Стивен Кинг — Волки Кальи (2/2)

Начало

&  — Джек Кеннеди не был плохим человеком. Джек Кеннеди был хорошим человеком. Великим человеком.
    — Может и так. Но знаешь, что я тебе скажу? Я думаю, только великий человек может совершить великую ошибку.

&  — Многое выглядит яснее, когда остается в прошлом, не так ли?

&  — Как сказала хористка бизнесмену, мы там уже бывали.

&  — Что ж, становясь старше, мы соглашаемся на любые призы. Не так ли?

&  "Я целюсь глазом, стреляю рукой, убиваю сердцем".

&  — Украл, — тихим голосом ответил Джейк, уставившись в колени.
    — Ты его взял, чтобы выжить, — напомнила Сюзанна. — А это большая разница.

&  Как учил Роланд, нужно всегда кричать во все горло, если тебя обнаружили. Потому что в этом случае твой противник может на секунду-другую оторопеть, а иногда эти самые секунды и становятся решающими.

&  Радость — в открытии, мистер Дин. Вам это скажет любой коллекционер.

---

&  Чувствовалась в нем какая-то сознательная глупость. Эдди подумал, что к этому приложил руку психоаналитик, который говорил Тауэру, что тот должен сам заботиться о себе, быть капитаном собственного корабля, ковать собственное счастье, уважать собственные желания, и так далее, и так далее. Полный набор дежурных фраз и терминов, призванных убедить человека, что быть эгоистом это очень даже хорошо. Более того, благородно.

&  — Вам нравятся ваши яйца, Кел? Вы так же привязаны к ним, как они — к вам?

&  — А какой у тебя план, сладенький?
    — Никакого конкретного плана у меня нет. Потому что зачастую заранее намеченные планы только мешают.

&  — Мой отец и отец Катберта всегда следовали правилу: "Сначала улыбка, потом ложь. На конце — выстрелы".
    — Мы почти что там, не так ли? — спросила Сюзанна. — Подошли к выстрелам.
    Роланд кивнул.
    — И выстрелы прозвучат и стихнут так быстро, что я иной раз думаю, для чего это планирование, эти разговоры, если все всегда заканчивается пятью минутами крови, боли и глупости...

&  — Это проблема, не так ли?
    — Это возможность, — поправил его Роланд.

&  — Нет, — Сюзанна полагала, что у всех свои правила насчет лжи. Ее правило заключалось в краткости: если уж лжешь, говори, как можно меньше.

&  — Будем рыть могилы? — спросил Эдди, сам не знал, шутит он или нет.
    — Очередь могил придет позже, — Роланд посмотрел на небо, но облака уже наползли с запада и закрыли звезды. — Главное, помнить, что могилы роют победители.

&  — Ага. Если лекарство хорошее, так обычно и бывает, мы выздоравливаем. Если плохое, нам становится хуже. В конце концов земля всех исцеляет, ты понимаешь?

&  "Мой друг, чтобы распознать вранье, требуется врун, не так ли?"

&  "...Если бы он знал..."
    Эдди заговорил в его голове, Эдди, умудренный уличным опытом бруклинец: "Да, и если бы рыбы ездили на велосипедах, то каждая гребаная речка становилась бы "Тур де Франс".

&  — Трус судит обо всех по себе.

&  Поначалу все шло согласно плану, и они называли сие ка. Когда начались накладки и появились первые жертвы, они тоже называли сие ка. Ка, о чем мог бы сказать им стрелок, зачастую последнее объяснение, за которое может зацепиться человек.

&  В плане этого не было, но, когда дело близится к развязке, планы практически всегда начинали меняться. Их приходилось менять.

&  Он понимал, что через тридцать секунд, может, даже через пятнадцать, красная пелена битвы закроет эти глаза, но пока он видел все, и увиденное полностью отвечало его ожиданиям. И почему нет? Человеку нет никакого смысла представлять себе, что его планы порушились.

&  Возможно, это не имело значения, но стрелок не любил свободных концов, как не любил перекошенных картин на стенах.

&  "Господи, дай мне СМИРЕНИЕ принять то, что я не могу изменить, ВОЛЮ изменять то, что мне по силам не могу принять, и УДАЧУ, дабы я не слишком часто при этом портачил".

  ... А потом, будто в этом темном месте требовалось подтверждение принятого решения, повторил:
    — Да.”

Колдун и кристалл (Темная башня—4)
Ветер сквозь замочную скважину (Темная башня—4.5)

Песнь Сюзанны (Темная башня—6)

Стивен Кинг — Волки Кальи (1/2)

Темная башня — 5

  “Тиана облагодетельствовали (пусть и редко кто из фермеров употреблял такое слово) тремя участками земли: Речным полем, на котором его семья выращивала рис с незапамятных времен, Придорожным полем, где Джеффордсы долгие годы и поколения сажали свеклу, тыквы и пшеницу, и Сукиным сыном, неблагодарным участком земли, на котором росли только камни, мозоли и несбывшиеся надежды. ...

&  "Сначала улыбка, потом ложь.
      На конце — выстрелы."
Роланд Дискейн из Гилеада

&  Никто не отрезает себе голову, чтобы не бриться.

&  "Время — лицо на воде".

&  — ...Ты знаешь эту историю? Есть у вас похожая?
    — Нет, — ответил Роланд, — такой истории я не знаю. Так что, пожалуйста, расскажи ее до конца.
    Эдди и рассказал, закончив стандартным: "А потом они жили долго и счастливо".
    Стрелок кивнул.
    — Никто, конечно, после такого не сможет жить счастливо, но детям мы предоставляем возможность выяснить это самим, не так ли?

&  — ...Возможно. Если мы договоримся.
    — Возможно, — повторил Роланд. — Мой старый учитель говорил, что это единственное слово из тысячи букв.

&  Задавать вопрос без надежды получить на него вразумительный ответ — потеря времени, как сказал бы Роланд.

&  Всегда и везде все одинаково. Им требуется помощь, но они хотели и рекомендательные письма. А лучше, живых свидетелей. Они хотят спастись, ничем не рискуя. Просто закрыть глаза, а открыть их уже спасенными.

&  Когда стрелки приходят в город, что-то да разбивается. Такова жизнь.

---

&  — Что же касается будущего... даст Бог — будет и вода.

&  — ...В Гилеаде была поговорка: "Пусть зло ждет дня, на который оно должно пасть".
    — Понятно, — протянул Эдди. — У нас в Бруклине тоже была поговорка: "С замшевого пиджака соплю не сотрешь".

&  Он знал, что найдет способ найти и первое, и второе. Способ всегда находился...

&  Роланд коснулся виска, губ, уголка глаза, снова губ.
    — Голова чистая. Рот закрыт. Видеть по максимуму. Говорить по минимуму.

&  Он любил поболтать. И, должно быть, не отказывал себе в этом. Когда ты — влиятельный фермер, едва ли кто будет мешать тебе высказаться до конца.

&  На жертвоприношения оркестры не приглашают, не так ли? Разве что барабанщика или двух, чтобы завести зрителей.

&  Не сложилось. Говнюки — они прилипчивые, это, можно сказать, закон природы.

&  — ...это и не важно. Мы лишь оттягиваем неизбежное, но в конце концов природа берет свое.

&  Красноречие не всегда проистекает от веры, но очень часто — от бутылки.

&  — Будь осторожен, когда о чем-то просишь Бога. Потому что можешь и получить.

&  — ...я хотел хоть с кем-то попрощаться, чтобы кто-то попрощался со мной. Когда мы говорим: "До свидания", — и нам говорят: "До свидания", — эти слова означают, что мы еще живы.

&  Такое казалось маловероятным, но, как резонно указывал Эдди, совпадения отменены.

&  — Я говорю, спасибо тебе.

&  — ...Может, ты и платишь цену за то, что прыгаешь, но иногда приходится платить больше за то, что стоишь и смотришь.

&  — Мой отец много чего рассказывал мне на сей предмет, и большая часть рассказанного им благополучно забылась, но одно я помню четко. Когда у тебя нет уверенности, предоставь ка определять курс.

&  Некоторые навыки сохраняются на всю жизнь. Умеешь ты, к примеру, кататься на велосипеде, так в любой момент сядешь и поедешь.

&  Гей Кокниф Ен Йом — Идите просритесь в океан.

&  Жадность даже в благом деле остается жадностью.

&  — Я — такой, каким меня сделали ка, Король и Башня. Мы все такие. Мы загнаны в рамки, из которых нам не выйти.

&  — Обещания даются для того, чтобы их нарушать, святоша.

Окончание

Артуро Перес-Реверте — Фламандская доска

  “Неоткрытый конверт — это загадка, содержащая в себе другие загадки. ...

&  Ведь не мы выбираем себе друзей: это они нас выбирают. Или порви с ними, или уж принимай такими, как есть.

&  Нет ничего более обманчивого, чем очевидный факт...: то, что кажется очевидным, далеко не всегда является тем, что произошло или вот-вот произойдет на самом деле...

&  Если руководствоваться чистой логикой, то после исключения всего того, что не является возможным, то, что осталось, сколь бы невозможным оно ни казалось и сколь бы ни было трудно нам его принять, просто не может не оказаться верным...

---

&  Мой многоуважаемый друг, я ничуть не сомневаюсь в абсолютной и сокрушительной правоте ваших слов, однако мы были бы счастливы, если бы вы высказались менее лаконично.

&  Все на свете имеет отношение ко всему на свете, все связано со всем. Кроме того, жизнь — это последовательность фактов, сцепленных друг с другом, иногда без всякого участия чьей бы то ни было воли...

&  Такова жизнь, принцесса. В моем деле, так же как и в любом другом, кристальная честность — это самый верный путь к голодной смерти...

  ... И она спрашивает себя, найдется ли в той темной неизвестности, куда она вскоре отправится, достаточно милосердия, чтобы стереть у нее последние обрывки памяти.”

Ярослав Гашек — Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны

Часть четвертая. Продолжение торжественной порки

  “Когда Швейк, которого по русской шинели и фуражке ошибочно приняли за пленного русского, убежавшего из деревни под Фельдштейном, начертал углем на стене свои вопли отчаяния, никто не обратил на это никакого внимания. ...

&  Что в лоб, что по лбу. В одном трактире в Либени мы не могли решить, как поступить со шляпником Вашаком, который постоянно хулиганил на танцульках: выкинуть сразу, как только он появится в дверях, после того как он закажет пиво, заплатит и выпьет, или же снять с него ботинки, когда он протанцует первый тур. Трактирщик предложил выбросить его не в начале танцульки, а после того, как он напьет и наест: пусть за все заплатит и сразу же вылетает. А знаете, что устроил этот негодяй? Не пришел. Ну, что вы на это скажете?

&  — Не с вами ли был один такой толстый и один такой худой? Никак не припомню, как их звали и какого они полка.
    — Пусть это вас не беспокоит, — успокаивал его Швейк, — с каждым может случиться! Разве запомнишь фамилии всех толстых и всех худых? Фамилии худых людей, конечно, труднее запомнить, потому что их на свете больше. Они, как говорится, составляют большинство.

&  С вашего разрешения, господин фельдкурат, вы уже пять минут молчите, будто воды в рот набрали, словно вам и не до разговора. Сразу видать, что в первый раз попали под арест.

&  За необразованную бабу он накидывал десять крейцеров, так как исходил из принципа, что простая баба доставит удовольствия больше, чем образованная дама.

---

&  ...страшно взволнованный, сам не свой, словно его только что вытащили из-под предохранительной решетки трамвая и при этом украли часы.

&  Это так называемый приступ осознания служебного долга, который наступает у человека в результате расщепления угрызений совести. Человека, охваченного этим благородным приступом, ничто не может отвратить от святого убеждения, что он должен немедленно наверстать упущенное по службе. Эти люди — те призраки без шляп, которых швейцары учреждений перехватывают в коридоре и укладывают в своей берлоге на кушетку, чтобы они проспались.

&  — Осмелюсь доложить, — откликнулся Швейк, — я сам за собой иногда замечаю, что я слабоумный, особенно к вечеру...

&  Много знавал я печальных ефрейторов, но такого убитого горем, как вы, господин ефрейтор, простите и не сердитесь на меня, я еще не встречал. Доверьтесь мне, скажите, что вас так мучает. Может, я помогу вам советом, так как у солдата, которого ведут под конвоем, всегда больше опыта, чем у того, кто его караулит.

&  — Довольно! — крикнул вдруг ефрейтор.
    — Вот счастливый человек, — порадовался Швейк, — ведь люди всегда чем-нибудь недовольны.

&  Вообще конвойные мало развлекались. Венгр беседовал с немцем особым способом, поскольку по-немецки он знал только "jawohl" и "was?". Когда немец что-нибудь рассказывал, венгр кивал головой и приговаривал "jawohl", а когда умолкал, он говорил "was?", и немец начинал снова. Конвоир-поляк держался аристократом: он ни на кого не обращал внимания и забавлялся тем, что сморкался на пол, очень ловко пользуясь большим пальцем правой руки, потом он задумчиво растирал сопли прикладом ружья, а загаженный приклад благовоспитанно вытирал о свои штаны, неустанно бормоча при этом: "Святая дева".

&  — Так ты опять здесь! Многих негодяев носит черт знает где, но еще худшими мерзавцами они возвращаются обратно. Ты — один из них.

&  ... а на третий день получил от управляющего письмо. Тот извинялся за доставленные неприятности: он, мол, не хотел сказать никакой грубости, публика его не поняла, потому что "мы на вас, вы на нас", собственно, означает: "Мы на вас, вы на нас не должны сердиться". Кто любит говорить двусмысленности, сначала должен их обдумать. Откровенный человек, у которого что на уме, то и на языке, редко получает по морде. А если уж получит, так потом вообще предпочтет на людях держать язык за зубами. Правда, про такого человека думают, что он коварный и еще бог весть какой, и тоже не раз отлупят как следует, но это все зависит от его рассудительности и самообладания. Тут уж он сам должен учитывать, что он один, а против него много людей, которые чувствуют себя оскорбленными, и если он начнет с ними драться, то получит вдвое-втрое больше. Такой человек должен быть скромен и терпелив.

  ... Напоминаю вам об этом именно сегодня, когда наши войска в непродолжительном времени перейдут через границы.”

Торжественная порка (Похождения бравого солдата Швейка. Часть 3)

Стивен Кинг — Как писать книги

On Writing

  “Мои самые первые воспоминания – о том, как я воображал, будто я не я, а кто-то другой – на самом деле силач из цирка братьев Ринглинг. ...

&  Помните главное правило словаря: берите первое пришедшее на ум слово, если оно подходящее и яркое. Если колебаться и рефлектировать, найдется другое слово — это точно, потому что всегда есть другое слово, но вряд ли оно будет так же хорошо, как и первое, или так же близко к тому, что вы хотели сказать.

&  Слово — всего лишь представление значения, и даже в лучшем случае оно полностью значения передать не может. А если так, то за каким чертом делать еще хуже, выбирая слово, состоящее лишь в дальнем родстве с тем, которое на самом деле хочется сказать?

&  Человек либо воспринимает грамматику своего родного языка из разговора и чтения, либо нет. А что делает школьный курс английского (или пытается сделать), это вряд ли больше, чем дать вещам имена.

&  Пассивного залога надо избегать.

&  От двух страниц пассивного залога — почти любой деловой документ, не говоря уже о пачках плохой прозы — мне хочется вопить. Это слабо, это уклончиво, а часто еще и мучительно. Как вам такое: Мой первый поцелуй всегда будет вспоминаться мной как время, когда был начат наш роман с Шайной. Фу, будто кто-то пернул! Выразить ту же мысль куда проще — приятнее и сильнее — можно так: Наш роман с Шайной начался с первого поцелуя. Я его никогда не забуду.
    От этого я тоже не в восторге, поскольку два раза в четырех словах встречается предлог "с", но зато хотя бы нет этого мерзкого пассивного залога.

&  Наречие вам не друг.

&  Писать наречия — человеческая слабость, писать "он сказал" или "она сказала" — совершенство богов.

---

&  Никто не бывает так умственно ленив, как по-настоящему умный человек; вы дайте умным людям хоть половинку шанса, и тут же, как по команде "суши весла", они начнут дрейфовать... в сны о Византии, можно сказать.

&  Когда моему сыну Оуэну было лет семь, он влюбился в уличный стиль Брюса Спрингстина, особенно в Кларенса Клемонса, толстого саксофониста. Оуэн решил, что хочет играть, как Кларенс. Нам с женой это честолюбие было и приятно, и забавно. Нас к тому же, как любых родителей, согревала надежда, что наш ребенок окажется талантом, может быть, даже вундеркиндом. Оуэну мы на Рождество купили саксофон и договорились об уроках у Гордона Боуи, местного музыканта. Потом оставалось только скрестить пальцы и надеяться на лучшее.
    Через семь месяцев я сказал жене, что самое время прекратить уроки саксофона, если Оуэн согласен. Он был согласен, и с ощутимым облегчением — он сам не хотел этого говорить, особенно после того, как просил сакс, но семи месяцев ему хватило понять: классная игра Кларенса Клемонса ему нравится, но саксофон просто не для него — этого конкретного таланта Бог ему не дал.
    Я это знал не потому, что Оуэн бросил упражняться, но потому, что он упражнялся только в часы, которые указал ему мистер Боуи: полчаса после школы четыре дня в неделю плюс еще час по выходным. Оуэн овладел клавишами и нотами — у него было все в порядке с памятью, легкими и координацией глаз и пальцев, — но мы никогда не слышали, чтобы он срывался с места, открывал для себя что-то новое, блаженствовал от того, что он делает. И как только время упражнений заканчивалось, инструмент убирался в футляр и не вылезал оттуда до следующего урока или домашнего задания. Поэтому я и предположил, что у моего сына и саксофона никогда не будет настоящей игры, будет только ее репетиция. А это нехорошо. В чем нет радости, то нехорошо. Лучше заняться чем-нибудь другим, где залежи таланта более богаты и доля удовольствия больше.

&  Скука возникла оттого, что писатель, зачарованный собственным умением описывать, забыл о самом главном: мяч должен катиться дальше.

&  Скука может быть отличным лекарством для человека в творческом затыке.

&  Раковина творит жемчужины из соринки под мантией, а не на семинарах по созданию жемчуга с участием других раковин.

&  Одна из тех вещей, для которых существует брак, — решающий голос в патовых ситуациях, когда не знаешь, что делать дальше.

&  Самый страшный момент — это как раз перед началом. После этого может быть только лучше.

  ... Пей и наполняйся.”

Ярослав Гашек — Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны

Часть третья. Торжественная порка

  “Наконец наступил момент, когда всех распихали по вагонам из расчета сорок два человека или восемь лошадей. ...

&  Мне нравится, когда люди становятся идиотами в квадрате.

&  ...Сидел с семи часов вечера до полночи всего за одной-единственной кружкой пива да стаканом содовой воды и корчил из себя бог весть кого потому только, что он профессор университета, а в "марьяже" понимал как свинья в апельсине...

&  Помимо всего прочего, у кадета Биглера была скверная привычка оправдываться: он старался убедить каждого, что у него только благие намерения.

&  Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, это очень длинная история, а вы всегда изволите сердиться, когда я рассказываю подробно.

&  Швейк степенно влез в свой вагон. Он проникся уважением к своей особе. Ведь не каждый день удается совершить нечто столь страшное, что даже сам не имеешь права узнать это.

&  Оно ведь не легко — куда-нибудь влезть. Влезть-то сумеет каждый, но вылезть — в этом и заключается настоящее военное искусство. Когда человек куда-нибудь лезет, он должен знать, что вокруг происходит, чтобы не сесть в лужу, называемую катастрофой.

&  Вы меня знаете?!
    А я вам говорю, что вы меня не знаете!..
    Но вы меня еще узнаете!..
    Может, вы меня знаете только с хорошей стороны!..
    А я говорю, вы узнаете меня и с плохой стороны!.. Я вас до слез доведу! Ослы!
    Есть у вас братья?!!
    Наверное, такие же скоты, как и вы. Кем они были?

&  Солдаты премило сидели на корточках над рвами, как ласточки на телеграфных проводах перед перелетом в Африку.
    У каждого из-под спущенных штанов выглядывали голые колени, у каждого на шее висел ремень, как будто каждый готов был повеситься и только ждал команды.
    Во всем была видна железная воинская дисциплина и организованность.

&  Уважение к начальству, знание устава и присутствие духа на военной службе — это все. А если к этим качествам присовокупить еще и доблесть, то ни один неприятель не устоит перед нами.

---

&  — Четыре тысячи двести шестьдесят восемь! Такой номер был у одного паровоза в Печках. Этот паровоз стоял на шестнадцатом пути. Его собирались увести на ремонт в депо Лысую-на-Лабе, но не так-то это оказалось просто, потому что у старшего машиниста, которому поручили его туда перегнать, была прескверная память на числа. Тогда начальник дистанции позвал его в свою канцелярию и говорит: "На шестнадцатом пути стоит паровоз номер четыре тысячи двести шестьдесят восемь. Я знаю, у вас плохая память на цифры, а если вам записать номер на бумаге, то вы бумагу эту также потеряете. Если у вас такая плохая память на цифры, послушайте меня повнимательней. Я вам докажу, что очень легко запомнить какой угодно номер. Так слушайте: номер паровоза, который нужно увести в депо в Лысую-на-Лабе, — четыре тысячи двести шестьдесят восемь.
    Слушайте внимательно. Первая цифра — четыре, вторая — два.
    Теперь вы уже помните сорок два, то есть дважды два — четыре, это первая цифра, которая, разделенная на два, равняется двум, и рядом получается четыре и два. Теперь не пугайтесь! Сколько будет дважды четыре? Восемь, так ведь? Так запомните, что восьмерка в номере четыре тысячи двести шестьдесят восемь будет по порядку последней. После того как вы запомнили, что первая цифра — четыре, вторая — два, четвертая — восемь, нужно ухитриться и запомнить эту самую шестерку, которая стоит перед восьмеркой, а это очень просто. Первая цифра — четыре, вторая — два, а четыре плюс два — шесть. Теперь вы уже точно знаете, что вторая цифра от конца — шесть; и теперь у вас этот порядок цифр никогда не вылетит из головы. У вас в памяти засел номер четыре тысячи двести шестьдесят восемь. Но вы можете прийти к этому же результату еще проще...
    Фельдфебель перестал курить, вытаращил на Швейка глаза и только пролепетал:
    — Карре аb!
    Швейк продолжал вполне серьезно:
    — Тут он начал объяснять более простой способ запоминания номера паровоза четыре тысячи двести шестьдесят восемь. "Восемь без двух — шесть. Теперь вы уже знаете шестьдесят восемь, а шесть минус два — четыре, теперь вы уже знаете четыре и шестьдесят восемь, и если вставить эту двойку, то все это составит четыре — два — шесть — восемь. Не очень трудно сделать это иначе, при помощи умножения и деления. Результат будет тот же самый. Запомните, — сказал начальник дистанции, — что два раза сорок два равняется восьмидесяти четырем. В году двенадцать месяцев. Вычтите теперь двенадцать из восьмидесяти четырех, и останется семьдесят два, вычтите из этого числа еще двенадцать месяцев, останется шестьдесят. Итак, у нас определенная шестерка, а ноль зачеркнем. Теперь уже у нас сорок два, шестьдесят восемь, четыре. Зачеркнем ноль, зачеркнем и четверку сзади, и мы преспокойно опять получили четыре тысячи двести шестьдесят восемь, то есть номер паровоза, который следует отправить в депо в Лысую-на-Лабе. И с помощью деления, как я уже говорил, это также очень легко. Вычисляем коэффициент, согласно таможенному тарифу..." Вам дурно, господин фельдфебель? Если хотите, я начну, например, с "General de charge! Fertig! Hoch an! Feuer!" Черт подери! Господину капитану не следовало посылать вас на солнце. Побегу за носилками.
    Пришел доктор и констатировал, что налицо либо солнечный удар, либо острое воспаление мозговых оболочек.
    Когда фельдфебель пришел в себя, около него стоял Швейк и говорил:
    — Чтобы докончить... Вы думаете, господин фельдфебель, этот машинист запомнил? Он перепутал и все помножил на три, так как вспомнил святую троицу. Паровоза он не нашел. Так он и до сих пор стоит на шестнадцатом пути.
    Фельдфебель опять закрыл глаза.

&  Конечно, не был забыт и рядовой состав, которому паек саго сокращался на десять граммов. Это выглядело тем загадочнее, что никто на военной службе и не видывал саго.

&  — Жил-был один человек. Как-то раз надрызгался он и попросил его не будить...
    После этих слов Швейк повернулся на бок и захрапел.

&  Ты посмотри, братец, получше на те нитки, которые ты принес, и на мою большую катушку. Видишь, какие тонкие у тебя нитки, как легко они рвутся, а теперь посмотри на мои, сколько труда потратишь, прежде чем их разорвешь. На фронте хлам не нужен, на фронте все должно быть основательно. Забери с собой все катушки и жди моих приказаний. И помни, другой раз ничего не делай не спросясь, а когда соберешься что-нибудь купить, приди ко мне и спроси меня. Не стремись узнать меня короче! Ты еще не знаешь меня с плохой стороны!

&  Он на меня, когда мы с ним впервые разговорились, произвел очень симпатичное впечатление, словно только что полученная из коптильни колбаса.

&  Ты сам-то откуда? Прямо из Будейовиц? Хвалю, если кто-нибудь прямо откуда-нибудь.

&  Послал черт на нашу голову этих штатских! Чем образованнее, тем глупей.

&  Не полагается, но допускается. ... На свете вообще много чего не полагается, что допускается. Главное, попытаться сделать то, чего делать нельзя.

&  Но это оказалось грубым математическим просчетом, так как всего вышел двадцать один глоток.

&  Это побудило Швейка сказать ему несколько теплых слов в утешение:
    — Здорово тебя объегорили!

&  — Тогда иди вперед, — сказал Швейк. — Мы пойдем за тобой, а ты защищай нас своим телом, раз ты такой великан. А когда в тебя выстрелят, то извести нас, чтобы мы вовремя могли залечь. Ну, какой ты солдат, если пули боишься! Каждого солдата это должно только радовать, каждый солдат должен знать, что чем больше по нему даст выстрелов неприятель, тем меньше у противника останется боеприпасов. Выстрел, который по тебе делает неприятельский солдат, понижает его боеспособность. Да и он доволен, что может в тебя выстрелить. По крайней мере, не придется тащить на себе патроны, да и бежать легче.

&  Это привычка, господин обер-лейтенант. В том-то и дело, что мы уже давно знаем друг друга и вместе немало пережили. Мы уже много выстрадали и всегда не по своей вине. Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, — это судьба. Что государь император ни делает, все к лучшему: он нас соединил, и я себе ничего другого не желаю, как только быть чем-нибудь вам полезным. Вы не голодны, господин обер-лейтенант?

&  Жизнь человеческая вообще так сложна, что жизнь отдельного человека, осмелюсь доложить, господин поручик, ни черта не стоит.

&  Был в Карлинских казармах обер-лейтенант Голуб. Такой был ученый, что в роте его считали дурачком, потому что из-за своей учености он не научился ругать солдат и обо всем рассуждал лишь с научной точки зрения. Однажды ему доложили, что розданный солдатам хлеб жрать нельзя. Другого офицера такая дерзость возмутила бы, а его нет, он остался спокойным, никого не обозвал даже свиньей или, скажем, грязной свиньей, никому не дал по морде. Только собрал всех солдат и говорит им своим приятным голосом: "Солдаты, вы прежде всего должны осознать, что казармы — это не гастрономический магазин, где вы можете выбирать маринованных угрей, сардинки и бутерброды. Каждый солдат должен быть настолько умен, чтобы безропотно сожрать все, что выдается, и должен быть настолько дисциплинирован, чтобы не задумываться над качеством того, что дают. Представьте себе, идет война. Земле, в которую нас закопают после битвы, совершенно безразлично, какого хлеба вы налопались перед смертью. Она — мать сыра-земля — разложит вас и сожрет вместе с башмаками. В мире ничего не исчезает. Из вас, солдаты, вырастут снова хлеба, которые пойдут на хлеб для новых солдат. А они, может, так же как и вы, опять будут недовольны, будут жаловаться и налетят на такого начальника, который их арестует и упечет так, что им солоно придется, ибо он имеет на это право. Теперь я вам, солдаты, все хорошо объяснил и еще раз повторять не буду. Кто впредь вздумает жаловаться, тому так достанется, что он вспомнит мои слова, когда вновь появится на божий свет". ... Раз меня выбрали представителем от всей роты. Я должен был ему сказать, что все его любят, но военная служба не в службу, если тебя не ругают. Я пошел к нему на квартиру и попросил не стесняться: военная служба — вещь суровая, солдаты привыкли к ежедневным напоминаниям, что они свиньи и псы, иначе они теряют уважение к начальству. Вначале он упирался, говорил что-то о своей интеллигентности, о том, что теперь уже нельзя служить из-под палки. В конце концов я его уговорил, он дал мне затрещину и, чтобы поднять свой авторитет, выбросил меня за дверь. Когда я сообщил о результатах своих переговоров, все очень обрадовались, но он им эту радость испортил на следующий же день. Подходит ко мне и в присутствии всех говорит: "Швейк, я вчера поступил необдуманно, вот вам золотой, выпейте за мое здоровье. С солдатами надо обходиться умеючи".

  ... "Здесь ночевал Йозеф Швейк из Праги, ординарец 11-й маршевой роты 91-го полка, который, находясь при исполнении обязанностей квартирьера, по ошибке попал под Фельдштейном в австрийский плен".”

На фронте
(Похождения бравого солдата Швейка. Часть 2)

Продолжение торжественной порки
(Похождения бравого солдата Швейка. Часть 4)

Ярослав Гашек — Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны

Часть вторая. На фронте

  “В одном из купе второго класса скорого поезда Прага — Чешские Будейовицы ехало трое пассажиров: поручик Лукаш, напротив которого сидел пожилой, совершенно лысый господин, и,  наконец, Швейк. ...

&  Так точно, господин обер-лейтенант, заметил. У меня, как говорится, очень развит талант к наблюдению, но только когда уже поздно и когда неприятность уже произошла.

&  Произошла, как говорится, роковая ошибка, это с каждым может случиться, если один человек что-нибудь выскажет, а другой к этому придерется.

&  Осмелюсь доложить, господин лейтенант, необходимо, чтобы из меня все лезло постепенно, как из старого матраца, а то вы не сможете себе представить весь ход событий.

&  Криминалистика состоит в искусстве быть хитрым и вместе с тем ласковым. Орать на кого бы то ни было — дело пустое. С обвиняемыми и подозреваемыми нужно обращаться деликатно и тонко, но вместе с тем стараться утопить их в потоке вопросов.

&  Перед входом на постоялый двор ефрейтор сказал, что рюмочка повредить не может, но он поддался излишнему оптимизму, так как не учел, сколько их будет, этих рюмочек.

---

&  Эта ошибка ясно мне доказала, что не все деревья, товарищ, растут до неба. Гордость предшествует падению. Что слава? Дым. Даже Икар обжег себе крылья. Человек-то хочет быть гигантом, а на самом деле он дерьмо. Так-то, брат! В другой раз будет мне наукой, чтобы не верил случайности, а бил самого себя по морде два раза в день, утром и вечером, приговаривая: осторожность никогда не бывает излишней, а излишество вредит. После вакханалий и оргий всегда приходит моральное похмелье. Это, брат, закон природы.

&  Солдат ничего не должен бояться. Если, к примеру, в бою ты упал в сортирную яму, оближись и иди дальше в бой.

&  А я могу себе это позволить, господин капрал, потому что я идиот, но от вас этого никто не ожидал.

&  Господа, там, сзади! Уверен, что вы перестанете играть в "мясо", ибо то, что я вам сейчас расскажу, покажется вам очень интересным, хотя бы потому, что многих специальных терминов вы не поймете.

&  Господин капрал. Бросаться направо и налево дерьмом — аргументация более или менее убедительная, но интеллигентный человек даже в состоянии раздражения или в споре не должен прибегать к подобным выражениям.

&  Я старый солдат, и до войны служил, и не знаю случая, чтобы ругань приводила к чему-нибудь хорошему.

&  Порядочный человек и на кухне может сделать себе карьеру. Интеллигентных людей нужно назначать именно на кухню для большего богатства комбинаций, ибо дело не в том, как варить, а в том, чтобы с любовью все это комбинировать, приправу, например, и тому подобное. Возьмите, например, подливки. Человек интеллигентный, приготовляя подливку из лука, возьмет сначала всякой зелени понемногу, потушит ее в масле, затем прибавит кореньев, перцу, английского перцу, немного мускату, имбирю. Заурядный же, простой повар разварит луковицу, а потом бухнет туда муки, поджаренной на говяжьем сале, — и готово. ... Человек некультурный терпим в быту, в любом обыкновенном роде занятий, но в поваренном деле без интеллигентности — пропадешь.

&  Если что и произошло, то это лишь чистая случайность и "промысел божий", как сказал старик Ваничек из Пельгржимова, когда его в тридцать шестой раз сажали в тюрьму.

&  Только не торопиться! Со временем все выяснится, а пока нечего спешить.

&  Но только запомните раз навсегда, что это некрасиво с вашей стороны и что настоящий ординарец никогда не должен быть там, где он нужен. Никогда не относитесь столь рьяно к своим обязанностям. Поверьте, душка, нет ничего хуже суетливого ординарца, который хотел бы всю войну взвалить на себя.

&  На военной службе иначе нельзя, это уж так исстари ведется: как ни ответь, как ни сделай — всегда над тобой тучи и в тебя мечут гром и молнии. Без этого нет дисциплины!

  ... — Der Teufel soll das buserieren /Грубое немецкое ругательство/.”

В тылу
(Похождения бравого солдата Швейка. Часть 1)

Торжественная порка
(Похождения бравого солдата Швейка. Часть 3)

Ярослав Гашек — Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны

Часть первая. В тылу

  “Убили, значит, Фердинанда-то нашего,— сказала Швейку его служанка. ...

&  Известно — с револьвером шутки плохи. Недавно у нас в Нуслях один господин забавлялся револьвером и перестрелял всю семью да еще швейцара, который пошел посмотреть, кто там стреляет с четвертого этажа.

&  Для такого дела я бы купил себе браунинг...

&  Паливец слыл большим грубияном. Каждое второе слово у него было "задница" или "дерьмо". Но он был весьма начитан и каждому советовал прочесть, что о последнем предмете написал Виктор Гюго, рассказывая о том, как ответила англичанам старая наполеоновская гвардия в битве при Ватерлоо.

&  — Хорошее лето стоит, — завязывал Бретшнейдер серьезный разговор.
    — А всему этому цена — дерьмо! — ответил Паливец...

&  — В каком полку вы служили, уважаемый?
    — Я таких пустяков не помню, никогда не интересовался подобной мерзостью. На этот счет я не любопытен. Излишнее любопытство вредит.

&  — В Конопиште вывешено десять черных флагов.
    — Нет, их должно быть двенадцать.
    — Почему вы думаете, что двенадцать?
    — Для ровного счета — дюжина. Так считать легче, да на дюжину и дешевле выходит,— ответил Швейк.

&  На предварительном следствии в полицейском участке на все вопросы он вопил одну и ту же стереотипную фразу:
    — У меня писчебумажный магазин!
    На что получал такой же стереотипный ответ:
    — Это для вас не оправдание.

&  — Наше дело дрянь, — начал он слова утешения.

&  Уж коли попал в руки правосудия — дело плохо. Плохо, да ничего не попишешь. Все-таки надо признать, — не все люди такие мерзавцы, как о них можно подумать.

---

&  Тут надо нагнать страху, чтобы траур был что надо.

&  — Я не виновен, я не виновен!
    — Иисус Христос был тоже невинен, а его все же распяли. Нигде никогда никто не интересовался судьбой невинного человека.

&  — Не прикидывайтесь идиотом.
    — Ничего не поделаешь, — серьезно ответил Швейк. — Меня за идиотизм освободили от военной службы. Особой комиссией я официально признан идиотом. Я — официальный идиот.

&  — Что вы на это скажете?
    — Этого вполне достаточно. Излишество вредит.

&  — Во всем признаетесь?
    — Если вы желаете, ваша милость, чтобы я признался, так я признаюсь. Мне это не повредит. Но если вы скажете: "Швейк, ни в чем не сознавайтесь", — я буду выкручиваться до последнего издыхания.

&  — Еще что-нибудь подписать? Или мне прийти утром?
    — Утром вас отвезут в уголовный суд.
    — А в котором часу, ваша милость, чтобы, боже упаси, как-нибудь не проспать?

&  Вчера мой адвокат сказал, что если уж меня один раз признали слабоумным, то это пригодится на всю жизнь.

&  ...на все надо смотреть беспристрастно. Каждый может ошибиться, а если о чем-нибудь очень долго размышлять, уж наверняка ошибешься. Так уж человеку на роду написано — ошибаться до самой смерти. Вот однажды был такой случай: один человек нашел ночью полузамерзшего бешеного пса, взял его с собою домой и сунул к жене в постель. Пес отогрелся, пришел в себя и перекусал всю семью, а самого маленького в колыбели разорвал и сожрал.

&  — Радий тяжелее олова?
    — Я его, извиняюсь, не вешал.
    — Вы верите в конец света?
    — Прежде я должен увидеть этот конец. Но, во всяком случае, завтра его еще не будет,— небрежно бросил Швейк.
    — А вы могли бы вычислить диаметр земного шара?
    — Извиняюсь, не смог бы. Однако мне тоже хочется, господа, задать вам одну загадку. Стоит четырехэтажный дом, в каждом этаже по восьми окон, на крыше — два слуховых окна и две трубы, в каждом этаже по два квартиранта. А теперь скажите, господа, в каком году умерла у швейцара бабушка?
    ...
    — Сколько будет, если умножить двенадцать тысяч восемьсот девяносто семь на тринадцать тысяч восемьсот шестьдесят три?
    — Семьсот двадцать девять, — не моргнув глазом, ответил Швейк.
    — Я думаю, вполне достаточно, — сказал председатель комиссии. — Можете отвести обвиняемого на прежнее место.
    — Благодарю вас, господа, — вежливо сказал Швейк, — с меня тоже вполне достаточно.

&  По правде сказать, я не знаю, почему эти сумасшедшие сердятся, что их там держат. Там разрешается ползать нагишом по полу, выть шакалом, беситься и кусаться. Если бы кто-нибудь проделал то же самое на улице, так прохожие диву бы дались. Но там это — самая обычная вещь. Там такая свобода, которая и социалистам не снилась.

&  ...Этот ничего не делал, только жрал, да еще, с вашего позволения, делал то, что рифмуется со словом жрал.

&  — Дали ему... десять лет... неделю тому назад...
    — Ну, вот видите! — сказал Швейк. — Значит, семь дней уже отсидел.

&  Военно-юридический аппарат был великолепен. Такой судебный аппарат есть у каждого государства, стоящего перед общим политическим, экономическим и моральным крахом. Ореол былого могущества и славы оберегался судами, полицией, жандармерией и продажной сворой доносчиков.

&  — Ну, так как же с вами быть, Швейк? Что вы там натворили? Признаетесь или же будете ждать, пока составим на вас обвинительный акт?

&  — Я думаю, что так, ни за что ни про что, человека не вешают. Должна быть какая-нибудь причина. Такие вещи просто так не делаются.
    — В мирное время, — заметил Швейк, — может, оно и так, а во время войны один человек во внимание не принимается. Он должен пасть на поле брани или быть повешен дома! Что в лоб, что по лбу.

&  — А... а почему у вас нет спичек? Каждый солдат должен иметь спички, чтобы закурить. Солдат, не имеющий спичек, является... является... Ну?
    — Осмелюсь доложить, является без спичек, — подсказал Швейк.

&  По...потому что такой человек мне не нужен. Это не денщик, а корова. Та тоже пьет одну воду и мычит как бык.

&  К чести господина фельдкурата будь сказано, что в казармы он не звонил, так как телефона у него не было, а просто говорил в настольную электрическую лампу.

&  Полевой алтарь — это вам не кошка или носок, который кому хочешь, тому и даришь.

&  — А вы умеете министровать?
    — Никогда этим не занимался, но попробовать можно. Теперь ведь война, а в войну люди берутся за такие дела, которые раньше им и не снились.

&  Я человек весьма терпимый, могу выслушать и чужие мнения.

&  Нужник! Вот кто вы. Плюет на пол, будто он в трамвае, в поезде или в другом каком общественном месте. Я всегда удивлялся, почему там везде висят надписи: "Плевать воспрещается", а теперь вижу, что это из-за вас. Вас, видно, уже повсюду хорошо знают.

&  — Простите, господин фельдкурат, — отозвался Швейк, — извольте мне сами приказать, чтобы я не вмешивался в ваши дела, иначе я и впредь буду защищать ваши интересы, как полагается каждому честному солдату. Этот господин совершенно прав — ему хочется уйти отсюда самому, без посторонней помощи. Да и я не любитель скандалов, я человек светский.

&  Оставьте свою ученость при себе. Подметите-ка лучше пол, сегодня ваша очередь. Какое нам дело до этого дурацкого пятна на солнце! Хоть бы их там двадцать было, из них себе шубы не сошьешь!

  ... — Как это будет прекрасно, когда мы с вами оба падем на поле брани за государя императора и всю августейшую семью!”

На фронте (Похождения бравого солдата Швейка. Часть 2)

Борис Акунин — Пелагия и красный петух

Пелагия — 3

  “Мяконько, кругленько вкатился Колобок на пароход "Севрюга". ...

&  Вы засмеетесь, но так оно и есть.

&  Если вы спросите меня, я вам скажу, что героев и бандитов пекут из одной муки, но это не важно.

&  Я вам не буду пересказывать все, что мне сообщили солидные люди..., потому что это получится долго и ночью вам обязательно приснится кошмар, а кому нужны кошмары в ночь на субботу? Я расскажу вам только то, что я видел собственными глазами, а потом вы уже будете говорить "даже так" и усмехаться, ладно?

&  Митинг как митинг. Один еврей кричит громкие слова, другие слушают. Потом выходит другой еврей, тоже кричит. Потом третий. Долго кричат и во всю глотку, а слушают не очень хорошо, потому что евреи любят сами говорить, других слушать не любят.

&  Люди склонны недооценивать угрозу, которой чреваты теории и идеи. До тех пор, пока не прольется кровь.

---

уншульдикен зи мир — извините
цудрейтер — "идиот"
а идише харц — еврейское сердце
а лох им ин коп — дырку ему в голову
цимес мит компот
елигер штот — священный город
а хиц ин паровоз — нужен, как лишний жар паравозу
умзин — чушь
нешине гедахт — не приведи Г-дь
зол дос фархапт верн — чтоб ему провалиться
шмок

  ... Но все же сегодня ночью я войду в пещеру, и под мышкой у меня будет красный петух.”

Дуглас Адамс — В основном безвредна (6/6)

Ранее

&  — Понял?
    — Наверное, мне лучше сказать "понял", чтобы ты мог спокойно продолжать.

&  Старик Трашбарг как-то изрек, что иногда, получив ответ, лишаешься самого вопроса. Подождав, пока он уйдет, деревенские принялись судачить, что Трашбарг, похоже, впервые в жизни сказал что-то действительно мудрое. После непродолжительного спора было решено, что это его бес попутал.

&  Странное дело, это название вызывало у него какие-то смутные, очень смутные ассоциации. Вот только с чем?

&  — Есть у тебя с собой что-нибудь вроде ярко-алого плаща?
    — Это сойдет? — спросил Форд, протягивая ему полотенце.

&  Во всяком случае, это не так просто, как кажется, ... так что Артур приготовился к тому, что это будет довольно сложно.
    К чему он не приготовился — так к тому, как сложно будет хотя бы приступить к этому сложному делу. Данная часть задачи, вначале казавшаяся легкой, на деле оказалась практически невыполнимой.

---

&  ...такова неисповедимая воля Всевышнего Боба
    ...без устали распинался о Бобе и его заповедях
    ...уставив свой взгляд Боб знает в какую точку пространства.

&  — Да послушай, я всего только делал сандвичи, Боб свидетель!
    — Какой еще Боб?
    — Не важно. Давай дальше.

&  Главный шаг к решению проблемы — это обратить внимание на сам факт существования проблемы.

&  Впрочем, смотрелось симпатично.
    Во-первых, контекст. То была планета-пустыня. ...

&  — Купишь? Что-то это на тебя не похоже. Мне казалось, ты их обыкновенно угоняешь.
    — Надо же иногда и честь знать, — возразил Форд.
    — Возможно, кроме этого, надо знать, где достать наличность...

&  Народу в зале было человека три — они сидели за столиками и потягивали пиво. Человека три. Кое-кто сказал бы, что их там было ровным счетом трое, но в подобных заведениях лучше не увлекаться ровным счетом.

&  Артур сидел у стойки и отдыхал. Он привык не понимать, что происходит вокруг. Так ему было даже уютнее.

&  — Я чего-то не понимаю? — спросил у Форда Артур.
    — А что, бывает по-другому? — удивился Форд.

&  Артур вежливо кивнул. Бывали времена, когда ему отчаянно хотелось понять, о чем же идет речь; встречались и времена, например, сейчас, когда он чувствовал, что, пожалуй, безопаснее не заморачивать себе голову. Он решил, что это, видимо, как раз тот случай.

&  Ему не хватало цели в жизни, вот почему он и обратился к астрологии: заполнить зияющую брешь в разуме и душе. Астрология уж точно подскажет что-нибудь.

&  Впрочем, тревога о последствиях осуществляемого в обязанности капитана не входила. Таковы уж были его обязанности: выполнять свои обязанности. Если подобное отношение к служебному долгу и было чревато некоторым сужением кругозора и зацикливанием разума на одной мысли, тут уж точно тревожиться не стоило — разбираться с последствиями выполнения его обязанностей он предоставлял другим, которые, в свою очередь, перекладывали ответственность на третьих. А те, в свою очередь...

&  ОНИ В ОТВЕТЕ ЗА ВСЕ

  ... Вместо них ему пришлось завести легкую музыку.”

Всего хорошего, и спасибо за рыбу! (Автостопом по Галактике—4)

Дуглас Адамс — В основном безвредна (5/6)

Ранее

&  "Насчет этих окон ясно только одно, — думал он. — А именно: тот факт, что свойство под названием "открывабельность" они приобрели уже ПОСЛЕ того, как проектировщики постарались наделить их свойством "неприступность", сделал их куда более уязвимыми для проникновения извне, чем те окна, которые способны открываться и закрываться изначально.

&  "Паникуй", — гласил "Путеводитель-II". И Форд начал делать то, что ему велели.

&  Три дня ликования, танцев и рассказов Старика Трашбарга о том, как проходила охота в этом году, — рассказов, которые он старательно выдумывал, сидя у себя в хижине, пока вся остальная деревня занималась собственно охотой.

&  Старик Трашбарг заявил на это, что такова неисповедимая воля Всевышнего Боба, а когда его спросили, что такое "неисповедимая", он велел посмотреть в словаре.
    Тут, ясное дело, вышла загвоздка: единственный на всю деревню словарь находился во владении у Старика Трашбарга, и тот никому его не давал. Его спросили, с какой это стати, и он ответил, что нечего им знать, какова воля Всевышнего Боба, а когда его спросили, почему так, он ответил, что потому, что кончается на "у". В итоге кто-то залез в хижину к Старику Трашбаргу, пока тот купался, и посмотрел в словаре слово "неисповедимый".
    Оказалось, оно значило "тайный", "непостижимый", "то, чего нельзя понять или объяснить", а также "то, в чем невозможно признаться на исповеди". Так что хоть одна тайна прояснилась.

&  Не надо бороться против системы — следует поставить ее себе на службу.

---

&  Значит, до сих пор все шло как по маслу? Значит, удача на его стороне? Ну что ж, вот и проверим!
    В порыве научного энтузиазма он снова выбросился из окна.

&  Первый месяц совместной жизни они привыкали друг к другу, что оказалось довольно непросто.
    Второй месяц они пытались свыкнуться с тем, что узнали друг о друге за первый, — и прошел он легче.

&  Длительность суток здесь составляла чуть больше двадцати пяти земных часов, что в принципе означало для Артура возможность лишний час поваляться в постели — КАЖДЫЙ ДЕНЬ! — да еще необходимость регулярно переводить часы, что он делал скорее с удовольствием.

&  Пусть прошлое остается в прошлом, ну а настоящее пусть бежит стремглав к радостному будущему.

&  Она понимала, что Артур не на шутку огорчится, если она ее вскроет. Значит, придется вскрывать так, чтоб он не видел.

&  Он знал, что родители должны выказать свое доверие к ребенку; только так закладывается фундамент дружеских отношений. Он никак не мог отделаться от ощущения, что поступает как идиот, и все же поступал так, даже зная заранее, что ничем хорошим дело не кончится. Век живи — век учись. Или хотя бы живи. Живи и паникуй.

&  Долгие годы многие поколения ученых ломали копья в спорах о так называемой пропавшей материи, исчезающей из Вселенной неведомо куда.
    ...Когда же пропавшую материю в конце концов отыскали, выяснилось, что это то самое пористое вещество, которое используется для упаковки хрупких приборов.
    В коробке оказалось довольно много этой пропавшей материи — маленьких легких гранул пропавшей материи.

&  — Пожалуйста, скажи мне, сколько меня ты видишь?
    — Ну... вроде бы... — Рэндом беспомощно махнула рукой в глубь туннеля.
    — Ясно. Все еще бесконечное множество, но по крайней мере в привычном измерении. Хорошо. Кстати, верный ответ: АПЕЛЬСИН и два лимона.
    — ЛИМОНА?
    — Если у меня было три апельсина и три лимона, и я потеряла два апельсина и лимон, что у меня останется?
    — Что-что?

&  Если тебе интересно, я могу сообщить, что ты свободно перемещаешься в трех измерениях, из которых складывается то, что вы называете пространством. Одновременно ты движешься по прямой в четвертом измерении, которое вы называете временем, и стоишь на месте в пятом, являющемся основой вероятности. Дальше — сложнее; в измерениях с тринадцатого по двадцать второе происходит много всякого, о чем тебе не стоит знать. Все, что тебе надо знать на данный момент, — это то, что Вселенная куда сложнее, чем тебе могло бы показаться, даже если тебе и так уже кажется, что она чертовски сложна.

&  — Ну и на фиг показывать мне то, чего я не вижу?
    — Чтобы ты поняла, что если ты чего-то не видишь, это еще не значит, что оно не существует. А если ты видишь что-то, это вовсе не значит, что оно существует на самом деле, а не просто мерещится твоим органам чувств.

&  — Это что, и есть то, что у вас называется сарказмом, да?

&  — Ладно, отдыхай, — кивнул Форд. — Мне надо подумать.
    — И о чем это тебе надо подумать? Кой черт, может, нам лучше сесть на камешек и побдымбдымкать губами немного? А может, лучше попрыгать пару минут? Я больше не могу думать, не могу планировать свои поступки. Ты можешь, конечно, сказать, что я только и делаю, что стою здесь и ору...
    — И в мыслях не держал.
    — Но я же именно это и делаю! К чему это я? Мы исходим из того, что каждый раз, делая что-то, знаем, каковы будут последствия, то есть в большей или меньшей степени планируем их. Но это же до дикости, до безумия, до полного офигения неверно!
    — Совершенно с тобой согласен.
    — Спасибо. Так все-таки о чем тебе надо подумать?

Окончание

Дуглас Адамс — В основном безвредна (4/6)

Ранее

&  "Боже, Боже, Боже..." — ну это для подстраховки чем больше раз повторишь, тем лучше... Итак: "Боже, Боже, Боже! Храни меня от последствий моей предыдущей молитвы. Аминь".
    По большей части люди попадают в передряги именно потому, что об этой дополнительной молитве забывают.

&  — Ну что ж, спасибо за помощь.
    — Не бери в голову.

&  Что касается людей, их в кабинете находилось несколько; оружия и амуниции на них было навешано больше, чем можно ожидать от обычных служащих даже в волчьем мире нынешнего бизнеса.

&  За недостатком времени Форд мог делать не выводы, а лишь предположения.

&  "Кой черт, — подумал он, — молодость дается лишь однажды" — и выбросился в окно. По крайней мере инициатива осталась за ним.

&  Первое, что надо было сделать Артуру Денту, как он в итоге скорбно осознал, — это перестать беспокоиться и начать жить.

&  Артур упал духом. Это удивило его, поскольку раньше ему казалось, что он уже упал духом ниже некуда.

---

&  Бартледанцы походили на людей как две капли воды, но стоило Артуру сказать одному из них "Добрый вечер", как тот начинал озираться с удивленным видом, принюхиваться и в конце концов говорил, что да, он согласен, вечер, должно быть, действительно довольно добрый, раз уж Артур решил об этом заговорить.
    — Нет, я только хотел пожелать вам доброго вечера, — говорил Артур. — Я имел в виду, я надеюсь, что вечер будет для вас добрым, — добавлял он.
    Это приводило собеседника в еще большее замешательство.
    — Пожелать? — вежливо переспрашивал в конце концов бартледанец.
    — Э... да, — отвечал Артур. — Я только хотел выразить надежду на то...
    — Надежду?
    — Да.
    — Что такое "надежда"?
    Хороший вопрос, думал про себя Артур и ретировался к себе в комнату, чтобы пораскинуть над ним мозгами.

&  С одной стороны, он не мог не уважать взгляды бартледанцев на Вселенную.
    Согласно этим взглядам, Вселенная такова, какова она есть, — хотите — верьте, хотите — нет. С другой стороны, он, как ни старался, не мог отделаться от ощущения, что жить, ничего не желая, ни на что не надеясь, — это как-то не совсем естественно.
    "Естественно". Словечко с подвохом.

&  ...это не было кульминацией книги — кульминации не было вообще. Герой умер в первой половине предпоследней главы, остаток которой посвящался какой-то ерунде о дорогах и дорожной разметке. Книга заканчивалась на стотысячном слове, поскольку на Бартледане все книги имеют по сто тысяч слов.

&  Беда в том, что ожидать неожиданности — самый верный способ ее предотвратить. На то она и зовется неожиданностью, чтобы происходить, когда ее не ждут.

&  На всем протяжении падения все бортовые системы отчаянно протестовали, уверяя, что дела идут отлично и полет под контролем. Однако когда лайнер вошел в последний смертельный крен, пропахал полмили по лесу и в конце концов исчез в огненном шаре взрыва, стало ясно, что они несколько заблуждаются.

&  Земля приближалась к нему со скоростью тридцать футов в секунду в квадрате, но осмысление этого обстоятельства он решил отложить до момента непосредственной встречи с ним. Делу время, потехе час.

&  Форд почти утратил способность соображать, что его серьезно тревожило.

&  Помнится, он даже накатал замечательное эссе о счастье носить удобную обувь, которое резюмировали до фразы "в основном безвредна". Вакуум их всех заарктурь.

&  Впрочем, в любой самой совершенной системе защиты можно найти слабое место. Одно он уже нашел. Проектировщики не ожидали, что в окно пальнут изнутри и с близкого расстояния.
    А вот чего проектировщики не ожидали от субъекта, сидящего на карнизе? Форд немного пошевелил мозгами.
    Первое, чего они точно не ожидали, — так это того, что он вообще здесь окажется. На этом карнизе мог оказаться разве что клинический идиот. Вот он и победил. Классическая ошибка, которую совершают проектировщики абсолютно надежных систем, — недооценка изобретательности клинических идиотов.
    Он вытащил из кармана только что полученную кредитную карточку, сунул ее в щель между окном и рамой и сделал то, что было бы не под силу ни одной ракете. А именно, отжал язычок замка, открыл окно и чуть не свалился с карниза от хохота, вознося хвалу Великому Вентиляционно-Телефонному Восстанию 3454 года.
    Великое Вентиляционно-Телефонное Восстание 3454 года началось с легкого перегрева воздуха. Вообще-то нагретый воздух и есть та проблема, которую призвана решать вентиляция. И она справлялась с ней относительно успешно до тех пор, пока кто-то не изобрел кондиционер — устройство, которое решало эту проблему не менее успешно, но с несравнимо более ощутимыми вибрациями. И все шло нормально и даже, можно сказать, хорошо (конечно, для тех, кто был согласен смириться с вибрацией и шумом) до тех пор, пока кто-то не изобрел штуковину еще посильнее и похитрее кондиционера. Называлась она "система встроенной климатизации".
    Это было кое-что.
    Скажем без боязни, это было ого-го.
    Встроенная климатизация отличалась от обычного кондиционера в основном тем, что была чертовски дороже, сложнее и в придачу знала, каким воздухом хотят дышать в ту или иную минуту люди, гораздо лучше самих людей.
    Кроме того, вся эта машинерия могла работать только тогда, когда люди не вмешивались в ее работу — то есть пока они не открывали окон. Вот так-то.
    — Когда наша новейшая система "Хитр-О-Вент" работает, вам не хочется открывать окна.
    — Да, конечно... А если только на щелочку?
    — Вам не захочется открывать их даже на щелочку. Новая система "Хитр-О-Вент" проследит за этим.
    — Гм.
    — Счастливой работы с "Хитр-О-Вентом"!
    — О'кей, но что, если этот ваш "Хитр-О-Вент" сломается или разладится?
    — Ага! Одно из главных достоинств "Хитр-О-Вента" заключается в том, что он не способен сломаться. Ни при каких условиях. Не стоит беспокоиться. Дышите на здоровье и приятного вам времяпровождения.
(Результатом Великого Вентиляционно-Телефонного Восстания 3454 года явилось то, что любое механическое, электрическое, кванто-механическое, гидравлическое... да хоть ветряное, хоть паровое, хоть дизельное — любое устройство, вне зависимости от его габаритов, обязано теперь иметь на корпусе некую надпись. Проектировщикам приходится писать ее даже на самых крошечных механизмах, поскольку надпись предназначена в первую очередь не для потребителей, а для них самих.
    Эта надпись гласит:
    "ОСНОВНОЕ РАЗЛИЧИЕ МЕЖДУ ПРЕДМЕТОМ, КОТОРЫЙ МОЖЕТ ИСПОРТИТЬСЯ,
    И ПРЕДМЕТОМ КОТОРЫЙ ИСПОРТИТЬСЯ НЕ МОЖЕТ, СОСТОИТ В ТОМ, ЧТО ПРЕДМЕТ,
    КОТОРЫЙ НЕ МОЖЕТ ИСПОРТИТЬСЯ, НЕВОЗМОЖНО ПОЧИНИТЬ. ЕСЛИ ОН ВСЕ-ТАКИ ИСПОРТИЛСЯ".)
    Почти сразу же после внедрения начали появляться сообщения об отказах систем "Хитр-О-Вент". Поначалу они приводили только к дискомфорту в помещениях.
    Случаи смерти от удушья или перегрева были редки.
    Катастрофа разразилась в день, когда одновременно произошли три события.
    Первым событием стало официальное извещение корпорации "Хитр-О-Вент, Инк.", гласившее, что наиболее безупречно их системы работают в умеренном климате.
    Вторым событием стал массовый отказ систем "Хитр-О-Вент" в один особенно жаркий день, в результате чего сотни и сотни служащих пришлось эвакуировать из наполненных паром зданий на улицу, где они столкнулись с третьим событием, представлявшим собой разъяренную толпу телефонисток, которым настолько осточертело отвечать каждому набравшему номер идиоту "Благодарим за использование "Хитр-О-Вент системе", что они, осатанев, вышли на улицы с помойными ведрами, мегафонами и охотничьими ружьями.
    В последующие дни беспорядки достигли предела: каждое окно в городе — включая самые ракетоустойчивые — было разбито, как правило, под выкрики: "Повесь трубку, жопа! Куда б ты ни звонил, мне все одно! Поди и сунь петарду себе в задницу! Йеее-ха! Ху-ху-ху! Уй-яяя! Иго-го! Гав-гав!" и так далее — нет никакой возможности привести тут все звуки явно животного происхождения, которые телефонистки не вправе испускать при исполнении служебных обязанностей.
    В результате телефонисткам было даровано конституционное право не менее раза в час произносить в трубку "Хитр-О-Вент" тебе в пасть!", а все административные здания по закону обязывались иметь только открывающиеся хоть на щелочку окна.
    Вторым неожиданным результатом явилось резкое снижение уровня самоубийств.
    Всем отчаявшимся или просто разочарованным в жизни служащим, которые в дни тирании "Хитр-О-Вента" имели обыкновение ложиться под поезд или делать себе харакири столовыми ножами, теперь никто не мешал вылезать на подоконник и бросаться в свое удовольствие вниз. На деле же получалось так, что, выбравшись на карниз, они окидывали мир прощальным взглядом, собирались с мыслями и вдруг обнаруживали, что все, чего им не хватало, — это лишь глоток свежего воздуха, и свежий взгляд на вещи, и, возможно, ферма, на которой они могли бы разводить овец.
    И наконец, самым неожиданным результатом стало то, что Форд Префект, попавший в западню на карнизе тринадцатого этажа хорошо укрепленного здания, смог проникнуть внутрь с помощью всего только полотенца и кредитной карточки.

Далее

Дуглас Адамс — В основном безвредна (3/6)

Ранее

&  Вначале он не узнал их, так как они отличались от того, что он ожидал увидеть. Собственно говоря, они казались абсолютно незнакомыми. Север и юг — понятия относительные, но мы привыкли видеть вещи такими, какими мы привыкли их видеть, так что Артуру пришлось повернуть карты вверх тормашками, чтобы уловить суть.

&  Форд всю жизнь следовал своему собственному кодексу чести. Конечно, не Зарквон весть какому, зато своему, и Форд старался по возможности хранить ему верность. Одно из правил этого кодекса гласило: никогда не плати за выпивку из своего кармана. Он затруднялся сказать, относится ли это к понятию "честь", но все равно следовал этому правилу.

&  ВХОД ВОСПРЕЩЕН!
    В ТОМ ЧИСЛЕ ИМЕЮЩИМ ДОПУСК!
    НЕ РАЗБАЗАРИВАЙ СВОЕ ВРЕМЯ!
    ПШЕЛ ВОН!

&  Форд пнул дверь ногой. Та открылась.
    "Сочетание наслаждения и боли. Что-что, а это всегда сработает".

&  Сюда по субэфирной сети стекалась информация от бродячих исследователей со всей Галактики. Информация поступала в кабинеты младших редакторов, где все заслуживающее внимания безжалостно вымарывалось секретаршами, поскольку сами младшие редакторы ушли обедать.
    Оставшаяся часть информации пересылалась в юридический отдел, занимавший другую половину здания. В юридическом отделе вымарывали все, что осталось относительно интересного, а результат передавали в кабинеты исполнительных редакторов, также хронически ушедших обедать. Их секретарши читали все это, говорили "Чушь" и "Мрак" и вымарывали почти все, кроме первого и последнего слова.

&  Если вы читаете эти строки на планете Земля, то:
    А. Желаем вам удачи. На свете полным-полно всякой всячины, которой вы не знаете, но в этом вы не одиноки. Правда, именно в вашем случае это невежество имеет самые ужасающие последствия, но что ж, такова жизнь.

&  Все мы живы, пока кажемся себе живыми, и умираем, когда нам начинает казаться, что мы мертвы.

---

&  В компьютер надо было вложить сознательное желание игнорировать Форда, а там уж электронный мозг сам разберется, куда запрятать нежеланную информацию. Эту тактику программирования Форд позаимствовал у политиков: любой нормальный человек, избранный на высокую должность, волей-неволей вынужден блокировать целые фрагменты памяти и совести.

&  Он не думал пока, как будет выкарабкиваться из ожидавшей его заварухи, поскольку не имел ни малейшего представления о том, что его там ждет. "Сымпровизируем как-нибудь".

&  На двери лежал тонкий слой пыли. Форд знал, что эта пыль состоит из крохотных молекулярных роботов, которые повылезали из ушей стены, собрали друг друга, восстановили выбитую дверь, разобрали друг друга и ушли в уши стены до следующего раза.

&  Что ему сейчас нужно — так это помощь и совет. Он достал "Путеводитель". Заглянул в раздел "Помощь" и прочел: "См. разд. "СОВЕТЫ". Заглянул в раздел "Советы" и прочел: "См. разд. "ПОМОЩЬ".

&  Он замахнулся молотком и врезал себе по пальцу, после чего исполнился Духа Святого и заговорил на двунадесяти языках. Выразительно, но непонятно.

&  Так или иначе, он доверял "Путеводителю" еще меньше, чем обычно, то есть ни капельки, — и пользовался им теперь то вместо стола, то вместо табуретки.

&  Качество совета, который ты даешь кому-то, измеряется той жизнью, какую ведешь ты сам. Так что, заглянув в эти записки, вы легко найдете все основные решения, что я принимала за свою жизнь. Они подчеркнуты и выделены пометками на полях. Нашли? Все, что я могу вам предложить, — это принимать в своей жизни решения, прямо противоположные тем, что принимала я. Тогда вам, возможно, удастся избежать того... — она шумно перевела дух, — чтобы окончить жизнь в такой вот вонючей норе!

&  Будь на месте Артура обычный турист, тот давно уже сделал бы пару снимков на память и смылся в ближайший гриль-бар, где продаются те самые бесподобные шоколадные кексы, которые так приятно уплетать на глазах у изнуряющих себя постом схимников.

&  — У вас не найдется совета страннику?
    — Найдется. Заведи себе домик на взморье.
    — А еще совет? Что-нибудь, не связанное с недвижимостью?
    — Домик на взморье — это тебе не просто недвижимость. Это состояние души.

&  Ты не можешь видеть того, что вижу я, ибо видишь только то, что видишь. Ты не можешь знать того, что знаю я, ибо знаешь только то, что знаешь. То, что вижу и знаю я, нельзя просто взять и приплюсовать к тому, что видишь и знаешь ты, ибо они различны по своей природе. И заменить одно другим тоже нельзя, ибо тогда мне придется заменить всего тебя мной.

&  Все, что ты видишь, слышишь, переживаешь, — это и есть твое, персональное. Ты строишь вокруг себя собственную Вселенную — ту, которую воспринимаешь. Поэтому та Вселенная, которую ты воспринимаешь, принадлежит одному тебе. Персонально.

&  "Не дай мне узнать того, чего мне знать не нужно. Не дай мне даже узнать, что в мире есть то, чего мне знать не нужно. Не дай мне узнать, что я не желаю знать того, чего знать не желаю. Аминь".
    Вот. Ты так и так в глубине души молишься об этом, так почему бы тебе не делать этого вслух?

Далее

Дуглас Адамс — В основном безвредна (2/6)

Начало

&  Если не бояться погрешить против норм языка, ее можно было бы назвать стремительно восходящей ведущей. Собственно, поскольку на телевидении с языка слетает и не такое, ее часто называли стремительно восходящей ведущей, и никому это слух не резало.

&  У каждого в жизни есть свой счастливый случай.
    И если уж ты ухитрился упустить ту возможность, которая была тебе важнее всего, дальше твоя жизнь идет на удивление гладко.

&  Больше всего на свете ей хотелось сейчас получить работу на американском телевидении с окладом, в десять раз превосходящим ее нынешний. Больше всего на свете. На этом свете, в смысле на планете Земля.
    То, чего ей вообще-то хотелось больше всего, уже не актуально.

&  Всегда, когда дело шло к приятельскому общению с христианскими душами, она испытывала сильное желание смыться.

&  Вид у нее был спокойный и уверенный. Если она может обмануть себя, то других и подавно.

&  В конце концов, если жизнь ее чему-то и научила, так вот чему: "Никогда не возвращайся за сумочкой!"

---

&  Пока лифт шел вниз, она напряженно смотрела на потолок. Любой человек, незнакомый с Трисией Макмиллан, сказал бы, что так смотрят на потолок тогда, когда пытаются сдержать слезы. На деле она смотрела на крошечную охранную видеокамеру в верхнем углу кабинки.

&  — Астрология не наука. Разумеется, не наука. Это просто набор правил, как в шахматах, или в теннисе, или в... как там называется эта ваша национальная английская игра?
    — Э... крикет? Самоуничижение?
    — Ах да, вспомнила: парламентская демократия. Так вот, правила установлены произвольно и сами по себе не имеют никакого особого смысла.

&  — Мне кажется, я потеряла целую жизнь. Другую жизнь.
    — Но так у всех. Это происходит каждый день, каждую минуту. Каждое решение, каждый вдох открывают перед нами одни двери и закрывают другие. Как правило, мы просто не замечаем этих дверей. И только изредка...

&  Если жизнь и научила ее чему-нибудь — так только тому, что иногда за сумочкой возвращаться не стоит, а иногда это обязательно. Остается самая малость — научиться отличать один случай от другого.

&  Во времена, которые мы в шутку называем "Прошлое", на страницах "Путеводителя" довольно подробно рассматривалась проблема параллельных вселенных. Правда, в этом тексте не очень-то легко разобраться — он требует познаний на уровне по крайней мере демиурга второго разряда. Но демиурги вряд ли согласятся вас проконсультировать на этот счет, поскольку теперь достоверно установлено, что все известные божества и демиурги появились на свет приблизительно на три миллионных доли секунды после возникновения Вселенной, а никак не неделей раньше, как они обыкновенно утверждают, ныне эти божества ужасно заняты поиском объяснения этой неувязочки и им недосуг растолковывать высокую физику всяким там олухам.

&  "Путеводитель" также сообщает нам об одном жизнеутверждающем аспекте проблемы параллельных вселенных: можете зря голову не ломать, все равно вы ее не поймете. С тем же успехом вы можете просто повторять: "Что-что?" или "Э-э?" — либо ходить с зажмуренными глазами, либо нести всякую ахинею — и никто вас за дурака не посчитает.
    По мнению "Путеводителя", первое, что надо уяснить себе насчет параллельных Вселенных, — это то, что никакие они не параллельные.

&  "Ну и что?" — спросите вы. И будете не правы. Если уж в такой безумно запутанной штуке, как Вселенная, что-то случается, Кевин знает, к чему это может привести ("Кевин" в данном случае — произвольно выбранное имя, единица, которая ничегошеньки ни о чем не знает).

&  Логика — замечательная вещь, но, как показал процесс эволюции, и у нее есть свои слабые места.
    Всякая логически мыслящая единица может быть коварно обманута любой другой единицей, мышление которой находится хотя бы на том же уровне логичности.

&  Последний Главный, Стагьяр-зил-Догго, отличался опасно неуравновешенным характером, что выражалось в его манере приветствовать сотрудников, которые являлись к нему в кабинет без свежего материала: их встречала традиционным залпом батарея лазерных ружей, соединенных со специальным сканирующим устройством в дверях, которое было призвано опознавать всякого, кто вместо материала собирался представить лишь список убедительных оправданий своего безделья.
    Таким образом он поддерживал высокую трудоспособность коллектива.

&  — Судя по тому, как вы вошли в кабинет, у вас в настоящее время нет свежего материала для э-э... "Путеводителя".
    — Как-то руки не дошли, — неуверенно произнес Форд.
    Он поднялся на ноги, отряхивая одежду. И тут же сообразил: кой черт у него виноватый голос? Он должен контролировать ситуацию. Надо узнать, что это за тип такой. Ну, это-то несложно.
    — Кто вы такой, вакуум подери? — грозно спросил Форд.

&  Личность приходится удостоверять столькими способами, что одно это может сделать жизнь невыносимой. Взять хотя бы банковские автоматы, к которым вечно тянутся длинные очереди. У тебя проверяют отпечатки пальцев, сканируют сетчатку глаза, соскребают с шеи кусок кожи для мгновенного (относительно мгновенного — целых шесть или семь секунд) генетического анализа, требуют ответов на хитроумные вопросы вроде количества членов семьи, включая тех, кого и не упомнишь, или любимых расцветок скатерти. И это все только для того, чтобы получить несколько лишних купюр на выходные. Если же вы пытаетесь получить кредит на покупку реактивного автомобиля, или подписать договор о ядерном разоружении, или оплатить из своего кармана счет за обед в ресторане...

Далее

Дуглас Адамс — В основном безвредна (1/6)

Автостопом по Галактике — 5

  “Всякое случается на свете. ...

&  … И все, что случается, случается.
    И все случайности, которые, случившись, становятся причиной других случайностей, становятся причиной других случайностей.
    И все случайности, которые, раз случившись, повторяются вновь и вновь, сами себе причина и следствие, повторяются вновь и вновь — сами себе причина и следствие.
    Причем совершенно необязательно, чтобы причины и следствия шли друг за другом в хронологическом порядке.

&  История Галактики слегка запутана по целому ряду причин: отчасти потому, что слегка запутались те, кто пытается ее изучать, отчасти потому, что в ней и так полным-полно путаницы.

&  Никто и ничто не способно перемещаться быстрее скорости света за возможным исключением дурных вестей — они, как известно, подчиняются собственным законам.

---

&  В недрах полудремлющего мозга простейшая контрольная программа разбудила контрольную программу следующего по высоте уровня и донесла, что на каждое свое "тик-так" теперь получает в ответ только какое-то "ж-ж-ж".
    Контрольная программа более высокого уровня спросила, каков должный ответ на тиктаканье, на что простейшая контрольная программа ответила, что не помнит точно, но вроде, когда все в порядке, должен поступать такой далекий вздох облегчения. А тут непонятное жжиканье. Ты ему и "тик", и "так", а оно "ж-ж-ж", и больше ничегошеньки.
    Контрольная программа более высокого уровня обдумала новость и решила, что она ей не нравится. Она спросила у простейшей контрольной программы, что, собственно, та контролирует, на что простейшая контрольная программа призналась, что этого тоже не помнит — помнит только, что то, что раз, скажем, в десять лет должно было тикать и вздыхать, обыкновенно тикало-вздыхало без проблем. Еще простейшая контрольная программа сказала, что пыталась заглянуть в список возможных неисправностей, но не смогла его найти, по каковой причине и решилась побеспокоить программу более высокого уровня.
    Контрольная программа более высокого уровня поискала свой справочный блок с целью узнать, что там должна контролировать простейшая контрольная программа.
    Справочного блока она не нашла.
    Странно.
    Программа поискала еще. Все, что ей удалось найти, — это сообщение "Системная ошибка". Она попыталась узнать, что это за ошибка, в списке возможных неисправностей своего уровня, но не нашла и его. На все эти поиски ушло не больше двух наносекунд. После этого контрольная программа более высокого уровня разбудила контрольную программу сектора электронного мозга.
    Контрольная программа сектора электронного мозга мгновенно столкнулась с серьезными проблемами. Она вызвала свой анализатор неисправностей, который также столкнулся с серьезными проблемами. В миллионные доли секунды по всему кораблю системы, одни из которых дремали много лет, другие — много столетий, проснулись и лихорадочно принялись выяснять обстановку. Где-то произошло что-то ужасно неприятное, но ни одна из контрольных программ не могла сказать, что именно. На каждом уровне куда-то делись жизненно важные инструкции, а также инструкции того, что делать, если жизненно важные инструкции куда-то денутся.

&  Но прежде потребовался долгий обмен паролями, аварийными кодами и протоколами, в результате которого роботы наконец удостоверились в полномочности отдававших приказ агентов. Роботы отперли сейф, вынули резервный операционный блок, выпали вместе с ним из корабля и, кувыркаясь, исчезли в космической бездне.

&  Корабль попытался подойти к делу вдумчиво. Это ему не удалось, и он на некоторое время потерял сознание. Разумеется, он не понял, что потерял сознание — обморок дело такое...

&  Корабль немного расслабился.
    Потом сообразил, что до сих пор не принял серьезных решений, и ударился в панику. И вновь ненадолго потерял сознание.

&  Жизнь существует даже в заднем проходе крысы-пасюка. В общем, жизнь везде найдет, за что зацепиться.

&  И все же ничего нет хуже, чем нью-йоркская осень. Некоторые из существ, проживающих в заднем проходе у крысы-пасюка, могут не согласиться с этим утверждением, но большая часть существ, проживающих в заднем проходе у крысы-пасюка, склонна из принципа всем на свете противоречить, поэтому их мнением можно пренебречь.

Далее

Дэн Браун — Цифровая крепость

  “Говорят, что в минуту смерти все обретает предельную ясность. ...

*  В какой бы стране вы ни находились, во всех учреждениях действует одно и то же правило: никто долго не выдерживает звонка телефонного аппарата. Не важно, сколько посетителей стоят в очереди, — секретарь всегда бросит все дела и поспешит поднять трубку.


*  — Одна из проблем, связанных с приемом на работу самых лучших специалистов, коммандер, состоит в том, что иной раз они оказываются умнее вас.

---

*  Применив силу, ... ты столкнешься с сопротивлением. Но заставь противника думать так, как выгодно тебе, и у тебя вместо врага появится союзник.

  ... И вот теперь жестокая судьба их соединила.”

Дуглас Адамс — Всего хорошего, и спасибо за рыбу! (3/3)

Середина

&  Вид у Форда был крайне больной. Он выглядел так, словно только что, пятясь задом, прополз под живой изгородью — в тот самый момент, когда живая изгородь, пятясь задом, уползала внутрь комбайна.

&  — Я назвал ее "милой дамой", потому что не хотел, чтобы она приняла близко к сердцу мой намек. Ну, намек, что она невежественная идиотка...

&  Сверхдальние перелеты очень плохо отражаются на придаточных предложениях. Тебе придется снова помочь мне и напомнить, о чем я говорил.

&  Покупатель может не заметить совершенную бесполезность этих товаров, охваченный чувством гордости оттого, что вообще заставил работать хоть одну из этих штуковин.
    Иными словами — и это неизменный принцип, на котором основан всегалактический успех всей корпорации, — фундаментальные изъяны конструкции ее товаров камуфлируются их внешними изъянами.

&  — Понимаешь, он прилетел из очень древнего демократического государства...
    — В смысле — с планеты ящеров?
    — Нет, все не так просто. Все не так примитивно. На этой планете народ — это люди. А правители — ящеры. Люди ненавидят ящеров, ящеры правят людьми.
    — Похоже, я ослышался, ты вроде бы сказал, что у них демократия?
    — Сказал. Это и есть демократия.
    — Тогда почему люди не избавятся от ящеров? — спросил Артур, хотя и боялся показаться круглым идиотом.
    — Да просто в голову не приходит. У них есть право голоса, и они думают, что правительство, которое они избрали, более или менее отвечает их требованиям.
    — Значит, они по доброй воле голосуют за ящеров?
    — Ну да, естественно.
    — Но, — начал Артур, вновь пытаясь взять быка за рога, — почему?
    — Потому что, если они не будут голосовать за ящера, к власти может пролезть не тот ящер. ...
    Некоторые люди говорят, что власть ящеров — величайшее достижение в истории планеты. Разумеется, эти люди не правы, в корне не правы, но сторонники таких мнений всегда находятся.

---

&  ...если бы каждый раз, когда одна точка во Вселенной, уставясь в другую точку, говорит: "Это ужасно!", мне платили по альтаирскому доллару, я бы не сидел здесь, как лимон в ожидании джина. Но мне не платят, и я сижу.

&  — Он надежный человек?
    — Он надежный человек? Океан мелкий? Солнце холодное?

&  За районом Галактики, который, пока не были открыты лежащие за ним Серовязные Вотчины Саксахины, звался Бескрайним Светопольем Фланукса, лежат Серовязные Вотчины Саксахины.

&  Столько лет, ох, сколько же лет. И сколько боли, сколько боли. И сколько времени длится эта боль, ох, сколько же времени. Что-то одно я бы выдержал — либо интенсивность боли, либо ее долготу. Но то и другое вместе — это уже чересчур.

&  — Марвин? Это ты?
    — Да, вы всегда были мастером задавать архиинтеллектуальные вопросы.

&  — Можно сказать, старый друг. Я...
    — Друг... — душераздирающе проскрипел робот. — Вы должны меня извинить: я пытаюсь вспомнить, что значит это слово. Знаете, блоки памяти у меня уже не те, и каждое слово, которого я не слышу в течение нескольких миллионов лет, переносится в резервную память.
    В помятой голове робота что-то слегка щелкнуло, как будто от умственного напряжения.
    — Гм-м, — протянул он, — какое странное понятие.
    Он еще немного подумал.
    — Нет, — наконец сказал он, — никогда не встречал ничего подобного. К сожалению, ничего не могу поделать.

&  — Возможно, вы хотите, чтобы я сослужил вам последнюю службу. Может, поднять бумажку? Или вы хотите, чтобы я открыл дверь? ... В настоящее время поблизости, кажется, нет никаких дверей, но бьюсь об заклад, если подождать достаточно долго, хоть одну дверь поставят. И тогда... я смогу ее для вас открыть. Вы же знаете, мне ждать не привыкать.

&  — Артур, ... Что ты сделал этому несчастному существу?
    — Ничего, он всегда такой...
    — Ха! — буркнул Марвин. — Ха! — повторил он. — Что вы знаете о понятии "всегда"? Вы говорите слово "всегда" мне — это мне-то, тому, кто, выполняя дурацкие поручения всяких там представителей органической жизни, постоянно путешествует во времени. В результате этого я ныне в тридцать семь раз старше Вселенной. Выбирайте слова хоть с мало-мальским уважением... — он кашлянул, — ...и так-том.

&  Финальное Послание Бога: "ПРОСИМ ИЗВИНИТЬ НАС ЗА БЕСПОКОЙСТВО".
    — Кажется, мне это нравится, — задребезжал голос из ржавой грудной клетки.
    Лампочки в его глазах потухли — на сей раз навсегда.

&  правители народа посадили его, Бларта Верзенвальда III (именем "Бларт Верзенвальд III" он был обязан... — к существу вопроса это не имеет отношения, но история интересная, потому что... ну, ладно, такое, значит, у него было имя, а интересную историю этого имени мы расскажем попозже)...

&  У этой истории явно была какая-то мораль, но увы — летописец ее запамятовал.

  ... У этой истории явно была какая-то мораль, но увы — летописец ее запамятовал.”

Жизнь, Вселенная и все остальное (Автостопом по Галактике—3)

В основном безвредна (Автостопом по Галактике—5)