Илья Ильф & Евгений Петров — Золотой теленок (4/10)

Ранее

&  — Я — Фунт, — повторил он с чувством. — Мне девяносто лет. Я всю жизнь сидел за других. Такая моя профессия — страдать за других.
    — Ах, вы подставное лицо?
    — Да, — сказал старик, с достоинством тряся головой. — Я — зицпредседатель Фунт. Я всегда сидел. Я сидел при Александре Втором "Освободителе", при Александре Третьем "Миротворце", при Николае Втором "Кровавом".
    И старик медленно загибал пальцы, считая царей.
    — При Керенском я сидел тоже. При военном коммунизме я, правда, совсем не сидел, исчезла чистая коммерция, не было работы. Но зато как я сидел при нэпе... Как я сидел при нэпе! Это были лучшие дни моей жизни. За четыре года я провел на свободе не больше трех месяцев. Я выдал замуж внучку, Голконду Евсеевну, и дал за ней концертное фортепьяно, серебряную птичку и восемьдесят рублей золотыми десятками. А теперь я хожу и не узнаю нашего Черноморска. Где это все? Где частный капитал? Где первое общество взаимного кредита? Где, спрашиваю я вас, второе общество взаимного кредита? Где товарищество на вере? Где акционерные компании со смешанным капиталом? Где это все? Безобразие!

&  — Кому же? — допытывался Остап, расхаживая вокруг старика. — Кто фактически руководил?
    Старик молча сосал чай из кружки и с трудом приподымал тяжелые веки.
    — Кто его знает? — сказал он горестно. — От Фунта все скрывали. Я должен только сидеть, в этом моя профессия. Я сидел при Александре Втором, и при Третьем, и при Николае Александровиче Романове, и при Александре Федоровиче Керенском. И при нэпе, до угара нэпа и во время угара, и после угара. А сейчас я без работы и должен носить пасхальные брюки.

---

&  — Во всяком случае, — добавил ветхий зицпредседатель, — во всяком случае этот неизвестный человек — голова. Вы знаете Валиадиса? Валиадис этому человеку пальца в рот не положил бы.
    — А Бриану? — спросил Остап с улыбкой, вспомнив собрание пикейных жилетов у бывшего кафе "Флорида". — Положил бы Валиадис палец в рот Бриану? Как вы думаете?
    — Ни за что! — ответил Фунт. — Бриан — это голова.
    Три минуты он беззвучно двигал губами, а потом добавил:
    — Гувер — это голова. И Гинденбург — голова. Гувер и Гинденбург — это две головы.
    Остапом овладел испуг. Старейший из пикейных жилетов погружался в трясину высокой политики.

&  — Ну что, будете брать председателя? — спросил старик, надевая свою заштопанную панаму. — Я вижу, что вашей конторе нужен председатель. Я беру недорого: сто двадцать рублей в месяц на свободе и двести сорок — в тюрьме. Сто процентов прибавки на вредность.
    — Пожалуй, возьмем, — сказал Остап. — Подайте заявление уполномоченному по копытам.

&  — В Советской России сумасшедший дом — это единственное место, где может жить нормальный человек. Все остальное — это сверхбедлам. Нет, с большевиками я жить не могу. Уж лучше поживу здесь, рядом с обыкновенными сумасшедшими. Эти по крайней мере не строят социализма. Потом здесь кормят. А там, в ихнем бедламе, надо работать. Но я на ихний социализм работать не буду. Здесь у меня, наконец, есть личная свобода. Свобода совести. Свобода слова.
    Увидев проходившего мимо санитара, Кай Юлий Старохамский визгливо закричал:
    — Да здравствует Учредительное собрание! Все на форум! И ты, Брут, продался ответственным работникам! — И, обернувшись к Берлаге, добавил: — Видели? Что хочу, то и кричу. А попробуйте на улице!

&  Великий комбинатор не любил ксендзов. В равной степени он отрицательно относился к раввинам, далайламам, попам, муэдзинам, шаманам и прочим служителям культа.
    — Я сам склонен к обману и шантажу, — говорил он, — ... Но я не сопровождаю своих сомнительных действий ни песнопениями, ни ревом органа, ни глупыми заклинаниями на латинском или церковнославянском языке. И вообще я предпочитаю работать без ладана и астральных колокольчиков.

&  Он изредка оборачивал голову назад и бормотал: "Не уберегли нежного Козлевича, меланхолики! Всех дезавуирую! Ох, уж мне это черное и белое духовенство!"

&  — Алло, Козлевич! — крикнул Остап снизу. — Вам еще не надоело?

&  — Вот спасибо, братцы, — говорил Козлевич, держа в руке тяжелую кружку. — Совсем было погиб. Охмурили меня ксендзы. В особенности Кушаковский. Ох, и хитрый же, черт! Верите ли, поститься заставлял! Иначе, говорит, на небо не попаду.
    — Небо! — сказал Остап. — Небо теперь в запустении. Не та эпоха. Не тот отрезок времени. Ангелам теперь хочется на землю. На земле хорошо, там коммунальные услуги, там есть планетарий, можно посмотреть звезды в сопровождении антирелигиозной лекции.

&  — Нет бога?
    — Нет, — ответил Остап.
    — Значит, нету? Ну, будем здоровы.

&  — Где нет любви, — со вздохом комментировал Остап, — там о деньгах говорить не принято. Отложим девушку в сторону.

&  — Я это сделал не в интересах истины, а в интересах правды.

&  — Факт, не имеющий прецедента, — глубокомысленно сказала секретарша.

&  Штамп был построен так удобно, что достаточно было лишь заполнить оставленный в нем промежуток, чтобы получилась злободневная резолюция:
    В ответ на................
    мы, геркулесовцы, как один человек, ответим:
    а) повышением качества служебной переписки,
    б) увеличением производительности труда,
    в) усилением борьбы с бюрократизмом, волокитой, кумовством и подхалимством,
    г) уничтожением прогулов и именин,
    д) уменьшением накладных расходов на календари и портреты,
    е) общим ростом профсоюзной активности,
    ж) отказом от празднования рождества, пасхи, троицы, благовещения, крещения, курбан-байрама, йом-кипура, рамазана, пурима и других религиозных праздников,
    з) беспощадной борьбой с головотяпством, хулиганством, пьянством, обезличкой, бесхребетностью и переверзевщиной,
    и) поголовным вступлением в ряды общества "Долой рутину с оперных подмостков",
    к) поголовным переходом на сою,
    л) поголовным переводом делопроизводства на латинский алфавит, а также всем, что понадобится впредь.

&  — Я ничего не утаил. Честное слово! Я могу быть спокоен? Правда?
    — Полное спокойствие может дать человеку только страховой полис, — ответил Остап, не замедляя хода. — Так вам скажет любой агент по страхованию жизни. Лично мне вы больше не нужны. Вот государство, оно, вероятно, скоро вами заинтересуется.

Далее