Виктор Ильин — Инсайдер. Биржевой триллер

* баранов на рынке нет, зато есть «свиньи». Это игроки, которые мечутся между «быками» и «медведями» без четкой стратегии. Из-за этого они не поспевают ни за теми, ни за другими, и в результате попадают под нож...
* непоколебимая вера нужна не только для того, чтобы ходить по воде, но и для того, чтобы покупать акции по цене, скорее привлекательной для продажи, после пробития определенного уровня сопротивления.
* Победителей в игре все равно не может быть много, иначе их выигрыш составит копейку на вложенную тысячу рублей.

---

* Петя мог сколько угодно утешать себя, трактуя постоянное увеличение объема служебных обязанностей как признание его, Петиных, профессиональных качеств, но объективный взгляд на ситуацию не позволял откреститься от того, что отдел постепенно переложил на его плечи всю черновую работу.
* Не стоит делать из потери работы трагедию, но и довольствоваться обретенным статусом свободного человека тоже нельзя. Шансы найти новую работу со временем только уменьшаются. В данной ситуации вы – товар, срок годности которого постепенно истекает. Каждая неудачная попытка не только ударяет по вашей уверенности в себе, но и усиливает сомнения потенциальных работодателей в ценности вашей кандидатуры. «Если с этим парнем все о'кей, то почему его еще не подобрали другие?», – думает кадровик, разглядывая ваше резюме. Уверять его, что за прошедшее с момента увольнения время вы просто не занимались поиском работы, бесполезно. Он вам не поверит, а если и поверит, то сделает вывод о том, что работа вам в принципе не очень-то и нужна.
* научный подход бессилен там, где существует потребность применения двойных стандартов.
* Нет на рынке никаких «быков» или «медведей». Ибо из общепринятого мнения, утверждающего, что «быки» хотят купить подешевле, чтобы продать подороже, следует, что «быкам» выгодна низкая цена, иначе как можно «купить подешевле»? Но часть «быков» уже затарилась бумагами, и им нужно, чтобы цена росла. Выходит, «быки» играют против «быков» – нонсенс! С «медведями» такая же фигня. И никакая диалектика эту фигню не оправдывает, поскольку общепринятая на бирже зоологическая классификация в корне ошибочна. На самом деле жесткого разделения нет. Если ты вложил деньги в акции – ты «бык», но только до тех пор, пока не продашь свои бумажки. Даже если при этом ты не открываешь «коротких» позиций, тебе все равно не резон желать дальнейшего роста цен. А значит, ты уже «медведь». Ты прав, старик! Зоопарк на рынке – это антураж. Суть в том, что каждый трейдер, набравший портфель бумаг, мечтает их прибыльно продать, а каждый сидящий «в деньгах», мечтает совершить выгодную покупку.
* Читая психологические пророчества своего будущего поведения на бирже, Петя не испытывал чувства протеста. Он вполне осознавал, что, несмотря ни на какие предупреждения, ему придется пройти через все этапы становления новичков фондового рынка, и был с этим согласен. Если цель каждого нового путника – обогащение, а его проводники - жадность и страх, то стоит ли удивляться тому, что все проходят по одним и тем же ухабам? Удел новичков – пытаться поймать дно и вершину. Не поймав вершину, они остаются в позиции, не желая отдавать дешевле той цены, что была упущена, и, боясь пропустить повторение движения, ждут нового шанса, иногда годами. А имея свободные деньги, новички постоянно стремятся поймать дно. Если же оно оказывается таким зыбким, что начинаешь проваливаться, они укладывают дополнительные деньги уже на новом уровне, показавшемся достаточно прочным, и так до тех пор, пока усиливать открытую позицию становится нечем.
* Потери Пита составляли всего-то полпроцента от активов, но ведь это на первой же сделке! Да еще и при значительном росте всего рынка, во время которого он просидел «в деньгах» с одной-разъединственной открытой позицией, мелкой, но убыточной и приковавшей к себе все его внимание. «Что ж, по крайней мере, урок ясен – нельзя эмоционально привязываться к своим открытым позициям, приписывая им большее значение, чем они заслуживают».
* Серега откликнулся сразу. Петя поведал ему о своих «успехах» и поделился сомнениями по поводу наращивания убыточной позиции.
- Тут ты прав, - хохотнул Серега, - усреднение цены бумаг погубило евреев больше, чем Холокост.
* Если верить классикам и жизненному опыту, события никогда не развиваются по намеченному плану, но действовать по сформированному алгоритму всегда легче – даже если результат оказывается еще плачевнее, чем при спонтанно принятом решении.
* - А вы что по этому поводу думаете, Михаил Викторович? - Якимов уже не в первый раз пытался втянуть в общий разговор Старика.
- Могу лишь сказать, что любая спекулятивная или инвестиционная стратегия лучше, чем никакая. Если она работает – замечательно. Если нет, в этом случае вам все равно будет легче пережить потери, поскольку вы пострадали, отстаивая идею, в которую верили.
К тому же, насколько мне известно, Священный Грааль пока не найден – идеальной стратегии еще никто не изобрел. Все они работают со средним результатом – близким к пятьдесят на пятьдесят. Даже не потому, что, как пишут в некоторых книжках, у любой биржевой сделки, как и в случае с подбрасыванием монеты, есть лишь два возможных результата: прибыль или убыток. Я бы не сказал, что все настолько однозначно. На развивающихся рынках, таких как, например, наш, российский, многое определяет приход новых денег. Это автоматически выводит биржевое состязание участников за рамки игры с нулевой суммой. С расширением рынка категории выигрыша и проигрыша, победителей и проигравших становятся более размытыми.
Представьте, что вы купили акции РАО по семь рублей, затем продали их по 7,70. Ваша прибыль в десять процентов, казалось бы, не оставляет сомнения в том, что в данной сделке вы можете считать себя победителем. Так кто же тогда проигравший? Логично предположить, что это тот, кто купил у вас акции по 7,70. Ан нет! Цена продолжает расти, и вот уже РАО стоит 8,90. Так что же это за проигравший, если он получил с купленных у вас акций все пятнадцать процентов прибыли?
Возможно, и вы к этому моменту почувствуете, что продешевили и рано слезли с поезда, снова вложите деньги в акции, добавив тем самым очередной кирпичик в создание нового витка роста, или же окажетесь тем самым неудачником в круге, с сигареты которого упадет пепел. Была у нас, знаете ли, во времена дефицита в стране табачных изделий такая игра. Сигарета одна на всех пускается по кругу. Каждый делает затяжку и осторожно передает бычок соседу. В чьих руках с сигареты упадет пепел, тот выбывает из числа претендентов на затяжку.
Возвращаясь к аналогии с монетой, если рассматривать не отдельные операции, а торговлю трейдеров в целом, то можно прийти к выводу, что монета очень часто встает на ребро. Тому причиной и неоспоримый психологический феномен, мешающий нам зарабатывать просто на постепенном движении рынка вверх в самой долгосрочной перспективе. Он заключается в том, что мы гораздо трепетнее и жаднее относимся к прибыли, нежели к убыткам. Человеку свойственно закрывать прибыльную позицию раньше времени и тянуть с фиксацией убытков до последнего.
Вот в борьбе с психологическими слабостями четко сформулированная стратегия может помочь... нет, не выиграть, а, абстрагировавшись от психологических слабостей, выйти на математический уровень «пятьдесят на пятьдесят» и таким образом не обанкротиться в первый же год работы на рынке, как это происходит со многими новичками. Стабильно обыгрывать рынок невозможно, хотя бы потому, что это означает обыгрывать и самого себя.
Даже тот метод торговли, что приносит прибыль сегодня, может дать сбой завтра. Все стратегии тестируются на исторических данных. А уж что точно не работает на рынке, так это статистическая экстраполяция. Ну, а раз нет заведомо выигрышной стратегии, значит, не существует и заведомо проигрышной. Торгуя, не отклоняясь от выработанных правил, можно рассчитывать, что математическое ожидание рано или поздно оправдает ваше собственное, хотя... Если стратегия будет основана на принципе «продай в шорт и жди», то в долгосрочной перспективе она может принести прибыль разве что в случае какого-то жуткого катаклизма. Но вот нужна ли будет кому-нибудь прибыль в случае начала ядерной войны, к примеру?
* Закон, гласящий, что у победы множество героев, а виновник поражения всегда один, редко применяется в частном трейдинге. Рядовой спекулянт всегда «знает», кто привел его к убыточной сделке. Чаще всего виноватыми оказываются представители нескольких крупных групп.
Во-первых, аналитики со своими не вовремя подвернувшимися обзорами и прогнозами, которые не только «заставляют» доверчивых трейдеров совершать приводящие к убыткам сделки, но и не дают им действовать в соответствии с собственным «полностью подтвердившимся» впоследствии анализом. ...
* Лох – это судьба!
* Периодически повторяющаяся последовательность звуков боулинга умиротворяла. Раз за разом: глухой удар шара о дорожку, удаляющийся гул и итоговый треск разлетающихся кеглей... Развлечение, основанное на загнанной в цивилизованные рамки человеческой страсти к разрушению. Будь то снежная крепость, песочный замок или миллионы поставленных на ребро «доминошек», после утоления жажды созидания неизменно следует искушение по-садистски медленно сломать, сокрушить, обвалить и насладиться видом руин.
* в борьбе за человеческое внимание трагичное всегда даст фору удивительному.
* Ничто не втягивает в игру лучше, чем стремление отыграться.
* - Короткие периоды времени бывают удивительно насыщенными, вы не находите.
* - Самый непогрешимый и единственно достойный доверия инсайд – тот, что в полном соответствии со смыслом этого термина сидит внутри каждого из нас. Внутренний голос, если его не затыкать, редко когда обманывает. Он – ваш главный союзник...

Людмила Улицкая — Казус Кукоцкого

* Симона Вайль: Истина лежит на стороне смерти.
* Трудно сказать, что из чего проистекает – хороший характер ребенка из любви, которую безмерно и нерасчетливо изливают на него родители, или, напротив, хороший ребенок вызывает в душах родителей все лучшее, что в них заложено.
* Достоинства жены восхищали его, а недостатки умиляли. Это и называется браком. Их брак был счастливым и ночью, и днем, а взаимное понимание казалось особенно полным оттого, что, будучи скрытными и молчаливыми по натуре и обстоятельствам воспитания, оба нисколько не нуждались в словесных подтверждениях, которые так быстро изнашиваются у разговорчивых людей.
* в честных заблуждениях аккумулируются большие силы.
* – Душа моей души...

---

* Учительница подошла к ней и спросила, в чем дело.
– Можно я пойду домой? – прошептала Таня.
– После четвертого урока ты пойдешь домой, – твердо сказала учительница.
В первый раз в жизни Таня столкнулась с чужой волей, с насилием в его самой легкой форме. До этого момента желания окружающих и ее собственные счастливо совпадали, и ей в голову не приходило, что может быть иначе... Оказывается, это и была взрослая жизнь – подчинение чужой воле… С этого момента оказалось: чтобы по-прежнему быть счастливой, надо быть уверенной, что ты сама желаешь именно того, чего от тебя требуют взрослые...
* Прожив ... почти двадцать лет в монастырях, она знала, что любого рода неполноценность – умственная, физическая, нравственная – явления чрезвычайно распространенные и как раз здоровый человек скорее исключение из печального правила всеобщей, всемирной болезни.
* Ужасно, что вся прожитая жизнь делается бессмысленной. Если человек все про свою жизнь забыл – и родителей, и детей, и любовь, и все радости, и все потери, – тогда зачем он жил?
* Ведь важны не только большие, значительные события. Удивительно, но каким-то образом маленькие, незначительные события по мере удаления оказываются важнейшими. А особенно сны...
* А как быть с беспамятством? Если я забыла? Я теперь так много всего забываю, что наверняка и грехи свои забываю. А тогда в чем же смысл покаяния и прощения? Если нет вины, то и прощения быть не может.
* Окна и двери... Окна и двери... Даже ребенку ясна разница: дверь – граница. За дверью – другое помещение, другое пространство. Входишь туда – изменяешься сам. Невозможно не измениться. А окно только одалживает свое знание на время. Заглянул – и забыл.
* непонятного очень-очень много. Так, в обыденности для всех яснее ясного, что жизнь логично и неотвратимо делится на прошлое, настоящее и будущее, и к этому хорошо приспособлены и все наши чувства, и все мысли. Даже сам наш язык с его грамматикой. Но при этом совершенно поразительно единство каждого данного момента, когда два человека находятся вместе, пусть даже просто в одной комнате, и у каждого из них прошлое разное, и будущее, после того, как один из них покинет комнату, тоже разное, а в этот единый миг, это настоящее – общее. И такие мгновения не так уж редко выпадают. И запечатлеваются они очень сильно. И когда их вспоминаешь, то они как будто возобновляются, но получается какая-то новая грамматика, в нашем языке не осуществленная...
* Чтобы знать сплетни, надо все-таки иметь к ним известный интерес.
* С годами Павел Алексеевич находил все более смысла в чтении древних историков.
– Это единственное, что примиряет меня с сегодняшними газетами, – постукивал он твердым, в йодистой рамке ногтем по кожаному переплету «Двенадцати цезарей».
Таня удивленно поводила тонкой, с фамильной кисточкой у основания, бровью:
– Не вижу никакой связи, пап.
– Как тебе сказать? Юлий Цезарь был гораздо талантливее Сталина как полководец, Август во сто крат умней, Нерон более жесток, а Калигула более изобретателен на всякую мерзость. И все, решительно все, и самое кровавое, и самое возвышенное, становится исключительно достоянием истории.
Таня приподнялась с подушки:
– Но как-то грустно думать, что все так бессмысленно и все жертвы напрасны.
Павел Алексеевич усмехнулся и погладил шагреневый переплет:
– Какие жертвы? Не бывает никаких жертв. Есть только инстинкт самооправдания, оправдания действий, иногда глупых, иногда бессмыссленных, чаще злых и корыстных... Через какую-нибудь тысячу лет, Танечка, а может, через пятьсот, старый гинеколог вроде меня – уж нашу-то профессию никакой прогресс не отменит – будет читать старинную русскую историю двадцатого века, и там будет две страницы про Сталина и два абзаца про Хрущева. И несколько анекдотов...
* В заветном своем ночном писании в те месяцы он отметил: «Такое засилие болтунов настало, какого прежде не было. Развелось множество людей, профессия которых – исключительно пустое и даже подлое словоговорение. Весь народ заметно поделился на говорящих и делающих. Целые учреждения, специальные должности – ужасная зараза. ... Дело, профессия – единственная точка опоры. Все прочее весьма колеблется».
* – Ты хочешь говорить о профессионализме? – спросил он дочь.
– Именно, – кивнула она.
– Видишь ли, профессия – это угол зрения. Профессионал очень хорошо видит один кусок жизни и может не видеть других вещей, которые его профессии не касаются. ... Конфликт принципиально существует. Ты только не забывай о том, что приговор в некотором смысле всем подписан заранее – и врачам, и пациентам.
Таня вскинула брови:
– Ты хочешь сказать, что все люди смертны? Если это принимать во внимание, то получается еще хуже. Еще гнусней. Ни в чем нет ни капли смысла. ...
– Ну, это вообще в расчет не берется. Идиотское рассуждение. В нашем деле, Таня, профессионал тот, кто берет на себя ответственность, выбирает из имеющихся возможностей наиболее приемлемую, иногда это выбор жизни или смерти. В медицине есть своя этика, возьми Гиппократа, почитай, уже он об этом писал. Есть готовые решения: в моей профессии, когда надо выбирать между жизнью ребенка и жизнью матери, обычно выбирают жизнь женщины. Это не так уж редко происходит.
* – Извини, деточка. А кем ты хочешь быть?
Таня уже прыскала слезами. Павел Алексеевич этого не выносил.
– Я хочу быть плохой девочкой, которая никого не режет!
– Ты с Ильей Иосифовичем поговори. Он философ. Докажет тебе, что все есть материал. И мы с тобой, и крысы, и дрозофилы, все едино. Меня не интересует философия. Я занимаюсь прикладными вопросами – поворот на ножки, двойное обвитие пуповины... Я отказываюсь решать вопросы мирового значения. У нас и так полстраны только этим и занимается... Это безответственное занятие. А всякий, кто вообще что-то делает толковое, несет ответственность. Большинство людей старается не делать вообще ничего...
– Не хочу я такой ответственности! – злые слезы уже текли по Таниному лицу. Она ждала от отца сочувствия и понимания, но ничего подобного в нем не находила. Павел Алексеевич смотрел на нее чужим и неодобрительным глазом:
– Тогда надо было играть на пианино. Или пересаживать кактусы. Или, если хочешь, чертить чертежи... а не наукой заниматься...
* Есть множество причин, которые удерживают людей от приближения друг к другу: стыдливость, страх вмешательства, равнодушие, физическое отвращение, в конце концов. Но есть и поток противоположный, влекущий, притягивающий до полной, самой возможной близости. Где эта граница? Насколько она реальна? Очертив условный магический круг, больший или меньший, каждый живет в самим собой ограниченной клетке и относится в этому умозрительному пространству тоже по-разному. Один своей воображаемой клеткой дорожит безмерно, другой тяготится, третий желает впустить в свое личное пространство своих избранных любимых и выставить тех, кто туда напрашивается...
Среди множества людей, знакомых Павлу Алексеевичу, большинство вообще не выносили никакой самоизоляции, более всего боялись остаться наедине с самим собой и готовы с кем угодно чай пить, беседовать, делать разнообразную работу, лишь бы не оставаться в одиночестве. Пусть даже неудобства, боль, страдания, но лишь бы публично, лишь бы на людях. Они и придумали пословицу: на миру и смерть красна… Но люди мыслящие, созидающие, да и вообще чего-то стоящие, всегда ограждают себя этой защитной полосой, зоной отчуждения… Каков парадокс! Самые тяжкие обиды как раз из-за того и происходят, что даже самые близкие люди по-разному проводят внешние и внутренние радиусы своей личности. Одному человеку просто необходимо, чтобы жена его спросила пять раз: почему ты сегодня бледен? как ты себя чувствуешь? Другой даже излишне внимательный взгляд воспринимает как посягательство на свободу...
* – Откуда ты знаешь? Ты же Библию сроду не читал?
– Читал я. Только я тогда, ничего не вычитал. Но я, понимаешь, еврей. А евреям Библию за так дали. Она в нас растворена, а мы в ней. Даже если это нам не нравится. И даже если это не нравится вам... Поэтому, когда мне ее предъявили в один ответственный момент, оказалось, что я и она – одно. Несмотря на то что второго такого идиота, эгоиста и ничтожества мир не видывал.
* Что ты видишь, зависит от места, а уж место зависит от тебя самого. Но это не должно тебя огорчать.
* – Я прежде думал, глупость не грех, а несчастье. Теперь переменил мысли. Глупость – большой грех, потому что содержит в себе самоуверенность, то есть гордыню.
* Солнце уже шло на закат. Павел Алексеевич встал, попрощался, обещал прийти еще раз, если получится. Лев Николаевич, пригласивший его для беседы о естествознании, похоже, мало интересовался теперь его мнением. Ему хотелось скорее перечитать свой старый рассказ. Как и всем старикам, собственное мнение ему было важнее чьего бы то ни было…
* – Душа моей души, – шепнул он в мокрые завитки над ее ухом и крепко прижал ее к себе.
* Когда они расположились друг в друге вольно и счастливо, душа в душу, рука к руке, буква к букве, оказалось, что между ними есть Третий. Женщина узнала его первой. Мужчина – мгновение спустя.
– Так это был Ты? – спросил он.
– Я, – последовал ответ.
– Боже милостивый, какой же я был идиот... – застонал мужчина.
– Ничего страшного, – успокоил его знакомый с юности голос.
Страшного не было ничего…
* Ночные километры вымощены были размышлениями: еще недавно жизнь представлялась ей как ровная дорога в гору, постепенное восхождение, целью которого был научный подвиг, соединенный воедино с заслуженным успехом и даже, может быть, славой. А теперь она видела вместо героической картинки ловушку, и наука оказалась идолом точно таким же, как убогий навязываемый социализм, который последние годы все чаще называли по радио «социализьмом» в угоду малограмотному Хрущеву, двух слов свести не умеющему... Когда она была маленькой, естественным было деление на «мир взрослых» и «мир детей», «мир добрых» и «мир злых». Теперь ей открылось иное измерение – «мир послушных» и «мир непослушных». И речь шла не о детях, а о взрослых, умных, просвещенных, талантливых… Таня решительно и радостно перешла во вторую категорию. Пожалуй, неясно было только с отцом – он не укладывался ни в какую категорию. Вроде бы он был общественно полезным, то есть послушным, однако всегда поступал по-своему, навязать ему чужое мнение, заставить подчиниться было невозможно…
* «Когда денег нет совсем, гораздо лучше, чем когда их мало».
* Вот ведь какие странности – не помнил Павел Алексеевич никакой Карантинной улицы. А Елена помнила. Что за прихоти памяти? Совместная двадцатилетняя жизнь, в которой один помнит одно, другой – другое… В какой же мере была она совместной, если воспоминания об одном и том же так различаются?
* Таня поцеловала Василису в темечко, покрытое черным платком:
– Скажи, чего тебе принести?
– Ничего не надо. Сама-то приходи, – неприветливо ответила Василиса.
– Я прихожу...
Таня вышла вместе с Геной на улицу. Он взялся ее провожать.
Тома повела Елену в ванную сменить многослойные тряпки, уложенные мягким валиком в старые купальные трусы, натянутые под более просторные панталоны, на сухую прокладку. Тома не обращала ни малейшего внимания на ее стыдливое сопротивление, она делала это каждый вечер и каждый вечер приговаривала скороговоркой, без всякого укора:
– Да вы стойте, стойте, мамочка, поменять надо мокрое... Вы же мне мешаете...
Потом она подмывала и вытирала бедную Елену, делала все это ловко и грубовато, как делают дешевые няньки в больницах. Елене было так стыдно, что она закрывала глаза и выключалась. Такое маленькое и легкое движение делала, оно называлось «меняздесьнет». Потом Тома толкала Елену перед собой, вела ее в спальню и укладывала. После чего звала Василису, и та садилась в ногах и принималась бормотать свое вечернее славословие – длинную скомканную молитву, слепленную из обрывков молитвенных формул, псалмов и собственных восклицаний, среди которых чаще всего поминалась «христианская кончина, мирная, безболезненная и непостыдная»...
Елена смотрела светлеющими от года к году ясными глазами, которые когда-то были синими, а теперь дымчато-серыми, из одной темноты в другую…
* – ... нравственные основы подорваны. Безнравственная наука оказывается хуже и опаснее безнравственного невежества…
Тут Павел Алексеевич оживился:
– Вот-вот, Илья, всегдашняя твоя тенденция, все в одну кучу валишь. Путаешься в понятиях. Нравственного невежества быть не может. Нравственным может быть малограмотный. И вовсе безграмотный человек, как наша Василиса, может быть нравственным. Из твоих слов следует, что наука антитеза невежеству. Это ошибочно. Наука – это способ организации знания, невежество – отказ от познания. Невежество – не малознание, а установка. Парацельс, к примеру, об устройстве человеческого тела знал меньше, чем сегодня рядовой врач, но невежей его никак не назовешь. Он знал об относительности познания. Невежество ничего не предполагает, кроме своего собственного уровня, именно поэтому нравственного невежества не бывает. Невежество ненавидит все, что ему недоступно. Отрицает все, что требует напряжения, усилия, изменения точки зрения. Да, впрочем, что касается науки, я не думаю, что и у науки есть нравственное измерение. Познание не имеет нравственного оттенка, только люди могут быть безнравственными, а не физика или химия, а уж тем более математика…
* Проблемы, несмотря на неправдоподобную идиллию, конечно, были. Например, климат. Холодный. Или, вот, как достать в ночное время бутылку водки. У таксиста? Махнуть в аэропорт? Или политический строй… Неудобный и отчасти опасный. С другой стороны, всюду есть какой-то строй, а там, где его нет, либо горные кручи, либо дикие звери с ядовитыми змеями. И другие неудобства...

{А вторая глава -- она, на самом деле, последняя; должна читаться после четвёртой, когда уже все, наконец, умерли...}

* «Сгорит... Конец», – ужаснулся Бритоголовый.
Жужжание прекратилось, свет внутри шара выключили, он стал матовым, полупрозрачным. Как будто остывал... А потом раскрылся.
Из шара вышел Иудей. Руки его по прежнему были вытянуты вперед, как будто на них все еще лежала стопка книг. Но никаких книг не было. Кажется, вообще ничего не было.
– Сгорело. Все сгорело. – Бритоголовый догадался, что именно держал в руках его любимый дурацкий друг: все его мысли, труды, планы, книги, доклады, и все его глупые подвиги, тюремные труды, и все благородные поступки, постоянно оборачивающиеся страданиями для окружающих...
Иудей поднял правую ладонь, так что Бритоголовый совершенно ясно увидел тонкую светлую пластинку, отливающую металлом. На пластинке было написано слово, которое, несмотря на дальность расстояния, Бритоголовый прочитал.
НАМЕРЕНИЯ – вот какое слово сияло на пластинке...
– Господи боже мой, – взмолился Бритоголовый, – а как же ад, который вымощен... Неужели наши намерения могут нас оправдать?
* постепенно открывалось, что в этой серенькой толпе нет статистов, каждый персонаж имеет свой собственный сюжет. Скорее не сюжет, а задание, сформулированное по известному сказочному принципу: пойди туда – незнамо куда, принеси то – незнамо что… Похоже, что все они, как каторжники к ядру, были прикованы к какому-то заданию и не могут отсюда выбраться, покуда его не исполнят. Создавалось, однако, впечатление, что не все они даже догадываются, чего именно от них ждет неведомый режиссер всего этого действа. Да и сам Бритоголовый точно не знал, зачем он здесь находится.
* – ... Мне кажется, здесь вообще лучше не противиться, а принимать... Выходить навстречу, так сказать...
* ее присутствие не создавало для него никаких особых трудностей, просто ныло, как старый шрам, натертое место в душе...
* – Надо двигаться. Мы должны перебраться на другой берег. Не торопитесь, пусть медленно. Пусть по сантиметру. Никто из вас не пропадет. Мы все туда переправимся. Только не бойтесь. Страх мешает двигаться...
* – Да, Профессор. Не могу от вас более скрывать: вы умерли.
Профессор содрогнулся, ощутил жгучую, такую знакомую по сердечным приступам пустоту в груди. Руки и ноги похолодели. Все эти ощущения были явными знаками жизни, и это его успокоило, он засмеялся, приложив руку к области сердца:
– Вы шутите. А я вот действительно могу умереть от подобных сообщений!
– Никаких шуток. Но если вам приятнее другая формулировка, можете считать, что земная жизнь окончена.
– Таким образом, я в аду? – Профессор заерзал на тумбе. – Имейте в виду, я ни во что такое... не верю!
– Да я, собственно, тоже ни в какой ад не верю. Но на время вам придется смириться с существующим положением вещей.
* Бедный человек, голова – два уха! Молоточек – наковальня... Стремечко – уздечка... Улитка о трех витках, среднее ухо, забитое серными пробками, и евстахиева труба с чешуей отмершей кожи внутри… Десять корявых пальцев и грубый насос легких... Какая там музыка! Тень тени… Подобие подобия… Намек, повисающий в темноте...
Самые чуткие смазывают слезу, распластанную по нижнему веку... Тоска по музыке... Страдания по музыке...
Бог и господь, явися нам! Явился. И стоит за непроницаемой стеной нашей земной музыки...
* – Любовь осуществляется на клеточном уровне – вот суть моего открытия. В ней все законы сосредоточены – и закон сохранения энергии, и закон сохранения материи. И химия, и физика, и математика. Молекулы тяготеют друг друга в силу химического сродства, которое определяется любовью. Даже страстью, если хотите. Металл в присутствии кислорода страстно желает быть окисленным. И заметьте главное, эта химическая любовь доходит до самоотречения! Отдаваясь друг другу, каждый перестает быть самим собой, металл делается окислом, а кислород и вовсе перестает быть газом. То есть самую свою природную сущность отдает из любви… А стихии? Как стремится вода к земле, заполняя каждую луночку, растворяясь в каждой земной трещинке, как облизывает берег морской волна! Любовь, в своем совершенном действии, и обозначает отказ от себя самого, от своей самости, во имя того, что есть предмет любви...

Максим Фрай — Волонтеры вечности

Лабиринты Ехо – 2

* Время все лечит, разумеется, но так медленно, черт, слишком медленно!

* - Великодушие - дело наживное, поскольку является прямым следствием приятно проживаемой жизни.

* Все обычно идет хорошо, пока мы спокойны, это - закон природы...

* - Жуй, сэр Макс, жизнь прекрасна!

* Люди остаются людьми до тех пор пока им чего-то недостает.

* Никогда не знаешь, где начинаешь рисковать жизнью, это вообще непрерывный процесс...

* Если уж все равно приходится мыслить, лучше делать это, придерживаясь хоть какой-то логики!

---

* - Радость моя! Тебе не кажется, что гостей надо кормить? Для того они, собственно, и приходят, чтобы есть!
* - И что, люди в это верят?
- Разумеется, верят! Их же хлебом не корми, дай приблизиться к чуду, пусть даже самому ужасному. Жизнь так однообразна!
* Вопрос генеральной уборки стоял уже давно и с каждым днем становился все острее. ... Разумеется, я мог вызвать для такого дела какого-нибудь специального человека, из тех невезучих ребят, что зарабатывают себе на жизнь, отскребая дерьмо от чужих задниц... Но мне не нравилась эта идея. Придет в мой дом какой-то бедняга, будет ползать по гостиной с мокрой тряпкой, я буду на него командовать, потом он перероет мои шкафы, выбросит нужные бумaги, разобьет пару безделушек, а остальные расставит не так, как надо... Кошмар!
* ...до дома я все равно добрался: некоторые вещи просто невозможно предотвратить!
* - Полный караул!
* - Полный конец обеда!
* Мелкие преступления вообще легче предупреждать, чем расхлебывать.
* Время все лечит, разумеется, но так медленно, черт, слишком медленно!
* Завтрак - не самая ужасная вещь в Мире, если задуматься!
* Обычно так оно и бывает: за все, что легко получается, приходится очень дорого платить!
* - Андэ, дружище, садись вперед, уж больно ты много места занимаешь, не обижайся!
- Да, меня много! - Важно кивнул Андэ. - Ничего страшного, я никогда не обижаюсь, поскольку только необразованные плебеи способны обижаться на простую констатацию факта...
* - Нужно быть великодушнее к людям, сэр Андэ! Все мы, в сущности, такие хрупкие конструкции...
* - Великодушие - дело наживное, поскольку является прямым следствием приятно проживаемой жизни.
* - Знаешь, Шурф, просто это как-то не вяжется с моими представлениями о собственных возможностях.
- А... Ну, это пустяки. Ни у кого нет реальных представлений о собственных возможностях, это свойственно людям вообще и магам в частности, даже хорошим... Не переживай, ты еще и не такое можешь!
* нет ничего хуже, чем настоящее могущество и никакой самодисциплины!
* Все обычно идет хорошо, пока мы спокойны, это - закон природы...
* Да здравствует раздвоение личности - кратчайший путь к душевному равновесию!
* - Может быть да, а может быть и нет. Какая тебе разница?
- Не знаю... Просто когда мне удается найти какое-нибудь приемлемое объяснение происходящему, у меня улучшается аппетит.
* - Вы в курсе нашего дела? - Я попытался завести светскую беседу о служебных проблемах.
* - Никто не знает, чего можно ожидать от кого бы то ни было в критических обстоятельствах!
* "Молодцы, вы у меня просто молодцы!" - Сэр Джуффин обожает хвалить своих сотрудников, "молодцы" мы там, или нет, а комплиментов на наш век у него хватит!
* - Тише, тише, моя милая!...
- Я не твоя и не милая!
- Хорошо! Чужая и противная!
* Это самое страшное -- знать, что может быть лучше, чем есть...
* принято полагать, что все к лучшему, может оно и так.
* - Жуй, сэр Макс, жизнь прекрасна!
* - Вы так думаете?
- Я так говорю. Что я думаю - это мое дело, правда?
* - Отвернись на секнуду, дай мне уйти!
- Да, конечно. А это обязательно - отворачиваться?
- Разумеется, нет. Но когда на тебя не смотрят, исчезнуть гораздо легче, а я очень ленив, знаешь ли...
* - А как же ребята? Что вы им сказали? И как вы все это время без меня справлялись, в конце концов?!
Мне почему-то стало обидно. Как в детстве, когда тебя зовут домой обедать, и ты уходишь всего на час, а потом возвращаешься во двор и выясняешь, что твои товарищи прекрасно обходились без тебя, и даже успели затеять какую-то новую интересную игру, правила которой тебе неизвестны...
* Это было лучше, чем просто хорошо, гораздо лучше!
* - Ужас, всего год прошел, а все так изменилось!
- Год и сорок восемь дней, - поправил меня Мелифаро, - можешь себе представить, все время, пока тебя не было, мы делали зарубки на столе в зале Общей Работы, дни считали!
- С ума сойти! - Восхитился я. - Считали?! Ну вы даете!
- Конечно! Это были самые светлые и спокойные дни в нашей жизни. Человек имеет право знать, как долго он был счастлив!
* - Вот так-то! По всему выходит, что я - болван!
- Тоже мне, горе!
* Барышня всем своим видом старалась показать, что ей совершенно неинтересно, что будет дальше. Я мог только посочувствовать бедняжке: хорошо сделать свое дело и бодро отправиться на фиг, не узнав, чем все закончилось - действительно обидно!
* - Я - Нальтих Айимирик, - сдержанно представился старик, - и я не совершил никаких дел, достойных упоминания.
Я восхищенно покрутил головой. Это же уметь надо: с таким величественным видом сообщить о собственном ничтожестве!
* - Кстати, Куруш, а как его нужно хоронить? Я имею в виду, чтобы сделать ему приятное?
- Людям Арвароха это безразлично. После того, как человек умер, остальное не имеет значения.
* - Умереть и сразу же снова родиться... Странное занятие! - Неожиданно подал голос Лонли-Локли.
- Да, как только люди не развлекаются!
* - Чем ниже уровень культурного развития народа, тем сильнее их приверженность традициям! - Поучительно заметил Лонли-Локли. - Это же элементарно!
* иногда слишком большой выбор - скорее наказание, чем благо!
* По дороге мы молчали, но это было не напряженное молчание, от которого начинает звенеть воздух, а умиротворенное задумчивое молчание двух старых друзей. Я и не предполагал, что так быстро начну понимать, что у хорошей дружбы действительно есть некоторые преимущества перед страстью, как и утверждал мудрый сэр Джуффин Халли...
* - Я не собираюсь лопнуть, только напиться. Кажется, мне очень паршиво!
- Это бывает. Но потом непременно проходит, иначе жизнь могла бы показаться невыносимой.
* - А я думала, что вы все обо всех знаете, сэр Макс!
- Все! Кроме имен, адресов и дат рождения. На это у меня просто не хватает интеллекта...
* ...перейти на "ты" - это звучало заманчиво. Трудно соблазнить женщину, к которой обращаешься на "вы"...
* - Вы такой суровый, что я сейчас заплачу!
* - Бузить нужно на трезвую голову! Никто не может произвести больше шума, чем абсолютно трезвый человек, поставивший себе цель перевернуть мир.
* - ...тебе придется хорошо сосредоточиться на ощущениях в собственных ступнях. Так, словно у тебя нет ничего кроме пяток. Тебе понятно?
- Разумеется, нет, но я попробую.
* судьба действительно мудрее нас, что бы там не думали люди...
* - Два года - не так уж это много, если разобраться.
- Это очень много. Ты когда-нибудь пыталась сосчитать, сколько дней нужно прожить, чтобы миновал хотя бы один год?
* - ...мне кажется, что он хочет вернуться к тебе.
- Под небом рождается слишком мало существ, чьи желания имеют какое-то значение! И Лелео - не один из них, так же, как и я сам.
* Люди остаются людьми до тех пор пока им чего-то недостает.
* - От привычек надо избавляться, особенно от ... бесполезных. Слепое следование привычке свидетельствует о том, что ты не осознаешь
свои действия.
* - Так чему же Кима пытался тебя научить?
- У него спроси. Наверное, ему казалось, что он учит меня мудрости...
- Грешные Магистры, да что же он такое тебе сказал?
- Наверное ничего особенного. Но мне показалось, что хуже нельзя было и придумать! Он начал издалека: "Меламори, девочка моя, я прекрасно понимаю, что с тобой происходит." Кстати, ты заметил, что этот Мир полон людей, которые совершенно уверены, что прекрасно понимают, что происходит с остальными?... А потом он и заявляет: "Тебе кажется, что с тобой происходит нечто необыкновенное. Но можешь мне поверить: с тобой случилось самое банальное событие, какое только могло с тобой случиться! Любовь - всего лишь уловка природы, с помощью которой она заставляет людей производитьпотомство." Вот что он мне выдал! Мне трудно объяснить тебе, Макс, почему, но эта фразочка меня доканала...
- Довольно цинично. Нормальный влюбленный человек совершенно не в силах спокойно пережить сообщение, что с ним случилось нечто банальное...
* Это только со стороны кажется, что человеку должно быть приятно, когда за него кто-то переживает...
* - Наверное, из меня мог бы выйти неплохой литературный критик...
- А что это за профессия?
- Самая бесполезная профессия во Вселенной! Критики читают то, что написали другие люди, а потом пытаются объяснить, почему им это не понравилось. Иногда они умудряются прилично на этом заработать!
* Никогда не знаешь, где начинаешь рисковать жизнью, это вообще непрерывный процесс...
* - Никогда бы не подумал, что кто-то будет читать мне лекции о пользе осторожности! Я ведь - довольно трусливый парень, трусливый и очень осторожный, даже слишком, разве ты не заметил?
- Тебе так только кажется. Люди, знаешь ли, часто преувеличивают свои достоинства!
* - Макс, сделай пожалуйста вид, что тебе все ясно. Я понимаю, что это не так, но мне будет приятно!
* - у меня есть все основания полагать, что вы отлично справитесь и без нас. Правильно я говорю, Макс?
- Поживем - увидим.
- Самый лучший ответ! - Усмехнулся Джуффин. - Ничего особенного от тебя не требуется, но кто-то должен принимать решения, время от времени. Особенно, в таком деле как наше. Правильные, или неправильные, это уже не так важно, главное, чтобы кто-то их принимал.
* - ...камра там просто отличная, так что не клевещите на свою прекрасную родину!
- Подумать только, какой патриотизм! Ну да, конечно, в чужую родину гораздо легче влюбиться, чем в свою собственную!
* - Любой Мир может рухнуть в любую минуту, причем именно "ни с того, ни с сего", об этом лучше вообще никогда не забывать. Когда задумываешься над этим, все остальные проблемы перестают быть такими уж важными, правда?
* - У нас, как всегда, весело. Это же пошло - так ржать на рассвете, господа! - Мрачно заметил заспанный Мелифаро. Его ярко-лиловое лоохи изумительно сочеталось с темными кругами под глазами. Вот кому было еще хуже, чем мне, пустячок, а приятно!
* - В общем, если хочешь суетиться - суетись. Кто я такой, чтобы лишать тебя права на ошибки?!
* Юхра тоже обещал подойти, когда закончит свою работу, но могу тебя уверить: это случится не раньше чем через дюжину лет! Сэр Юхра - самый неторопливый человек во Вселенной. Однажды он выполнял заказ моего отца. Полгода он пытался объяснить Корве, что у него ничего не получится, Юхра всегда так начинает. Потом он работал года два и сделал нечто невероятное, но совершенно не то, что от него требовалось. Но отцу так понравилось, что он согласился оставить скульптуру себе. После чего Юхра Юккори заявил, что эта работа очень дорога ему самому, и он не хочет с ней расставаться, ни за какие деньги... Дело кончилось тем, что мой бедный папа заплатил раза в три больше, чем они сначала договаривались, чтобы стать счастливым владельцем скульптуры, которая все равно не поместилась в нашем доме: этот гений даже не счел нужным придерживаться заданных размеров!
* Если уж все равно приходится мыслить, лучше делать это, придерживаясь хоть какой-то логики!
* человек имеет полное право менять одни привычки на другие
* В конце концов, за все надо платить: уж если ты решительно отказываешься принимать некоторые аспекты бытия окружающих тебя людей, будь готов, что рано или поздно эти самые люди перестанут принимать тебя самого, они просто аккуратно извлекут тебя из своей жизни, как здоровый организм отторгает инородное тело, во имя самосохранения...
* Я всегда был неисправимым идеалистом, удивительно еще, что я умудрялся прощать всему человечеству ежедневные походы в сортир, да и самому себе заодно...
* я долго бродил по городу, немного промок и замерз, но это не мешало получать удовольствие от прогулки. Вечерний город казался мне чужим и прекрасным, я с удивлением понял, что мог бы его полюбить, если бы у меня было на это время. Может быть все дело в том, что ночь преображает пейзажи, а может быть в том, что я чувствовал себя совсем чужим на этих широких улицах, а любить чужие места легко: у нас нет к ним никаких претензий, мы принимаем их такими, какие они есть...
* Нет никакой разницы, где находиться. Если вообще что-то имеет значение, так это - существо, из сердца которого ты смотришь вовне. Кто ты сам - это действительно важно.
* легче всего распоряжаться тем, что тебе не принадлежит...
* Ее молчание было легким и ни к чему не обязывающим, я знаю не так уж много людей, способных молчать таким приятным образом.
* "Любая дверь, открытая в темноте, приведет тебя туда, куда ты хочешь попасть. Должно быть очень темно, чтобы видимый мир не мешал проявиться невидимому, вот и все. Ты бы и сам додумался, рано или поздно, но мне уже смотреть тошно на твои мучения, коллега."
* - Обожаю, когда мне возражают, это делает жизнь не такой пресной!
* - Так сколько я там пробыл, Джуффин? Мне действительно интересно.
- Ты все время горячо интересуешься вещами, которые не имеют никакого значения.
* - В твоем отсутствии было что-то неуместное.
- Еще бы! Грешные Магистры, Шурф, именно "неуместное", лучше и не скажешь. Как ты все-таки умеешь обращаться со словами!
- Это - результат многолетнего подчинения процесса мышления суровой самодисциплине. Лет через девяносто ты тоже так научишься.
* - Я кажусь вам слишком молодым, да? Я уже понял, что у моей новой внешности есть свои недостатки: никто не хочет принимать меня всерьез.
- На мой вкус, это скорее достоинство. Это же отлично, когда тебя не принимают всерьез: можно спокойно заниматься своим делом, никто и не подумает обратить на это внимания...
* - ...вам действительно не следует беспокоиться на наш счет. Неужели вы думаете, что можно вернуться из путешествия, подобного нашему, и по-прежнему интересоваться такой ерундой, как номинальная власть?
- Все бывает. - Пожал плечами Джуффин. - Мое дело - предупредить. Работа у меня такая, знаете ли...
* - В случае чего, поступи с ними, как нижняя половина толстой чернокожей леди обычно поступает с несчастным котом Томом в конце чуть ли не каждой истории...

Предыдущее Exo

Следующее Ехо

Элизабет Джордж — Великое избaвление

Инспектор Линли — 1

* выбрав однажды, выбираем на всю жизнь.
* Люди делают глупости, о которых потом жалеют, просто потому, что это помогает им на минуту забыться, разве не так?
* – Вы ищете простых путей, инспектор?
– Стараюсь не уклоняться от них чересчур далеко, – улыбнулся Линли.

---

* Он становится все более рассеянным. Предвестие близкого конца, не так ли?
* – Я плохо разбираюсь в музыке.
– Я тоже мало что о ней знаю. Люблю слушать, только и всего. Боюсь, я из тех невежд, что говорят: «Я ничего в этом не смыслю, зато знаю, что мне по душе».
* Как странно, подумал Линли, все мы, принадлежащие к роду человеческому, прибегаем к одним и тем же жестам, стараясь без слов выразить охватывающее нас отчаяние. Рука взметнется к горлу, руки обхватят тело, словно пытаясь его защитить, поспешно одернем на себе одежду, выставим руки вперед, будто отражая удар. Он видел, как Тесса собирается с силами, чтобы пройти предстоящее ей испытание. Одна рука сжимала другую, как будто переплетенные пальцы могли сообщить друг другу силу и мужество. ...
* – ... За исключением отца Харта. Мы с ним принадлежим к одному поколению.
– Никогда бы не подумал, – торжественно заверил ее Линли.
Марша рассмеялась:
– Как это очаровательно, когда мужчина сразу угадывает, что дама нуждается в комплименте!
* Джиллиан читала, чтобы учиться. Для Роберты это был способ ускользнуть.
* Линли перебирал в уме различные модели: модели высказываний, модели представлений, модели поведения. Как странно, человек долго чему-то учится, прежде чем найти познаниям практическое применение. Теоретическое знание в конечном итоге неизбежно соединяется с опытом и приводит к некоей неопровержимой истине.
* – Люди, как правило, готовы на все ради тех, кого они любят.
* Лишь природа торжествует свою победу в борьбе со временем.
* – Жизнь нелегка. А хуже всего то, что она становится все тяжелее.

Предыдущее дело Линли (хронологически)

Следующее дело Линли

Стивен Кинг — История Лизи

* – Всё по-прежнему.
* иногда нет ничего лучше объятий. И это среди прочего она узнала от мужчины, чья фамилия стала её собственной... что иногда лучше всего молчать, просто закрыть свой вечно-назойливый рот и молчать, молчать, молчать.
* Некоторые воспоминания нормальны, но другие опасны. Так что оптимальный вариант – жить в настоящем. Потому что если ты ухватишься не за то воспоминание...
* Мокрая работа – исследование прошлого.
* Господи, поставь на этом точку.
* Девяносто восемь процентов того, что происходит в головах людей, совершенно их не касается.

---

* Лизи обладала редким, если не уникальным, талантом: предпочитала заниматься своими делами и совершенно не возражала, если кто-то другой занимался своими.
* Она ещё долго лежала, ... думая (не в первый раз), что остаться одной, прожив так долго в паре, странно и необычно. Задай ей такой вопрос при жизни Скотта, она бы ответила, что два года – достаточный срок, чтобы с этим свыкнуться, но на собственном опыте выяснила, что это не так. Время, похоже, ничего не делало, разве что притупило острую кромку горя, и теперь она рвала, а не резала. Потому что уже ничего не было «по-прежнему». Ни снаружи, ни внутри, ни для неё. Лёжа в кровати, где раньше спали двое, Лизи думала, что человек острее всего чувствует себя одиноким, когда просыпается и обнаруживает, что в доме никого нет. Из тех, кто способен дышать, – только ты да мыши в стенах.
* ...Я лежал рядом с тобой, и слёзы скатывались с моих щёк на подушку. Я любил тебя тогда, и я люблю тебя теперь, и я любил тебя каждую секунду между тогда и теперь. И мне без разницы, понимаешь ли ты меня. Понимание сильно переоценивают, но никто в достаточной степени не чувствует себя в безопасности.
* для всего есть своё время: время сеять и время собирать урожай; время одеваться и, соответственно, время раздеваться, да-да, и время это как раз и подошло…
* Иногда, хватает даже малости, чтобы отвести беду.
* Сколько лет должно уйти на то, чтобы простая суммарная тяжесть дней, проведённых вместе, выжала всё из обетов, которые даются при вступлении в брак? И каким счастливчиком ты должен быть, чтобы твоя любовь обогнала твоё время?
* разве храбрость – не одна из сторон красоты?
* ещё одна привычка, которая появляется у человека, если в течение десяти или двадцати лет он не испытывает проблем с деньгами: ты думаешь, что у тебя есть право пинками пробивать себе путь из угла, в котором оказался.
* людям нельзя разрешать строить дома с более чем двумя туалетами. Если их больше, люди начинают мнить себя великими.
* Остаток вечера напомнил Лизи о том, что Скотт называл Законом плохой погоды Лэндона: когда ты ложишься спать, ожидая, что ураган уйдёт в океан, он вдруг меняет курс, движется в глубь материка и сносит крышу твоего дома. А когда ты поднимаешься рано, чтобы подготовиться к надвигающемуся бурану, с неба падают лишь отдельные снежинки.
«А в чём смысл?» – спросила тогда Лизи. ...
«Смысл – СОВИСА», – ответил он.
«Совиса? Какая ещё совиса?»
«СОВИСА, любимая, – это «энергично поработать, когда сочтёшь уместным».
{SOWISA – Strap On Whenever It Seems Appropriate – энергично поработай, когда сочтёшь уместным (ЭПКСУ); смотри по обстоятельствам, впрягайся, если считаешь нужным (СПОВЕСН) – (англ.). Английская аббревиатура звучит куда как лучше.}
* иногда ты можешь только склонить голову и ждать, когда переменится ветер.
* Семьи засасывают.
* – Послушай, Лизи: люди могут забыть всё.
– Могут?
– Да. Теперь пришло наше время. Ты и я. Вот что имеет значение.
* – У тебя холизмический подход.
– Я не знаю этого слова.
– Он означает, что ты, когда смотришь на меня, видишь с головы до пят. С одного бока до другого, и всё, что ты видишь, одинаково важно.
* – Ты для меня – пруд, к которому мы всё спускаемся, чтобы напиться. Я рассказывал тебе о пруде?
Говоря о пруде, он вытягивает руки, словно погрузил бы их в пруд, будь такая возможность, и вытаскивал бы оттуда то, что там водится. ... Иногда он ведёт речь о пруде мифов, иногда – о пруде слов. Он говорит, что всякий раз, когда ты называешь кого-то умником или плохишом, ты пьёшь из пруда или бродишь по мелководью, а вот если ты посылаешь ребёнка на войну или туда, где он будет подвергаться смертельной опасности, потому что ты любишь родину и учишь ребёнка любить её, тогда ты плаваешь в этом пруду... на глубине, где также плавают голодные твари с большими зубами.
* – Хватайся за соломинки. Прикидывайся шлангом. Когда другое не помогает, предлагай деньги.
* Деньги делают и это. Превращают тебя в самого умного. Превращают в босса.
* ... Потом, вместо того чтобы сказать ей, что «пока есть жизнь – есть надежда», или «пусть улыбка станет твоим зонтиком», или «темнее всего бывает перед рассветом», или насчёт чего-то такого, что только-только вывалилось из собачьей жопы, просто обняла её. Потому что иногда нет ничего лучше объятий. И это среди прочего она узнала от мужчины, чья фамилия стала её собственной... что иногда лучше всего молчать, просто закрыть свой вечно-назойливый рот и молчать, молчать, молчать.
* Лизи по собственному опыту знала: насколько хорошо выглядит женщина, настолько хорошо она себя и чувствует.
* Некоторые воспоминания нормальны, но другие опасны. Так что оптимальный вариант – жить в настоящем. Потому что если ты ухватишься не за то воспоминание...
* – Ох, Лизи, – говорила Дарла с драматическими интонациями, – я просто не смогу уснуть.
Лизи было без разницы, будет ли Дарла есть, спать, курить травку или просрется на бегонии. Ей хотелось положить трубку.
* ... Лизи сунула книжицу в нагрудный карман блузки, а потом вытерла слёзы со щёк: некоторые всё-таки выкатились из глаз. Мокрая работа – исследование прошлого.
* Разговор с самим собой хорош тем, что нет нужды заканчивать фразу.
* ... В любом случае разговор этот состоится сейчас. «Точно так же, как за громом следует дождь», – сказала бы добрый мамик.
* – Я безумец. Безумец. У меня галлюцинации и видения. Я их записываю, вот и всё. Я их записываю, и люди платят деньги, чтобы их читать.
* – О пруде я тебе говорил, не так ли?
– Да, Скотт. К которому мы все приходим, чтобы утолить жажду.
– Да. И забрасываем наши сети. Иногда действительно храбрые рыбаки – Остины, Достоевские, Фолкнеры – даже садятся в лодки и плывут туда, где плавает настоящий крупняк, но пруд – дело тонкое. Он больше, чем кажется с берега, и глубже, чем может представить себе человек, и он может меняться, особенно с наступлением темноты.
* Ты хорош с теми, кого любишь. Ты хочешь быть хорошим с теми, кого любишь, потому что знаешь: твоё время с ними будет слишком коротким, как бы долго оно ни длилось.
* одна из старых аксиом Скотта: чем больше тебе приходится возиться, открывая посылку, тем меньше тебя волнует, что в ней. Лизи полагала, что аксиома эта применима ко всем пропавшим вещам...
* Лизи ... уже затерялась в стране сна, и он тоже затерялся, потому что, попав туда, они никогда не бывают вместе, и она боится, что сон – также и репетиция смерти, место, где могут быть грёзы, но нет любви, нет дома, нет руки, которая сжимает твою, когда стая птиц мчится по горяще-оранжевому небу на закате дня.
* если у нас нет ничего, кроме соломинок, мы хватаемся и за них.
* Может, когда ты добираешься до сути, правда – это бул, и она хочет одного: выйти наружу.
* ... Она помнит, как открыла рот, чтобы спросить, действительно ли он может это сделать, может взять её с собой, а потом закрыла, зная, что это один из тех вопросов, которые задают, если хочется выиграть время… а выиграть время стараются только в том случае, если вы по разные стороны баррикады, не так ли?
* странность и красота созданы не для обычных людей вроде неё, если сталкиваешься с ними не на страницах книги или в безопасной темноте кинотеатра.
* Она подумала о его руках, обнимающих её, о всех тех разах, когда его руки обнимали её, о его запахе, о его щетине на щеке, прижимающейся к её щеке, и подумала, что продала бы душу, да, свою бессмертную долбаную душу ради того, чтобы услышать, как внизу хлопнула дверь, и он идёт по коридору с криком: «Эй, Лизи, я дома… всё по-прежнему?»
* Есть много такого, чего они не говорят тебе о смерти, но одна из самых главных недомолвок – время, которое требуется любимому человеку, чтобы умереть в твоём сердце. «Это секрет, – думала Лизи, – и должен быть секретом, потому что у кого может возникнуть желание сближаться с другим человеком, если они будут знать, сколь тяжёлым станет расставание? В твоём сердце любимые умирают постепенно, не так ли? Как комнатное растение, которое никто не поливает, потому что ты, отправившись в поездку, забыла отдать его соседке, и это так печально…»
* Это пруд, к которому мы все приходим, чтобы утолить жажду, поплавать и половить мелкую рыбку; это также пруд, в котором только самые отчаянные решаются ловить крупную рыбу, отплывая от берега в утлых челнах. Это пруд жизни, но ... разные люди представляют его по-разному, и в этих версиях только два общих момента: пруд этот всегда расположен в Волшебном лесу, менее чем в миле от опушки, и там грустно. Потому что воображение – не единственное, что олицетворяет пруд. В нём ещё и (смирение) ожидание. Просто сидеть… смотреть на эти мерцающие воды… и ожидать. «Оно придёт, – думаешь ты. – Скоро придёт. Я знаю». Но ты не знаешь, что именно должно прийти, и так проходят годы.
* Она уверена: для любого, кто остаётся у пруда достаточно долго, уйти отсюда невозможно. Она понимает: если смотреть на пруд какое-то время, то увидишь всё, что хочется увидеть. Потерянных возлюбленных, умерших детей, упущенные шансы… всё.
* Лизи разжимает пальцы и позволяет афгану упасть на землю. Звук – всего лишь лёгкий вздох (с таким доводы против безумия проваливаются в бездонный подвал).
* ...Лизи решила обойтись без бюстгальтера. Надела брюки, свободную футболку, а сверху – жилетку, чтобы никто не таращился на её соски при условии, что кому-то охота таращиться на соски пятидесятилетней женщины. Согласно Скотту, такие желающие находились. Помнится, он сказал ей, что мужчины нормальной сексуальной ориентации таращатся на грудь любой женщины в возрасте от четырнадцати до восьмидесяти четырёх лет. Он утверждал, что между глазами и членом существует прямая связь, и мозг не имеет к ней никакого отношения.
* – Профессор, он скорее всего вам не позвонит. В таком случае вы в шоколаде. Если он всё-таки позвонит, передайте ему мои слова, и вы снова в шоколаде.
* Лизи положила трубку, прежде чем он успел ответить, откусила ещё кусок сандвича, достала из холодильника графин с лаймовым «кулэйдом», подумала о стакане и отхлебнула прямо из горла.
Конфетка!
* ...Аманда могла пожаловаться позже, обретя голос, чтобы жаловаться. Если бы смогла обрести голос. Да, но мир соткан из «если», как однажды сказал ей Скотт.
* Ох, Аманда, подумала Лизи… и её охватила грусть. Это был пруд, к которому мы все приходим, чтобы утолить жажду, за каждым глотком воображения, но, разумеется, каждый из нас видит его не совсем так, как другие.
* – Играйся в своей песочнице, Бетти.
* Идеи, заложенные с юных лет, никак не хотят умирать.
* – Поскорее обгони этот грузовик, а не то я задохнусь в его выхлопных газах.
– Я вижу только небольшой участок дороги. Не хочу столкнуться со встречной…
– Того, что ты видишь, достаточно. А кроме того, Бог ненавидит трусов.
* – Я думаю, у большинства детей есть место, куда они могут уйти, когда они испуганы, им одиноко или просто скучно. Они называют это место Внеземелье или Графство, Мальчишечья луна, если у них богатое воображение, и они создают его для себя. Практически все о нём забывают. Немногие талантливые вроде Скотта объезжают свои мечты и превращают их в лошадей.
* Реальность – это Ральф, вернувшийся домой три года спустя, и никто не знает, как ему это удалось. ... Скотт, конечно же, прав. Реальность – это пьяница, выигрывающий по лотерейному билету семьдесят миллионов и отдающий половину своей любимой официантке в баре. Маленькая девочка, которую вытащили живой из сухого колодца в Техасе, где она провела шесть дней. Студент колледжа, свалившийся с балкона пятого этажа в Канкуне и сломавший запястье. Реальность – это Ральф.
* – Ты слышала меня, маленькая Лизи? – спросила Аманда, и только тут до Лизи дошло, что её сестра говорила и говорила. Что-то о чём-то. Двадцать четыре часа назад она боялась, что Анда никогда больше не заговорит, а теперь вот сидит рядом и полностью игнорирует её слова. Но разве не так устроен этот мир?
* ...Скотт ... даже не составлял плана своих романов при всей сложности некоторых из них. Говорил, что план выхолащивает работу над книгой, отнимает радость, которую доставляет эта работа. Он утверждал, что писать книгу – всё равно что найти в траве яркую нитку и идти по ней, чтобы узнать, куда она выведет. Иногда нитка обрывалась и оставляла ни с чем. Но в других случаях (если тебе улыбнулась удача, если ты проявил смелость и выдержку) нить эта приводила к сокровищу. И сокровищем были не деньги, которые ты получал за книгу: сокровищем была сама книга. ...Лизи прожила со Скоттом много лет и верила. Создание книги представляло собой охоту на була. А вот не говорил он ей другого (хотя Лизи подозревала, что всегда об этом догадывалась): если нить не обрывалась, то она обязательно заканчивалась у пруда. Того самого пруда, к которому мы приходим, чтобы утолить жажду, забросить сети, поплавать, а иногда и утонуть.
* «Некоторым вещам приходится быть правдой, – говорил Скотт, – потому что у них нет другого выбора».
* Десять лет – достаточный возраст для того, чтобы знать: если поступления денег нет, мир переменится.
* – Люди думают, что много чего не могут, а потом неожиданно обнаруживают, что очень даже могут, когда оказываются в безвыходном положении.
* Видеть в действительности означает верить, по крайней мере иногда...
* P.S. Всё по-прежнему. Я тебя люблю.

Выловлено в пруду:
- любимое ругательство Дэнди -- "сладенький лысый Иисус".
- берьмо
- полный долбец
- "жди ветра перемен" означало «держись, крошка». В смысле, пока не сдавайся.
- «долбаный» вместо «грёбаный»
- Один удрал на север, другой на юг умчал, а тот назойливого рта на миг не закрывал.
- На небе не было ни облачка, и старый папаша Дейв Дебушер сказал бы, что "это действительно чертовски хороший день".
- Как там говорил папаня? "Стреляного воробья на мякине не проведёшь"?
- когда правит дьявол, деваться некуда
- Добрый мамик учила нас, что у тех людей, которые говорят сами с собой, есть деньги в банке.
- "В уединённом великолепии", - как сказала бы добрый мамик.
- Что ж, обмен - это честная игра, как любила говорить добрый мамик...
- слово "берьмо" придумал папаня Дэнди, который иногда говорил людям, что та или иная вещь нехороша, "вот я чуть и изменял эти слова".
- добрый мамик говорила, что в каждой семье есть несколько белых ворон, не так ли?
- В этой семье, где на всё была своя присказка, "потратить пенни" говорили, если человек шёл в туалет по малой нужде, и (странно, но правда) "похоронить квакера" - если по большой.
- Третий раз за день ("Бог любит троицу", - сказала бы добрый мамик) Лизи представилась как миссис Скотт Лэндон.
- "Симулирует как тормозной кондуктор", - сказал бы их папаня.
- Но он не торопился уходить ("Прилип, как зубная боль", - выразился бы папаня Дебушер).
- "Точно так же, как за громом следует дождь"
- "Сделано и забыто" - возвращаться ей совершенно не хотелось, она бы с радостью сидела на скамье и смотрела на "Холли-хокс", пока, говоря словами доброго мамика, "вечность бы не уполовинилась".
- День выдался холодным, холоднее сиськи колдуньи.
- "Ей (или ему) танго уже не танцевать", - иногда говорит отец, когда что-то разбивается, тарелка или стакан.
- Старайся, пока не треснут щёки, как говорил мой отец.
- Пробуй, пока не треснет щека, - отвечает отец. - Пробуй, и удачи тебе.
- "Да ладно, девушка должна сделать то, что должна".
- "Ноги в руки, и пошла", - сказала бы добрый мамик.