Евгений Гришковец — Реки (5/6)

Ранее

&  Откуда взялось то, что те денежки, которые мне давали взрослые или которые я находил на улице, были для меня не просто так, железячки или бумажки. И если игрушки можно было разбросать и оставить валяться, или дать кому-то поиграть, то откуда я знал, что с денежками так поступать не надо. Сами монетки не казались мне красивыми или некрасивыми, и я не любил и не нелюбил те денежки, которые были у меня в копилке. Я к ним относился, как к деньгам. Сразу. А бумажные деньги были взрослыми деньгами, то есть, большими, и я знал, что это серьезный предмет. По сути своей серьезный. Но и со своими медяками я тоже не шутил.
    Когда я хотел то, что хотел, мороженное или какое-то развлечение, и у меня в принципе, было достаточно моих монеток, чтобы оплатить это, я все равно старался, чтобы родители заплатили. Мне было жалко своих денежек, я хитрил и юлил. И еще, я все равно понимал, что покупка чего-либо — это взрослая прерогатива. Откуда я понял это, каким образом чувство денег появилось во мне?

&  Я не чувствовал внутренней необходимости в том, чтобы ходить в детский сад, а потом в школу, я даже, наоборот, не хотел этого. Я ждал каникул, праздников и выходных, я даже с удовольствием болел, только, чтобы не ходить в школу. Но так могло продолжаться неделю, две, месяц или все лето. Но чтобы вообще не ходить в школу, то есть её бросить?.. Всерьез такая мысль даже пугала, она просто не рассматривалась, как серьезная. И не в смысле, что там, в школе, я должен и могу получить необходимые знания, а без этих знаний у меня не будет хорошей профессии. Я помню, как родители говорили: "Ну-у, с такими оценками только в дворники. Хочешь быть дворником, продолжай в том же духе". Меня не пугало это... Просто, а как совсем без школы? Как?..

&  Когда-то меня маленького привели в детский сад, и я попал в какую-то группу, в смысле, в каждой группе должно быть какое-то ограниченное количество детей, нас и распределили по группам. Не думаю, что был какой-то критерий или какая-нибудь причина, кроме возраста, чтобы одних детей туда, а других сюда. Так же и в школе, я попал в тот класс, в который попал. Попал вместе с другими ребятами, которые просто жили в тех домах, которые окружали нашу школу. Нас раскидали по классам А, Б, В и все.
    Почему я сразу полагал, а потом был уверен, что моя группа и мой класс лучше, чем другие? Ни воспитатели, ни учителя, ни родители нам такого не говорили, и даже косвенно на это не намекали. Откуда?..

&  Милиционер! Он казался вездесущим и неотвратимым. А я тогда ничего не знал про закон, про меры наказания и даже не знал, что собственно мне может сделать милиционер. Почему я стал его бояться? Что это было такое? Только я хочу сказать, что я маленький уже чувствовал на себе тяжесть государства и всей страны.

---

&  Нас в детском саду и в младших классах школы учили петь хором под пианино:
           То березка, то рябина,
           Куст ракиты над рекой.
           Край родной, навек любимый,
           Где найдешь еще такой? (два раза)
    Когда я пел это, я не думал, что я участвую в каком-то культурном развитии меня. Я даже не слышал собственного голоса. Мне было просто очень не весело, но я стоял и пел. Мы стояли возле пианино, страдали, а за окном, во дворе детсада, бегали и играли дети из других групп, которые уже отпели или им еще это предстояло.

&  Я довольно часто рисовал войну, где наши самолеты и танки уничтожали, скажем, не наши танки и самолеты. Но я же в тот момент рисовал не какую-то патриотическую картину, я вообще не создавал какого-то художественного произведения. Я рисовал бой потому, что было приятно, рисуя танк или самолет, изображать голосом и губами звук двигателя. Когда я рисовал огонь из пушки или пулемета, я громко изображал выстрелы, а когда я мощными движениями по листу изображал дым от горящего и падающего вражеского самолета, я громко завывал. Вот! Мои эти картинки имели для меня интерес, пока я рисовал, а само изображение было не важно. Я же не рисовал войну. Я играл.

&  Интересно, когда мне показалось, что я стал понимать, как устроена страна? Не помню! Но никакого определенного открытия не случилось. Не было такого, чтобы я силился что-то понять, а потом раз, и понял, как будто решил головоломку. Во-первых, я ничего не силился понять. Я не знал, что я должен понять. И сейчас я не понимаю, что мне нужно еще понять?...... Понимание страны так долго во мне менялось, и то доходило до ощущения полного понимания, а то совершенно наоборот.
    И сейчас, в данный момент, есть какое-то понимание, но теперь-то я догадываюсь, что как только я что-то дополнительно пойму, то и общее понимание изменится.

&  ...помню, как ясным весенним утром я сидел в почти пустом и на удивление чистом автобусе, который шел по моему городу. И город был тоже весь свежевымыт поливальными машинами. Я ехал на экзамен, к которому скверно подготовился, да и предмет давался мне с трудом. Я ехал и ненавидел всю дурацкую нашу страну, проклятый наш город, весну, учебу, как таковую, бессмысленный предмет, который я не хотел учить, преподавателей за то, что они зануды, и себя за то, что дурак. А после того, как мне попался на экзамене один из пяти известных мне билетов, после моего блестящего ответа, после получения похвал от преподавателей, и отличной оценки, я вышел в город... На улице погода уже испортилась, накрапывал дождик, но город был уже прекрасен, преподаватели мудры и справедливы, предмет, мною сданный, оказался необходимым и интересным, а себя я чувствовал умным, ловким и успешным. А какой прекрасной в этот момент была наша страна!

&  Потом я уехал из Сибири... И что это изменило? В Сибири-то точно ничего! А я? Я просто точно так же, как горький пьяница, который бросил пить, а раньше-то пил, собственно тем был и занят, тратил на питие все свои силы, ум и здоровье. А теперь не пьет, и занят тем, что не пьет, то есть, тратит все свои силы, ум и здоровье на то, чтобы не пить... Этим и занят — не пьет.
    Так и я. Раньше жил в Сибири, теперь в Сибири не живу...

Окончание