомился он.
— Этот ребенок ворвался сюда, потому что, как он утверждает, хочет познакомиться с могущественным волшебником, — неодобрительно пояснил Лузган, который относился к детям с активной неприязнью, и, возможно, именно поэтому они находили его таким захватывающим.
* — Братья, отложим это совещание. Мальчик спит и в этом, по крайней мере, являет нам пример. Утром все будет выглядеть не так мрачно, вот увидите.
— Мне известны случаи, когда этого не происходило, — хмуро заявил Мрачнодум...
* Они сидели каждый по свою сторону длинного стола и наблюдали друг за другом, как кошки. Кошки могут сидеть в разных концах переулка и наблюдать друг за другом часами, мысленно выполняя маневры, которые заставили бы любого гроссмейстера показаться порывистым и импульсивным. Но кошкам далеко до волшебников. Ни тот, ни другой не собирались делать ход, не прогнав в уме весь предстоящий разговор.
* "Восемь сыновей... — думал Лузган. — Значит, он занимался этим восемь раз. По меньшей мере. О боги".
* Стояла середина ночи — поворотная точка полных забот анкморпоркских суток. Это время, когда люди, зарабатывающие себе на жизнь при свете солнца, отдыхают после своих трудов, а те, кто занимается честным промыслом под холодными лучами луны, только набираются сил, чтобы отправиться на работу. То есть сутки вступили в ту тихую пору, когда уже слишком поздно для ограбления и еще слишком рано для кражи со взломом.
* — Я ищу волшебника, — заявил голос. Он был искажен и оттого казался сиплым, но сиплые голоса в "Барабане" опять-таки не в диковинку.
— Какого-то конкретного? — осторожно осведомился Ринсвинд.
Так можно нарваться на неприятности. "Волшебника, который с почтением относится к традициям и не прочь рискнуть жизнью за высокое вознаграждение", — ответил ему другой голос, донесшийся из круглой черной кожаной коробки, которую незнакомец держал под мышкой.
— Ага, — отозвался Ринсвинд, — это несколько сужает круг ваших поисков. А в ваше задание входит опасное путешествие в неведомые и, возможно, грозящие погибелью земли?
— Если честно, то входит.
— Встречи с жуткими тварями? — улыбнулся Ринсвинд.
— Вероятны.
— Почти верная смерть?
— Точно.
— Что ж, желаю вам всяческих успехов в ваших поисках. — Ринсвинд кивнул и взялся за шляпу. — Я бы и сам вам помог, но только не стану этого делать.
— Что?
— Извините. Не знаю почему, но перспектива верной смерти в неведомых землях от когтей экзотических чудовищ — это не для меня. Я это уже пробовал, и оно у меня как-то не пошло. Каждому — свое, так я говорю, а я был создан для скуки.
* Вопрос отношения волшебников к сексу довольно сложен, но, как уже указывалось, в основном все сводится к следующему: когда дело доходит до вина, женщин и песен, волшебникам позволяется напиваться в доску и мычать себе под нос сколько душе угодно.
* На верхней площадке лестницы появились три стражника из личной охраны патриция. Их начальник с сияющей улыбкой оглядел раскинувшийся внизу зал. Улыбка давала понять, что страж порядка будет единственным, кто вволю насладится шуткой.
— Никому не двигаться, — посоветовал он.
* Это была не обычная городская стража, осторожная и добродушно продажная. Это были ходячие глыбы мускулов, абсолютно неподкупные, хотя бы потому, что патриций мог заплатить больше, чем кто-либо другой.
* Как бы там ни было, стражу интересовала именно девушка. Остальные клиенты расслабились и приготовились вкушать зрелище. Когда станет ясно, кто побеждает, может быть, будет иметь смысл присоединиться.
* девушка резко обернулась и с хирургической точностью заехала маленькой ножкой прямо в пах первому же стражнику, который сунулся в дверь. Двадцать пар глаз сочувственно прослезились.
* Ринсвинд редко в чем был уверен до конца, но он никогда не сомневался в важности шляпы аркканцлера. Видно, даже волшебники нуждаются в том, чтобы в их жизни было хоть чуточку волшебства.
* — Есть такое длинное слово, мне его сказала одна старая ведьма... никак не могу вспомнить... вы, волшебники, знаете все о длинных словах.
Ринсвинд перебрал в памяти длинные слова.
— Мармелад? — наугад брякнул он. Девушка раздраженно покачала головой.
— Оно означает, что ты пошел в своих родителей. Ринсвинд нахмурился. Насчет родителей у него было слабовато.
— Клептомания? Рецидивист? — начал гадать он.
— Начинается с "Н".
— Нарциссизм? — в отчаянии высказался Ринсвинд.
— Носследственность, — вспомнила Канина.
* — Он опасен?
Сундук, шаркая ногами, повернулся и снова уставился на нее.
— Насчет этого существуют две теории, — ответил Ринсвинд. — Одни говорят, что он опасен, тогда как другие утверждают, что он очень опасен.
* — Ни в коем случае не трогай его посох, — пробормотал он.
— Я не забуду, гм, что этого не стоит делать, — твердо пообещал Лузган.
— И что ты почувствовал?
— Тебя когда-нибудь кусала гадюка?
— Нет.
— Тогда ты точно поймешь, что я испытал.
— Гм-м?
— Это было совершенно не похоже на укус гадюки.
* — Его можно назвать честным и справедливым правителем?
Кардинг обдумал этот вопрос. Шпионская сеть патриция, по слухам, была великолепной.
— Я бы сказал, — осторожно начал волшебник, — что он нечестен и несправедлив, но безупречно беспристрастен. Он нечестен и несправедлив со всеми, независимо от положения.
* — И вы довольствуетесь этим? — спросил Койн.
Кардинг постарался не встречаться глазами с Хакардли.
— Дело не в том, довольствуемся мы или нет, — ответил он. — Полагаю, мы не особенно об этом задумывались. Видишь ли, истинное призвание волшебника...
— Неужели мудрецы действительно позволяют управлять собой таким образом?
— Конечно же, нет! — зарычал Кардинг. — Не будь глупцом! Мы просто терпим. В этом и заключается мудрость, ты узнаешь это, когда вырастешь, речь идет о том, чтобы выждать благоприятный момент...
* "Началось", — сказала шляпа из своей коробки, которая стояла на палубе.
— Что началось? — переспросил Ринсвинд.
"Правление чудовства". На лице Ринсвинда отразилось недоумение.
— Это хорошо?
"Ты когда-нибудь понимаешь, что тебе говорят?"
Ринсвинд почувствовал, что вступает на более знакомую почву.
— Нет, — ответил он. — Не всегда. Особенно в последнее время. Не часто.
* Это был конец первого дня чудовства, и волшебникам удалось изменить все, кроме самих себя.
Но нельзя сказать, что они не пробовали измениться — потихоньку, когда думали, что никто на них не смотрит. Даже Лузган предпринял такую попытку в уединении своего кабинета. Он умудрился стать на двадцать лет моложе, с торсом, на котором можно колоть камни, но стоило ему перестать концентрироваться на своей фигуре, как она сразу обмякла и не самым приятным образом вернулась к старому, знакомому обличью и возрасту. Во внешности есть нечто упругое. Чем дальше вы отбрасываете ее от себя, тем быстрее она возвращается. И тем сильнее бьет. Железные шары с шипами, палаши и большие тяжелые палки с вбитыми в них гвоздями считаются весьма страшным оружием, но они ничто по сравнению с двадцатью годами, которые внезапно обрушиваются на ваш затылок.
* — Кардинг сделал драматическую паузу и вложил коробку со шляпой в руки Лузгана. — Можно сказать, "когито эргот шляппо".
Лузган изучал древние языки и теперь постарался показать себя с наилучшей стороны.
— "Я мыслю, следовательно, я шляпа"? — догадался он.
— Что что? — поднял бровь Кардинг.
— "Я счел себя безумной шляпой"? — предположил Лузган.
— Заткнись, а?
* Они провели в Аль-Хали — в городе, который служил воротами к таинственному континенту Клатча, — уже несколько часов, и Ринсвинд начинал испытывать страдания.
По его мнению, в приличном городе обязан присутствовать хотя бы небольшой туман, и люди должны жить в домах, а не проводить все свое время на улицах. Приличный город прекрасно обходится без песка и жары. А что касается ветра...
* Животный инстинкт подсказывал, что ... любое агрессивное движение с их стороны может внезапно превратить этот мир в место, заполненное пронзительной болью.
* Существует тон голоса, известный как вопросительный, и визирь использовал именно его; а едва уловимая резкость слов давала понять, что если он не узнает что-нибудь о шляпе, и притом очень быстро, то у него на примете имеются разнообразные занятия, в которых вовсю используются слова "раскаленные докрасна" и "ножи". Все великие визири говорят таким образом. Наверное, где-то есть школа, где их этому учат.
* Было бы ошибкой утверждать, что Сундука нигде не было видно. Где-то его было видно, просто это место не находилось в пределах видимости Ринсвинда.
* Он и правда время от времени приговаривал людей к смерти в страшных мучениях, но это считалось вполне приемлемым поведением для правителя города и обычно одобрялось подавляющим числом горожан. (В данном случае подавляющее большинство горожан определяется как "все, кто в данный момент не висит вверх ногами над ямой со скорпионами".)
* — Может, тебе следует попытаться носить, в общем, немного больше одежды?
— О, я не могу. Мне приходится носить все эти кожаные штуки.
— Я бы не назвал их всеми, — заметил Ринсвинд. — Их здесь слишком мало, чтобы говорить, что они "все". И почему тебе приходится их носить?
— Чтобы люди знали, что я — герой-варвар.
Ринсвинд прислонился к зловонным стенам змеиной ямы и уставился на собеседника. Он посмотрел на пару глаз, напоминающих вареные виноградины, на копну рыжих волос и на лицо, которое представляло собой поле боя между естественными веснушками и грозным войском наступающих прыщей.
Ринсвинд получал некоторое удовольствие от подобных ситуаций. Они убеждали его в том, что он отнюдь не сумасшедший. Ведь если уж он — сумасшедший, то как охарактеризовать тех людей, которых он постоянно встречает?
* Ринсвинд вздохнул. Ему нравился зеленый салат. Он был таким невероятно скучным. Ринсвинд провел много лет в поисках скуки, но так и не обрел ее. Как раз в тот момент, когда ему начинало казаться, что она уже у него в кармане, жизнь внезапно становилась почти смертельно интересной. Мысль о том, что кто-то может добровольно отказаться от перспективы проскучать целых пятьдесят лет, вызвала у него слабость. "Будь у меня впереди пятьдесят лет, — думал он, — я бы возвел скуку в ранг искусства. Невозможно сосчитать, чего бы я не стал делать..."
* Ринсвинд даже испытал к нему кратковременную жалость, что было весьма необычно — к жалости он относился бережливо и предпочитал использовать на собственные нужды.
* — И сколько же ты был героем-варваром?
— Э-э... Какой сейчас год?
— Так ты был в дороге? Потерял счет времени? Бывает. Сейчас год Гиены.
— О-о. В таком случае, около... — Найджел беззвучно пошевелил губами. — Около трех дней.
* — Послушай, — быстро добавил он, — неужели люди могут вот так вот убивать? Даже не думая?
— Понятия не имею, — ответил Ринсвинд голосом, который позволял предположить, что сам Ринсвинд все время об этом думает.
* — Прекратить носить мантию? — переспросил он.
— Естественно. Эти потускневшие блестки выдают тебя с головой, — подтвердил Найджел, с трудом поднимаясь на ноги.
— Избавиться от шляпы?
— Ты должен признать, что расхаживать повсюду в шляпе, на которой написано "Валшэбник", — это довольно тонкий намек.
— Извини, — озабоченно ухмыльнулся Ринсвинд. — Я не совсем понимаю, куда ты клонишь...
— Просто избавься от них. Это же легко. Просто брось где-нибудь, и тогда ты сможешь быть, э-э, э-э, кем угодно. Только не волшебником.
Наступило молчание, прерываемое только звуками происходящей вдали схватки.
— Э-э, — потряс головой Ринсвинд. — Я потерял ход твоих мыслей.
— О боги, это же элементарно!
— Не уверен, что уловил, к чему ты ведешь... — бормотал Ринсвинд с лицом мертвенно-бледным от пота.
— Ты можешь просто перестать быть волшебником.
Ринсвинд беззвучно зашевелил губами, проговаривая каждое слово. Затем произнес фразу целиком.
— Что? — спросил он и тут же добавил: — О-о.
— Уразумел? Или растолковать еще раз?
Ринсвинд мрачно кивнул:
— Думаю, ты ничего не понял. Волшебник — это не то, что ты умеешь, это то, что ты есть. Если я перестану быть волшебником, то стану ничем.
* — Нужно спасти какую-то девушку? — угрюмо уточнил он.
— Кого-то точно нужно спасти, — поколебавшись, признал Ринсвинд. — Может быть, ее. А может, кого-нибудь поблизости от нее.
— Чего ж ты раньше не сказал? Это больше похоже на дело, это то, чего я ждал. Вот он, настоящий героизм. Пошли.
Вдали снова послышались грохот и чьи-то вопли.
— Куда? — спросил Ринсвинд.
— Куда угодно!
* Обычно герои обладают способностью как безумные проноситься по рушащимся дворцам, в которых они оказались впервые в жизни, спасать всех подряд и выскакивать за мгновение до того, как все взлетит на воздух или провалится в бездну.
* Его сознание было затоплено мощной волной паники, охватившей Ринсвинда при виде четырех стражников, поворачивающихся к нему с ятаганами в руках и с глазами, горящими жаждой убийства.
Ринсвинд, не колеблясь ни секунды, отступил назад.
— Передаю их тебе, мой друг, — объявил он.
— Замечательно!
Найджел вытащил меч и дрожащими от усилий руками выставил клинок перед собой.
Несколько секунд царило абсолютное молчание — каждый ждал, что будет дальше. А потом Найджел издал боевой клич, который Ринсвинд не забудет до конца своей жизни.
— Э-э, — сказал варвар, — извините...
* Похоже, они ни чуточки не испугались, — заметил оскорбленный Найджел.
— Как бы это сформулировать? Когда кто-нибудь возьмется за составление списка Великих Боевых Кличей Мира, клич "Э-э, извините" точно туда не войдет, — объяснил Ринсвинд.
* Он встречался с Коэном; тот действительно кое-как умел читать, но пером так и не овладел. Он до сих пор подписывался крестиком, в котором умудрялся совершить пару орфографических ошибок.
* — И эта книга учит тебя, как стать героем?
— О да. Хорошая книжка. — Найджел бросил на него встревоженный взгляд. — Или что-то с ней не так? Она стоила кучу денег.
— Ну, э-э... Полагаю, тебе лучше заняться делом.
Найджел расправил свои, за неимением лучшего слова, плечи и снова взмахнул мечом.
* — Надеюсь, ты не выдал меня? Я не переживу, если ты сказал ей, что я только учусь быть...
— Нет-нет. Она лишь хочет, чтобы ты нам помог. Это нечто вроде поиска идеала.
Глаза Найджела заблестели:
— Ты имеешь в виду индеи?
— Чего-чего?
— Так написано в книге. Там говорится: "для того, чтобы стать настоящим героем, нужно иметь индею".
Ринсвинд наморщил лоб:
— Это что, какая-то птица?
— Думаю, это скорее что-то вроде обязательства, — возразил Найджел, но без особого убеждения.
— По мне, так это больше похоже на птицу, — заявил Ринсвинд. — Точно, я как-то читал о ней в собрании басен о животных. Крупная. Не умеет летать. Большие лапы, вот.
* Сначала стражники серифа оказывали сопротивление, но теперь вокруг основания башни сидело довольно много обалдевших лягушек и тритонов. И это были те, кому повезло. Какие-никакие, а руки ноги у них остались, и большая часть жизненно важных органов до сих пор находилась внутри.
* Ринсвинд стащил с себя шляпу. Она была помятой, покрытой пятнами и каменной пылью, с вырванными кусками, обтрепанной верхушкой и звездой, с которой пыльцой сыпались блестки. Но под слоем грязи все еще читалось слово "Валшэбник".
— А вы это видите? — с побагровевшим лицом осведомился он. — Вы это видите? Видите? О чем это вам говорит?
— О том, что ты не в ладах с орфографией?
— Что? Нет! Это говорит о том, что я волшебник, вот о чем! Двадцать лет за посохом, и горжусь этим! ...
Талант определяет лишь то, чем ты занимаешься, — изрек Ринсвинд. — Он не определяет того, кем ты являешься. В смысле, в глубине души. Если ты знаешь, что ты такое, то можешь заниматься чем угодно. — Он еще немного подумал и выдал: — Вот что наделяет чудесников таким могуществом. Самое важное — знать, что ты есть на самом деле.
* Эта легенда была принята всеми за подлинное описание событий, хотя по сути своей она была столь же "правдоподобной", как свинцовый спасательный пояс.
Истину не так-то легко подчинить бумаге. В ванне истории истину труднее удержать, чем мыло, и гораздо сложнее найти...
* — Вы будете помнить сегодняшний день до конца ваших жизней".
— То есть до самого обеда? — слабо переспросил Ринсвинд.
* — Я не доверяю этому человеку, — заметил Найджел. — Я пытаюсь не судить о нем по первому впечатлению, но мне определенно кажется, что он задумал что-то недоброе.
— Он приказал бросить тебя в змеиную яму!
— Да, тогда я намека не понял.
* Волшебник мрачно покачал головой и, подняв небольшой камешек, подбросил его над разрушенной стеной. Камешек превратился в маленький голубой чайник, упал на землю и разбился.
— Заклинания вступили в реакцию, — констатировал Ринсвинд. — Могут сотворить все что угодно.
— Но за этой стеной мы в безопасности? — поинтересовалась Канина.
— Правда? — немного оживился Ринсвинд.
* — Нам нужен план, — заявил Найджел.
— Мы можем снова попробовать убежать, — предложил Ринсвинд.
— Это ничего не решит!
— Это решит большинство проблем, — возразил Ринсвинд.
— И сколько нам придется бежать, чтобы оказаться в безопасности? — спросила Канина.
Ринсвинд рискнул выглянуть из-за стены.
— Интересный философский вопрос, — признался он. — Я проделал долгий путь, но так и не нашел на Диске безопасного места.
* — У меня есть одна индея... — сказал Найджел, свирепо глядя на Ринсвинда.
Креозот похлопал юношу по руке и ласково заметил:
— Это очень мило. У каждого человека должно быть домашнее животное.
* Ринсвинд попытался вскрикнуть сквозь сжатые зубы. У него даже щиколотки вспотели.
— Я ни в жизнь не полечу на ковре-самолете! — прошептал он. — Я панически боюсь земли!
— Ты хотел сказать "высоты", — поправила Канина. — И прекрати эти глупости.
— Что хочу сказать, то и говорю. Тебя ведь не высота убивает, а именно земля!
* На крышке Сундука застыло выражение мрачной решимости. Вообще, ему немногое было нужно от этого мира — если не считать полного уничтожения всех других форм жизни.
* — Как это ужасно, — высказался наконец Ринсвинд. — Сокровищница, в которой нет сокровищ.
Сериф стоял и улыбался во весь рот.
— Не стоит так переживать, — посоветовал он.
— Но кто-то украл у тебя все деньги! — воскликнула Канина.
— Полагаю, это слуги, — отозвался сериф. — Очень вероломно с их стороны.
Ринсвинд бросил на него странный взгляд.
— Разве тебя это не беспокоит?
— Не особенно. На самом деле я очень мало трачу. И я часто спрашивал себя, каково оно — быть бедным.
— Скоро тебе представится прекрасная возможность это выяснить.
— Мне понадобится чему-нибудь учиться?
— Все приходит само собой, — успокоил Ринсвинд. — Учишься по ходу дела.
* Большинство людей, знающих Ринсвинда, с течением времени начинали относиться к нему, как к аналогу прямостоящей шахтерской канарейки. Общая идея состоит в следующем: если Ринсвинд держится на ногах и не предпринимает непосредственных попыток удрать, значит, надежда еще есть.
* Еще один отдаленный взрыв сотряс здание, и Ринсвинд наконец оторвался от ковра.
— И как им управлять? — поинтересовался он.
— Лично я никогда им не пользовался, — пожал плечами Креозот. — Наверное, нужно просто командовать "вверх", "вниз" и так далее.
— А как насчет "пролети сквозь стену"? — уточнил Ринсвинд. Все посмотрели на высокие, темные и, самое главное, прочные стены зала.
— Мы могли бы попытаться сесть на него и сказать: "Поднимайся", — предложил Найджел. — А чтобы не удариться о потолок, нужно крикнуть, ну, к примеру, "стоп". — Какое-то время он обдумывал собственные рекомендации. — Если именно так нужно говорить.
— А можно сказать "садись", — подхватил Ринсвинд, — или "опускайся", "ныряй", "снижайся", "вались". "Падай".
— "Пикируй", — мрачно подсказала Канина.
— Кроме того, — заметил Найджел, — в воздухе носится столько неприрученной магии, что я бы на твоем месте попытался воспользоваться какой то ее частью.
— А-а... — протянул Ринсвинд. — Ну...
— У тебя на шляпе написано "Валшэбник", — напомнил Креозот.
— Писать слова на шляпах каждый умеет, — буркнула Канина. — Нельзя верить всему, что читаешь.
* — Ну-ка, подождите минутку! — вспыхнул Ринсвинд.
Они подождали минутку. Подождали еще семнадцать секунд.
— Слушайте, это гораздо труднее, чем вы думаете, — наконец заявил он.
— Что я вам говорила? — фыркнула Канина. — Пошли, будем выцарапывать известку ногтями. Взмахом руки Ринсвинд заставил ее замолчать, снял с головы шляпу, демонстративно сдул со звезды пыль, надел шляпу, поправил поля, закатал рукава, согнул пальцы, разогнул пальцы... И впал в панику.
* — Ну хорошо. Как ты заставил ковер взлететь? Он действительно делает противоположное тому, что ты ему приказываешь?
— Нет. Я просто обратил внимание на некоторые фундаментальные детали его стратификационного и пространственного расположения.
— Не поняла, — призналась она.
— Хочешь, чтобы я объяснил это неволшебным языком?
— Ага.
— Ты положила его на пол изнанкой вверх, — сказал Ринсвинд.
* — Ты говорил, тебя пугает высота.
— Приводит в ужас.
— По тебе незаметно.
— Я сейчас не об этом думаю.
* Магия в чрезмерных количествах способна искажать вокруг себя пространство и время, а это не слишком хорошие новости для человека, который за долгие годы привык к тому, что такие вещи как следствия идут за такими вещами как причины.
* Ринсвинд не мог объяснить это своим спутникам. Они, похоже, так и не уловили суть дела. Если говорить более конкретно, они так и не осознали, что такое погибель. Они страдали от ужасного заблуждения, что что-то еще можно сделать. И были готовы изменить мир так, как им того хочется, — или умереть в процессе. А вся беда умирания в процессе состоит в том, что в процессе вы умираете.
* Ринсвинд никогда не мог похвастаться способностями к предвидению будущего. По правде говоря, он и настоящего толком не видел. Но он с унылой уверенностью предчувствовал, что в самом ближайшем будущем, секунд этак через тридцать, кто-нибудь непременно скажет:
— Надо же что-то предпринять!
...
Двадцать семь, двадцать восемь, два...
— Надо же что-то... — начала Канина.
— Не надо, — оборвал ее Ринсвинд и ощутил едва уловимое удовлетворение.
* — Мне не помешало бы немного выпить, — заявил Креозот. — Не могли бы мы остановиться где-нибудь, где я мог бы купить трактир?
— На какие шиши? — поинтересовался Найджел. — Ты ж теперь бедный, забыл?
— Бедность меня не волнует, — ответил сериф. — Труднее всего примириться с трезвостью.
* Даже море казалось высохшим. Если бы какая-нибудь протоамфибия вылезла на подобный берег, она бы тут же отказалась от своего намерения, вернулась в воду и посоветовала всем своим родственникам забыть о ногах — они того не стоят. Воздух был таким, словно его долго кипятили в чьем-то носке.
Но Найджел все равно настоял, чтобы они развели огонь.
— Так атмосфера будет более дружеской, — заявил он. — Кроме того, там могут водиться чудовища.
Канина посмотрела на мелкие маслянистые волны, которые наползали на берег, словно пытаясь — без особого энтузиазма — выбраться из моря.
— В этом? — переспросила она.
— Лучше проявить предусмотрительность. Ринсвинд слонялся возле берега, рассеянно подбирая камни и бросая их в море. Один или два полетели в него обратно.
* — А как бы ты оценил эту ситуацию с точки зрения поэта? — осторожно проговорила Канина.
Креозот смущенно поерзал и изрек:
— Забавная штука — жизнь.
— Довольно точно.
* У Сундука были свои проблемы. Местность вокруг башни в Аль-Хали, подвергаемая безжалостной магической бомбардировке, уже скрывалась за горизонтом реальности. Вскоре время, пространство и материя перестанут быть отдельными понятиями и обрядятся в одежды друг друга. То, что здесь творилось, описать было невозможно.
Вот на что это было похоже. Примерно. Местность выглядела так, как звучит пианино после того, как его уронили в колодец. На вкус она была желтой, а на ощупь — как громкий крик. От нее неприятно пахло полным затмением луны.
* Абрим как раз собирался с силами, необходимыми для запуска заклинания, которое должно было взмыть в небо, полететь в Анк и окружить тамошнюю башню тысячами воющих демонов, когда раздался громоподобный стук в дверь.
В подобных случаях произносится всем известная мантра. При этом неважно, какая у вас дверь — полог шатра; лоскут шкуры на обдуваемой всеми ветрами юрте; массивная дубовая плита трех футов толщиной, усаженная огромными железными гвоздями, или прямоугольный кусок ДСП, фанерованный красным деревом, украшенный сверху небольшим окошечком с жутким витражом и снабженный звонком, играющим на выбор двенадцать популярных мелодий, которые никто из любителей музыки не захотел бы слушать даже после пяти лет, проведенных в абсолютной тишине.
Один из волшебников повернулся к другому и изрек знаменитые слова:
— Интересно, кто бы это мог быть в такое время ночи?
* В дверь снова забарабанили.
— Там, снаружи, не может быть ни одной живой души, — отозвался второй волшебник.
Он слегка нервничал, и понятно почему. Если исключается возможность, что это кто-то живой, всегда можно предположить, что это кто-то мертвый.
* Волшебник начал возиться с засовами. Опустив маску на лицо, он слегка приоткрыл дверь.
— Нам ничего не... — начал было он.
Ему следовало выбрать слова повозвышеннее, потому что они стали его эпитафией.
Прошло некоторое время, прежде чем один из его коллег заметил продолжительное отсутствие своего товарища и направился в коридор на его поиски. Двери были распахнуты настежь, и чудотворная преисподняя по другую их сторону бушевала, пытаясь прорвать сдерживающую ее сеть заклинаний. Одна из створок была открыта не полностью. Он дернул ее в сторону, чтобы посмотреть, что за ней прячется, — и тихо заскулил.
За его спиной что-то зашуршало. Он обернулся.
— Че...
Вот на таком довольно жалком звуке приходится порой заканчивать жизнь.
* Ринсвинд, летящий высоко над Круглым морем, чувствовал себя весьма глупо.
Рано или поздно такое случается с каждым.
Например, в трактире вас кто-то толкает под локоть, вы резко оборачиваетесь, сыпля градом проклятий, и тут до вас медленно доходит, что прямо перед вашим носом маячит медная пряжка, а хозяин пояса скорее был высечен из камня, чем рожден матерью.
Или в вашу машину врезается сзади какой-то небольшой драндулет, вы выскакиваете, чтобы наброситься с кулаками на водителя, тот неторопливо вылезает из машины, выпрямляется во весь свой рост: и вы понимаете, почему в машине отсутствуют передние сиденья.
А возможно, вы ведете взбунтовавшихся товарищей к каюте капитана, барабаните в дверь, он высовывает в щель огромную голову, держа в каждой руке по кинжалу, и тут вы заявляете: "Мы берем судно в свои руки, мразь, и все парни меня поддерживают!", а он в ответ спрашивает: "Какие такие парни?" "Гм..." — изрекаете вы, ощутив за своей спиной безбрежную пустоту. Другими словами, это знакомое ощущение жара и уходящего в пятки сердца, которое хоть раз испытывал каждый, кто отдавался на волю волнам своего гнева. Чаще всего, эти самые волны зашвыривают тебя далеко на берег воздаяния и оставляют там, выражаясь поэтическим языком повседневности, по уши в дерьме.
* У него никогда ничего не было, но ничего — это уже что-то, а теперь у него отняли абсолютно все.
* Волшебники не очень-то любят философию. Их ответ на известную философскую дилемму "Все знают, что такое хлопок двумя руками. Но что такое хлопок одной рукой?" довольно прост. С их точки зрения, хлопок одной рукой выражается в звуке "хл".
* Ринсвинд всегда очень гордился тем, что умел чувствовать себя в одиночестве даже в кишащем людьми городе. Но теперь, когда волшебник действительно оказался брошенным всеми, ощущать свое одиночество стало гораздо неприятнее.
* — Только не волнуйтесь, — посоветовал джинн. — И постарайтесь по возможности не думать об этом.
Он объяснил (хотя "объяснил" — это несколько неверное слово, и в данном случае оно означает "так и не сумел объяснить, хотя делал это довольно долго"), что группа людей вполне может преодолевать расстояния в небольшой лампе, которую держит один из них. Сама же лампа движется потому, что ее несет один из находящихся в ней людей, и это происходит благодаря: а) дробной природе реальности, означающей, что каждую вещь можно рассматривать как находящуюся внутри всего остального, и б) творческому подходу к окружению. Фокус основывался на том, что законы физики замечали свое упущение уже после того, как путешествие было закончено.
— Но в данных обстоятельствах лучше об этом не думать, — заключил джинн.
* — Итак, это самый заурядный кирпич, помещенный внутрь носка. А все вместе становится оружием.
— Гм. Да.
— И как же оно действует?
— Гм. Его надо раскрутить, а потом. Ударить. Иногда попадаешь себе по руке. Но редко.
— И, раз ударив, он, наверное, уничтожает целый город? — догадался Койн.
* Ринсвинд посмотрел в золотистые глаза паренька и перевел взгляд на свой носок. Он снимал и надевал его по несколько раз в году в течение вот уже многих лет. На носке попадались заштопанные места, которые он со временем узнал и полю... в общем, узнал. Некоторые из бывших дыр были окружены целыми семьями более мелких штопок. Существовал целый ряд определений, которые можно было бы присвоить этому носку, но "разрушитель городов" в их число не входило.
* — Э-э... — напомнил о своем существовании Ринсвинд.
Смерть обернулся.
— СЛУШАЮ? — вежливо откликнулся он.
— Я всегда гадал, как это случится, — сообщил Ринсвинд.
Смерть вытащил из таинственных складок эбенового одеяния песочные часы и, глядя на них, отсутствующим голосом произнес:
— ПРАВДА?
— Полагаю, мне не на что жаловаться, — с достоинством заметил Ринсвинд. — У меня была хорошая жизнь. Довольно хорошая. — Он замялся. — Хотя, в общем-то, не такая уж и хорошая. Большинство людей назвали бы ее просто ужасной. — Он подумал еще немного. — Лично я бы назвал ее такой.
* "А теперь убей его".
Ринсвинд задержал дыхание. Наблюдавшие за сценой волшебники задержали дыхание. Даже Смерть, которому нечего было держать, кроме косы, держал ее с напряжением.
* — А вам он помогал. — Ринсвинд повернулся к остальным волшебникам, которые торопливо разбегались кто куда. — Всем вам. Он осуществил все ваши желания...
— И может быть, мы никогда не простим его за это, — отозвался Хакардли.
* — Откуда ты взял такую индейку? — поинтересовался сериф.
— Индею, — спокойно поправил его Найджел. — Просто я должен совершить мужественный поступок, прежде чем умру.
— В этом вся довольно печальная суть дела, — кивнул Креозот. — Сначала ты совершаешь какой-нибудь мужественный поступок, а потом умираешь.
* Когда лошади опустились и подлетели к вожаку стада — громадному самцу, покрытому глубокими расселинами и шрамами от морен, — стало очевидно, что одна из причин, по которой Ледяных Великанов называли Ледяными Великанами, состоит в том, что они — ну, в-общем, великаны.
Вторая причина заключалась в том, что они были сделаны изо льда.
* Найджел предпринял еще одну попытку.
— Послушайте! — крикнул он. Голова великана повернулась в его сторону.
— Што тебье надо? — спросил он. — Уходи протч, теплая тфарь.
— Простите, но это действительно необходимо?
Великан посмотрел на него с ледяным изумлением, медленно оглянулся и обозрел свое стадо, простирающееся, похоже, до самого Пупа. Потом он снова перевел взгляд на Найджела.
— Та. Йа так думайт. А инатше затшем бы мы это делайт?
— Но видите ли, здесь живет множество людей, которые предпочли бы, чтобы вы этого не делали, — с отчаянием в голосе продолжал Найджел.
Перед ледником возникла остроконечная скала, возникла и исчезла.
— А еще дети и маленькие пушистые животные, — добавил Найджел.
— Они будут пострадайт за дьело прогресса. Наступить времья нам возвращайт себье этот мир, — прогрохотал великан. — Мир, заполньенный льдом. Согласно неизбьежности истории и триумфу тьермодинамики.
— Да, но вам необязательно это делать, — указал Найджел.
— Мы хотеть это делайт, — возразил великан. — Боги истшезайт, мы сбрасывайт оковы вышедший из мода суеверий.
— Заморозить весь мир — вряд ли это прогресс, — заметил Найджел.
— Нам это нравиться.
— Да-да, — согласился Найджел маниакально ровным голосом человека, который старается рассмотреть вопрос со всех сторон и уверен, что любую проблему можно решить, если люди доброй воли соберутся за одним столом и обсудят все, как разумные человеческие существа. — Но правильно ли вы выбрали время? Готов ли мир к триумфу льда?
— Шорт побьери, ему лутше быть готоф, — сказал великан и хлестнул Найджела шестом, которым погонял ледник.
* — Если ты не против, — шепнул Креозот Канине, — я смоюсь. В минуты, подобные этим, трезвость теряет свою привлекательность, и я уверен, что конец света будет выглядеть гораздо лучше, если смотреть на него сквозь дно стакана. Если ты не возражаешь, конечно. Веришь ли ты в рай, о персиковощекий цветок?
— На самом деле, нет.
— О-о, — отозвался Креозот. — Что ж, в таком случае, мы, наверное, больше не увидимся.
... Утро всегда наступает.”
* За любой шанс следует хвататься, поскольку кто может поручиться, что он не последний?
* Лабораторная мышка, которой удалось ускользнуть из клетки, вовсе не спаслась. Лабораторные мыши не выживают в природе. Даже если на них не охотиться специально...
