9 апр. 2008 г.

Р. Скотт Бэккер — Слуги Темного властелина


Князь Пустоты Prince of Nothing Воин кровавых времен*  — ...ни одна душа не бродит по миру в одиночку. Каждая наша мысль коренится в мыслях других людей. Каждое наше слово — лишь повторение слов, сказанных прежде. Каждый раз, как мы слушаем, мы позволяем движениям иной души пробуждать нашу собственную душу.
*  Чем более насущны заботы настоящего, тем сложнее видеть то, в чем прошлое предвещает будущее.
*  Быть несведущим и быть обманутым — две разные вещи.
    Быть несведущим означает быть рабом мира. Быть обманутым означает быть рабом другого человека. Есть лишь один вопрос: отчего, если все люди невежественны и тем самым являются рабами, это второе рабство так нас уязвляет?
*  ...за много лет работы он успел убедиться, что обстоятельства зачастую немилосердны к тщательно разработанным планам и что планы эти зачастую в результате все равно сводятся к таким вот опрометчивым поступкам.
*  Первый грех всегда горит ярче всего. Точно маячок, отмечающий начало пути.
*  Ничто не вводит в заблуждение вернее правды.
*  Жизнь есть бесконечное бегство от охотника, которого мы зовем миром.
*  Когда борешься с неосязаемым, неизбежно возникают сложности. Любая миссия, не имеющая конкретной цели, или та, цель которой превратилась в абстракцию, непременно рано или поздно принимает свои средства за цель, свою собственную борьбу — за то, ради чего она борется.
*  Когда двое людей молчат, молчание это зачастую бывает отягощено неблагоприятным смыслом: обвинениями, колебаниями, суждениями о том, кто слаб, а кто силен...
*  ...только безумцы и историки верят собственной лжи.
*  — Перебивать — это слабость. Нетерпение порождается страстями, а не интеллектом. ...
*  Быть предугаданным — одно из самых раздражающих оскорблений.
*  Измерению нет конца.
*  Он нарочно оборвал свой ответ на середине, чтобы сбить собеседника с толку. Прозрение куда сильнее, когда оно разрешает недоумение.
*  — Я знаю, что больно, Левет. Освобождение от мук можно обрести лишь через еще большие муки.
*  Края чересчур далекие, как и слишком близкие, священными быть не могут.
*  — Я вижу, ты ученик. Знание — это сила, верно? ... Не следует ли тебе, смертный, бояться меня, зная, кто я таков? Ведь страх — тоже сила. Способность выживать.
*  Какой раб упустит случай порадоваться слабости господина?
*  "Автор не раз замечал, что при зарождении великих событий люди, как правило, понятия не имеют, чем чреваты их действия. Эта проблема вызвана не тем, что люди слепы к последствиям своих поступков, как можно было бы предположить. Скорее, это результат того, сколь безумным образом тривиальное может обернуться ужасным, когда цели одного человека противоречат целям другого. У адептов школы Багряных Шпилей встарь была такая поговорка: "Когда один человек ловит зайца — он поймает зайца. Но когда зайца ловит множество людей, они поймают дракона". Когда множество людей следуют каждый своим интересам, результат всегда непредсказуем и зачастую кошмарен".
Друз Ахкеймион
*  Люди часто дают шутливые прозвища тому, чего втайне страшатся.
*  Познания и странствия выхолащивают мир, лишая его чудес, и, если сорвать завесу тайны, измерения мира скорее сжимались, чем расцветали. Нет, конечно, теперь мир для него сделался куда сложнее, чем в те времена, когда Ахкеймион был ребенком, но в то же время — гораздо проще. Повсюду люди занимались одним и тем же: хапали и хапали, как будто титулы "король", "шрайя", "магистр" были лишь разными масками, прячущими одну и ту же алчную звериную харю. Ахкеймиону казалось, что единственное реальное измерение мира — это алчность.
*  — Так ты знал... Ты с самого начала знал, что я не торговец.
    Насмешливый хохот.
    — Конечно! Ты слишком щедро сорил деньгами. Если садишься за стол с торговцем и нищим, то скорее нищий угостит тебя выпивкой, чем торгаш!
*  Для невежды нет ничего лучше чужого невежества.
*  Милосердие — роскошь, доступная лишь праздным!
*  — Но ведь такое уже бывало. Фанатики, манящие спасением в одной руке, чтобы отвлечь внимание от кнута в другой. Рано или поздно кнут станет виден всем.
*  Больше всего могущественные ненавидят перемены.
*  Все мы знаем, что вера не в ладах с разумом.
*  — Мятежа? — воскликнул Ахкеймион, зная, что теперь действовать следует осторожно. Такие слова подобны бочкам с вином — раз откупоренное, оно чем дальше, тем хуже.
*  — В скептицизме есть своя сила. Бездумно верующие первыми гибнут в опасные времена.
*  Воистину безумные времена! ... "Это время, в котором я живу. Все это происходит сейчас".
*  Осудить можно любой поступок. Подобно тому, как любой род можно возвести к какому-нибудь давно умершему королю, в любом действии можно разглядеть зерно некой потенциальной катастрофы. Достаточно только предусмотреть все возможные последствия.
*  Он предаст по той же причине, по какой всегда предают невинных — из страха.
*  — Но ведь все не так просто, верно, дружище? Наши решения основываются на сочетании знания и незнания.
*  Майтанет был разносчиком заразы, первым симптомом которой являлась слепая уверенность. Как можно приравнивать Бога к отсутствию колебаний, для Ахкеймиона оставалось загадкой. В конце концов, разве Бог — не тайна, тяготящая их всех в равной мере? Что такое колебания, как не жизнь внутри этой тайны?
*  Отчужденность никого не просвещает.
*  Он во стольких отношениях был богом для этих глупцов! Нужно постоянно помнить об этом — не только потому, что это лестно, но и потому, что они об этом не забудут. Они боятся, а значит, обязательно ненавидят...
*  — Эсменет... Ты ведь мне веришь, правда?
    Она ответила не сразу.
    — Верю ли я, что Консульт существует?..
    "Не верит". Ахкеймион знал, что люди повторяют вопросы потому, что боятся отвечать на них.
*  Старая тактика... Вербуя шпиона, надо прежде всего успокоить его, дать понять, что речь идет отнюдь не о предательстве, а, напротив, об иной, новой, более ответственной верности. Рамки — надо давать им более широкие рамки, в которых и следует интерпретировать события нужным тебе образом. Шпион, вербующий других шпионов, прежде всего должен быть хорошим сказочником.
*  Бросаться в глаза — скорее преимущество. Внимание привлекают те, кто прячется и таится, а не те, кто ведет себя шумно.
*  Но, невзирая на легенды о зверствах фаним, факт остается фактом: кианцы, хотя и язычники, на удивление терпимо относились к паломничествам айнрити в Шайме — разумеется, до того, как началась Священная война. Отчего бы народу, мечтающему уничтожить Бивень, оказывать такую любезность тем, кто его боготворил? Быть может, они делали это ради возможности торговать с ними, как это предполагали другие. Однако основную причину следует искать в их прошлом. Кианцы пришли из пустыни, и священное место называется в их языке "си'инкхалис", что означает буквально "большой оазис". У них в пустыне обычай требовал никогда не отказывать путнику в воде, даже если это враг. ...
    Вести разносились стремительно. Среди всех народов жрецы шрайских храмов и храмов разных богов произносили проповеди о зверствах и беззакониях фаним. Как, вопрошали они, как могут айнрити называть себя верными, когда град Последнего Пророка порабощен язычниками? Благодаря их страстным обличительным речам абстрактные грехи далекого экзотического народа сделались близки собраниям айнрити и преобразились в их собственные. Терпеть беззаконие, говорили им, означает поощрять греховность. Ведь если человек не пропалывает свой сад, не означает ли это, что он взращивает сорную траву?
    И айнрити казалось, будто их разбудили от корыстного сна и безделья, будто они погрязли в безответственном слабодушии. Долго ли станут боги терпеть народ, который превратил свои сердца в продажных девок, который позволил убаюкать себя мирскому процветанию? Быть может, боги уже готовы отвернуться от них, или, хуже того, обратить на них свой пылающий гнев!
    На улицах больших городов торговцы делились с покупателями вестями о все новых монархах, изъявивших желание встать под знамена Бивня. В кабаках старые солдаты спорили, чей командир благочестивее. Детишки собирались у очагов и, развесив уши, в страхе и трепете внимали рассказам своих отцов о том, как фаним, гнусный и бесчестный народ, осквернили чистоту немыслимо прекрасного города Шайме. А потом дети с криком просыпались ночами, бормоча что-то о безглазых кишаурим, которые видят с помощью змеиных голов. А днем, бегая по улицам или по лугам, старшие братья заставляли младших исполнять в игре роли язычников, чтобы они, старшие, могли лупить их палками, изображающими мечи. А мужья в темноте, на супружеском ложе, рассказывали женам последние новости о Священной войне и внушительным шепотом объясняли, какую великую цель поставил перед ними шрайя. Жены же плакали – но тихо, ибо вера делает сильной даже женщину, — понимая, что скоро их мужья покинут их.
    Шайме. Люди думали об этом священном названии – и скрежетали зубами. И казалось им, будто в Шайме стоит тишина, будто этот край затаил дыхание на много томительных столетий, дожидаясь, пока ленивые последователи Последнего Пророка наконец пробудятся от сна и исправят древнее дьявольское преступление. Они явятся с мечом и кинжалом и очистят эту землю! И когда все фаним умрут, они преклонят колени и поцелуют сладостную землю, что породила Последнего Пророка.
*  — С тобой он тоже так себя ведет?
    — Ты имеешь в виду: обсуждает вопрос вместо того, чтобы дать ответ?
*  Разница между сильным императором и слабым вот в чем: первый превращает мир в свою арену, второй — в свой гарем.
*  Когда две цивилизованные нации враждуют на протяжении веков, это великое противостояние порождает огромное количество общих интересов. У потомственных врагов очень много общего: взаимное уважение, общая история, триумфы, которые, впрочем, ни к чему не привели, и множество негласных договоренностей.
*  Мало кто может быть более непредсказуемым, чем люди глупые и в то же время обидчивые.
*  Пару лет тому назад ко двору приезжал зеумец, который развлекал императора дрессированными тиграми. Потом Ксерий спросил, как это ему удается управлять такими
свирепыми зверями с помощью одного только взгляда.
    — Это потому, — ответил чернокожий гигант, — что в моих глазах они видят свое будущее!
*  Сказано: человек родится от матери и мать вскармливает его. Потом он кормится от земли, и земля проходит сквозь него, каждый раз отдавая и забирая щепотку пыли, пока
наконец человек становится не частью матери, но частью земли.
*  Ты скорее солдат, нежели офицер. Ты понимаешь, что командирам зачастую требуется скорее неведение подчиненных, нежели их осведомленность. ... даже если бы я рассказал тебе все, что знаю, тебе бы лучше не стало! Ответы подобны опиуму: чем больше поглощаешь, тем больше требуется. Вот почему человек трезвый обретает утешение в таинственности.
*  — Как я уже сказал, скюльвенды одержимы обычаями. А это означает, что они повторяются. Они постоянно следуют одной и той же схеме. Понимаешь? Они поклоняются войне, но понятия не имеют, что она собой представляет на самом деле.
    — А что же представляет собой война на самом деле?
    — Интеллект, Мартем. Война — это интеллект.
*  Некоторые события оставляют в нас настолько глубокий след, что в воспоминаниях оказываются более весомыми, чем в тот момент, когда они происходили. Они никак не желают становиться прошлым и продолжают жить одновременно с нами, в такт биению наших сердец.
    Некоторые события не вспоминают — их переживают заново.
*  Смех принижает... Разгневаться — означает признать серьезность ..., превратить наглеца в соперника.
*  — Мера — это не то, с чем можно покончить раз и навсегда и потом забыть. Старая мера — лишь почва для новой. Измерению нет конца.
*  Соучастие делает события незабываемыми.
*  "Дай им зрелищ, и они дадут тебе власть". В ком видят власть — тому власть и достается.
*  Льстить кому-то — значит унижать себя.
*  Короли никогда не лгут. Они требуют, чтобы мир заблуждался.
*  ...мудрецы утверждают, что, когда мы воистину постигаем богов, мы воспринимаем их не как царей, но как воров. Это одно из мудрейших богохульств: ведь цари вечно нас обманывают, воры же — никогда.
*  — Вам не понять. Вы еще слишком молоды. Молодые не понимают, что такое жизнь на самом деле: лезвие ножа, такое же тонкое, как вдохи, которые ее отмеряют. И глубину ей придает отнюдь не память. Моих воспоминаний хватит на десятерых, и тем не менее дни мои так же тонки и прозрачны, как промасленное полотно, которым бедняки затягивают окна в своих домах. Нет, глубину жизни придает будущее. Без будущего, без горизонта надежд или угроз наша жизнь не имеет смысла. Только будущее действительно реально...
*  — Заманить его в ловушку нереально. Чтобы поймать противника, нужно знать больше, чем он.
*  ...к своему невежеству он относится с таким же рвением, как новообращенный фанатик — к религии. Если факты противоречат его стремлениям, значит, фактов не существует.
*  Недалекие люди ужасно гордятся теми немногими блестящими идеями, которые их случайно посещают.
*  Истина — это воздух и небо, ее можно провозгласить, но прикоснуться к ней нельзя.
*  Сожаления суть проказа, точащая сердце.
*  Цели, о которых хитроумные люди заявляют во всеуслышание, редко бывают их истинными целями.
*  В целом между играми и жизнью существует пугающее сходство...
Игры, как и жизнь, подчиняются определенным правилам. Но в отличие от жизни игры этими правилами определяются целиком и полностью. Собственно, правила — это и есть игра, если изменить правила, получится, что ты играешь уже в другую игру. Поскольку фиксированные рамки правил определяют смысл каждого хода, игры обладают отчетливостью, из-за которой жизнь по сравнению с ними кажется пьяной возней. Свойства вещей в игре незыблемы, любые преобразования надежны — один только исход неясен.
*  Кто владеет историей, тот владеет самыми основами мира.
*  Нельзя заставить другого полюбить себя. Чем сильнее ты цепляешься за любовь, тем вернее она ускользает.
*  Жизнь дана нам как урок Господень, ...даже если мы пытаемся учить неблагочестивых людей, то должны быть готовы учиться у них сами.
*  "Политика!" — кисло думал Пройас. Айенсис утверждал, что это искусство добиваться преимуществ внутри сообщества людей, но философ был не прав: это скорее абсурдное торжище, чем упражнение в красноречии. Приходится поступаться принципами и благочестием, чтобы добиться того, чего требуют принципы и благочестие. Пачкаться ради того, чтобы очиститься.
*  — ... И тем не менее, мне все кажется, что я не сделал всего, что мог бы.
Пройас пожал плечами.
    — Каждый человек может сказать о себе то же самое, Ксин. Этим человек и отличается от Бога.
*  ...он же кжинета, человек из касты знати. Сутенты, люди низших каст, такие, как они с Ахкеймионом, боятся всего на свете: других, себя, зимы, лета, голода, засухи и так далее. Сарцелл же боится только конкретных вещей: что такой-то и такой-то скажут то-то и то-то, что из-за дождя придется отложить охоту и тому подобное. И она поняла, что в этом корень всех различий. Ахкеймион, возможно, не менее темпераментен, чем Сарцелл, однако страх делает его гнев горьким, порождает обиду и злопамятность. Есть в нем и гордость, однако из-за страха она порождает скорее отчаяние, чем уверенность в себе, и уж конечно, гордость эта не терпит, когда ей перечат.
    Благодаря своей касте Сарцелл ощущал себя в безопасности, и оттого в отличие от бедняков не делал страх основой всех своих страстей. В результате он обладал несокрушимой самоуверенностью. Он чувствовал. Действовал. Решал. Судил.
    Страх ошибиться, столь характерный для Ахкеймиона, для Кутия Сарцелла попросту не существовал. Ахкеймион не ведал ответов, Сарцелл же не ведал вопросов. Может ли существовать уверенность тверже этой?
*  Это было одно из тех поспешных решений, которые Ахкеймион обычно презирал. Однако за много лет работы он успел убедиться, что обстоятельства зачастую немилосердны к тщательно разработанным планам и что планы эти зачастую в результате все равно сводятся к таким вот опрометчивым поступкам.
*  Лишь много лет спустя поймет он, как эти побои привязали его к чужеземцу. Насилие между мужчинами порождает непостижимую близость — Найюр пережил достаточно битв, чтобы это понимать. Наказывая Моэнгхуса из отчаяния, Найюр продемонстрировал свою нужду. "Ты должен быть моим рабом. Ты должен принадлежать мне!" А продемонстрировав эту нужду, он раскрыл свое сердце, позволил змее вползти внутрь.
*  Даже волкам нужно как то договариваться, чтобы выжить в стране псов.
*  Келлхусу и прежде приходилось сталкиваться с подозрительностью и недоверием, и он обнаружил, что их тоже можно обратить себе на пользу. Он выяснил, что подозрительные люди, когда они наконец решатся довериться, становятся еще податливее остальных. Поначалу они ничему не верят, потом же внезапно начинают верить всему — то ли во искупление своих первоначальных сомнений, то ли просто затем, чтобы не повторять прежних ошибок. Многие из его самых фанатичных приверженцев были именно такими неверующими – поначалу.
*  После тридцати лет одержимости Моэнгхусом этому человеку каким-то образом удалось постичь несколько ключевых истин, связанных с дунианами. Он знал о том, что они способны читать мысли по лицам. Он знал об их интеллекте. Он знал об их абсолютной преданности своей миссии. И еще он знал, что они говорят не затем, чтобы поделиться намерениями или сообщить какие-то истины, а затем, чтобы опередить — чтобы овладеть душами и обстоятельствами.
*  Мысли действительно умных людей редко следуют одинаковыми путями. Они разветвляются...
*  — Все вы — ты, твои сородичи, твои жены, твои дети, даже твои враги из-за гор, — не можете видеть истинного источника своих мыслей и поступков. Люди либо предполагают, что они сами являются их источником, либо думают, что их источник лежит где-то за пределами мира — некоторые называют это То, Что Вовне. Но того, что реально было прежде вас, что действительно определяет ваши мысли и поступки, вы либо вообще не замечаете, либо приписываете это демонам и богам.
    То, что было прежде, определяет то, что происходит после.
    Для дуниан нет более важного принципа.
    — А что же было прежде?
    — Для людей? История. Язык. Страсти. Обычаи. Все эти вещи определяют то, что люди говорят, думают и делают. Это и есть скрытые нити, которые управляют всеми людьми, точно марионетками.
    — А если нити становятся видимыми...
    — То их можно перехватить.
*  Как ужаснулись бы они, эти рожденные в миру люди, если бы увидели себя глазами дунианина! Заблуждения и глупости. Разнообразные уродства.
    Келлхус не видел лиц — он видел сорок четыре мышцы, прикрепленные к костям, и тысячи многозначительных изменений, которые могут с ними происходить, — вторые уста, не менее красноречивые, чем первые, и куда более правдивые. Он не слышал человеческих слов — он слышал вой сидящего внутри зверя, хныканье отшлепанного ребенка, хор предшествующих поколений. Он не видел людей – он видел примеры и следствия, обманутые порождения отцов, племен и цивилизаций.
    Он не видел того, что будет потом. Он видел то, что было прежде.
*  В годину бедствий люди ничто не отмеряют так скупо, как терпимость. Они делаются более суровы в толковании обычаев и менее склонны прощать необычное.
*  Помни: айнрити, как и все народы, именно себя считают избранными, вершиной того, какими надлежит быть правильным людям. Лжи, которая льстит этому представлению, почти всегда верят.
*  Иные говорят, будто люди постоянно борются с миром, но я скажу: они вечно бегут от него. Что такое все труды людские, как не укрытие, которое вскоре будет найдено какой-то катастрофой. Жизнь есть бесконечное бегство от охотника, которого мы зовем миром.
*  Вера есть истина страсти. Но поскольку ни одну страсть нельзя назвать более истинной, чем другая, то вера есть истина пустоты.
*  "Так переменился... Что же с ним случилось?" Но едва подумав об этом, Ахкеймион тут же нашел ответ. Пройасу, как и всем людям, стремящимся к высокой цели, приходилось то и дело изменять своим принципам, и он страдал от этого. Ни одного триумфа без угрызений совести. Ни одной передышки без осады. Компромисс за компромиссом, и вот уже вся жизнь кажется сплошным поражением.
*  Когда мы наиболее уверены в чем-то, наиболее велика вероятность ошибиться.
*  — Знаешь, я помню, как спросил тебя про Бога, много лет тому назад. Помнишь, что ты ответил?
    Ахкеймион покачал головой.
    — "Я слышал немало слухов о нем, — ответил ты, — но сам я с этим человеком никогда не встречался".
*  — Видишь ли, Пройас, есть вера, которая осознает себя как веру, а есть вера, которая принимает себя за знание. Первая признает неопределенность, соглашается с тем, что Бог есть великая тайна. Она порождает сострадание и терпимость. Кто может судить безоговорочно, когда неизвестно, прав ли он? Вторая же, Пройас, вторая уверена во всем и признает таинственность Бога только на словах. Она порождает нетерпимость, ненависть, насилие...
*  — Я всегда полагал, что прежде чем критиковать человека, сперва следует денек поездить на его лошади.
    — Чтобы лучше его понять?
    — Нет. Просто тогда ты окажешься на день пути от него, и его лошадь будет у тебя!
*  Моэнгхус и Келлхус научили его, что слова можно использовать как раскрытую ладонь, а можно и как кулак: либо затем, чтобы обнять, либо затем, чтобы подчинить. И почему-то эти айнрити, которым, казалось бы, было особенно нечего выигрывать или терять в игре друг с другом, все как один говорили со сжатыми кулаками: хвастливые обещания, фальшивые уступки, похвалы в насмешку, оскорбления под маской лести — и бесконечный поток язвительных инсинуаций.
    И все это называлось "джнан". Знак высокой касты и высокой культуры.
*  Старый советник старательно не отрывал глаз от пола.
    Никто не может смотреть в глаза императору. Ксерий подумал, что именно потому он и кажется богом этим глупцам. Что такое бог, как не деспотичная тень, которой нельзя посмотреть в глаза, голос, источник которого нельзя увидеть? Голос ниоткуда.
*  — Мой старший шпион ... настаивал на том, что вы просто сумасшедший. И он сказал мне, что я смогу определить это по тому, как вы лжете. Он сказал, что только безумцы и историки верят собственной лжи.
*  На протяжении всего своего ... подъема к вершине власти... он твердо придерживался правила: никогда ничего не делать, не зная ключевых фактов.
*  Икурей Конфас был умен, даже, пожалуй, слишком умен, а это автоматически означало, что он еще и беспринципен.
*  — Перебивать — это слабость. Нетерпение порождается страстями, а не интеллектом. Тьмой, что была прежде.
*  — Когда дуниане впервые нашли в этих горах Ишуаль, им был известен только один принцип Логоса...
    То, что было прежде, определяет то, что будет потом. С тех пор прошло две тысячи лет, но мы по-прежнему считаем этот принцип истинным. Означает ли это, что принцип "прежде и после", причин и следствий, устарел?
    — Нет, прагма.
    — А почему? Ведь люди стареют и умирают, и даже горы рушатся со временем...
    — Потому что, принцип причин и следствий не является частью круговорота причин и следствий. Это основа того, что "ново" и что "старо", и сам по себе он не может быть ни новым, ни старым.
    — Да. Логос не имеет ни начала, ни конца. Однако человек имеет начало и конец, как и все животные. Чем же человек отличается от других животных?
    — Тем, что человек, как и другие животные, пребывает в круговороте причин и следствий, однако способен воспринимать Логос. Человек обладает интеллектом.
    — Воистину так. А почему, Келлхус, дуниане так заботятся о воспитании интеллекта? Почему мы так настойчиво тренируем таких детей, как ты, приучая их мысли, тела и лица подчиняться интеллекту?
    — Из-за Парадокса человека.
    — А в чем состоит Парадокс человека?
    — В том, что человек есть животное, что его стремления возникают во тьме его души, что его мир постоянно ставит его в случайные, непредсказуемые ситуации, и тем не менее он воспринимает Логос.
    — Именно так. А в чем разрешение Парадокса человека?
    — Полностью избавиться от животных стремлений. Полностью контролировать развитие ситуаций. Стать идеальным орудием Логоса и таким образом достичь Абсолюта.
    — Да, юный Келлхус. А ты, ты уже стал идеальным орудием Логоса?
    — Нет, прагма.
    — А почему?
    — Потому что я терзаем страстями. Я есть мои мысли, но источники моих мыслей мне неподвластны. Я не владею собой, потому что тьма была прежде меня.
    — Воистину так, дитя. Каким же именем зовем мы темные источники мыслей?
    — Легион. Имя им легион.
    — Да. Юный Келлхус, тебе в ближайшее время предстоит приступить к наиболее трудной стадии твоего обучения: научиться повелевать живущим в тебе легионом. Только сделав это, ты сумеешь выжить в Лабиринте.
    — Это даст ответ на вопрос Тысячи Тысяч Залов?
    — Нет. Но это позволит тебе правильно задать его.

    "И Логос не имеет ни начала, ни конца. И Логос не имеет ни начала, ни конца. И Логос не имеет ни начала, ни конца. И Логос не имеет..."
*  — Эти люди будут вашими товарищами. Следите за ними. Изучайте их. Они крайне горды, все до единого, а я обнаружил, что гордые люди не склонны принимать мудрые решения...
*  Ничто не обедняет сильнее честолюбия.
*  Келлхус понял, зачем Ксерий затеял этот разговор.
    Императору нужно показать, что скюльвенд глуп и невежествен. Ксерий сделал свой договор ценой Икурея Конфаса. И, как и любой торговец, он мог оправдать эту цену, лишь очернив товар конкурентов.
*  Если байки уместны, к ним всегда относятся с почтением.
*  — Не обманывайся во мне, айнрити. Вы все для меня все равно что шатающиеся пьяницы. Мальчишки, которые играют в войну, когда вам подобает сидеть дома, с матерями. Вы ничего не знаете о войне. Война — это тьма. Она черна, как смола. Война — это не Бог. Она не смеется и не плачет. Она не вознаграждает ни ловкость, ни отвагу. Это не испытание для душ и не мера воли. Еще менее она может быть орудием, средством для достижения какой-нибудь бабской цели. Это просто место, где стальные кости земли сталкиваются с полыми костями людей и перемалывают их.
    Вы предложили мне войну — и я согласился. Ничего больше.
    Я не стану сожалеть о ваших потерях. Я не преклоню головы у ваших погребальных костров. Я не стану радоваться вашим победам. Однако я принял вызов. Я буду страдать вместе с вами. Я буду предавать фаним мечу и устрою бойню их женам и детям. И когда я лягу спать, мне будут сниться их жалобы и стоны, и сердце мое возрадуется.
*  — Я бывал во многих битвах. Кости мои стары, но они по-прежнему при мне, а не преданы огню. И я научился доверять человеку, который ненавидит открыто, и бояться только тех, кто ненавидит исподтишка.
*  — Я увидел эту войну во сне, — внезапно произнес Келлхус.
    Айнрити умолкли, вслушиваясь в этот голос, которого они еще не слышали. Келлхус обвел их прозрачным, водянистым взглядом.
    — Я не стану говорить, будто могу объяснить вам, о чем были эти сны, потому что я этого не знаю.
    Он сказал им, что стоял в священном кругу их Бога, однако это не вселило в него излишней самонадеянности. Он сомневается, как сомневается любой честный человек, и не потерпит притворства на пути к истине.
    — Однако я знаю одно: стоящий перед вами выбор вполне ясен.
    Уверенное заявление, подкрепленное предварительным признанием в неуверенности. "То немногое, что я знаю, я действительно знаю", — сказал он.
    — Два человека попросили вас об уступке. Принц Нерсей Пройас просит, чтобы вы приняли руководство язычника-скюльвенда, в то время как Икурей Ксерий просит, чтобы вы подчинились интересам империи. Вопрос прост: какая из уступок больше?
    Демонстрация мудрости и прозорливости через прояснение. Они осознают это, и это утвердит их уважение, подготовит их к последующим осознаниям, и убедит их, что его голос – это голос разума, а не его собственных корыстных устремлений.
    — С одной стороны, у нас имеется император, который с готовностью снабдил провизией Священное воинство простецов, хотя он не мог не понимать, что оно почти наверняка будет разгромлено. С другой стороны, у нас имеется вождь язычников, который всю свою сознательную жизнь занимался тем, что грабил и убивал правоверных.
    Он помолчал, печально улыбнулся.
    — У меня на родине это называется "сложное положение".
    По саду раскатился дружелюбный хохот. Только Ксерий и Конфас не улыбнулись. Келлхус обошел общепризнанный престиж главнокомандующего, сосредоточившись на императоре, и при этом описал проблему того, насколько император достоин доверия, как равнозначную проблеме скюльвенда — так мог поступить лишь человек справедливый и беспристрастный. А потом завершил это уравнение беззлобной шуткой, еще больше поднявшись в их мнении и продемонстрировав, что в придачу к уму наделен еще и остроумием.
    Он обвел их взглядом, заглянул в глаза каждому, как будто с каждым из них стоял лицом к лицу. Он видел, что они уже на грани, на пороге решения, к которому подталкивает сам разум. Это понимали все. Даже Ксерий.
*  — ... Они же глупцы, эти адепты Завета.
    — На глупцов можно положиться именно потому, что они глупцы. Их интересы редко пересекаются с твоими собственными.
*  — Эти ваши обвинения, дядюшка... Быть может, они несколько поспешны... — чем ближе нож, тем опаснее, как сказала бы твоя бабушка.
*  Интрига. Великая Игра — бенджука, в которой играют человеческими сердцами и живыми душами. Было ли такое время, когда он не участвовал в игре? За много лет Ксерий научился тому, что играть, не ведая замыслов соперника, можно лишь до определенного момента. Вся штука в том, чтобы опередить соперника. Рано или поздно этот момент наступит, и если тебе удастся вынудить соперника раскрыть карты раньше, чем он собирался, то ты выживешь и все узнаешь.
*  Жутко все-таки смотреть в глаза человеку, который не обращает внимания ни на твой страх, ни на твой гнев.
*  В том-то и беда со всеми великими откровениями: люди по большей части недооценивают их значения.
    И только потом мы все понимаем, только потом.
    Даже не тогда, когда уже слишком поздно, а именно оттого, что уже слишком поздно.
*  — Когда мир отвергает нас снова и снова, когда он наказывает нас..., очень часто становится трудно понять смысл происходящего. Все наши мольбы остаются без ответа. Все, на что мы полагаемся, предает нас. Все наши надежды терпят крах. Нам кажется, будто мы ничего не значим для мира. А когда мы думаем, будто ничего не значим, нам начинает казаться, будто мы — ничто.
    Отсутствие понимания — не то же самое, что отсутствие.
    Ты что-то да значишь. Ты — нечто важное. Весь этот мир исполнен смысла. Все, даже твои страдания, имеет тайный, священный смысл. Даже твоим страданиям предназначено сыграть ключевую роль.
*  "Почему я?"
    Эгоистичный вопрос. Быть может, самый эгоистичный из всех вопросов. Любая ноша, даже такая безумная, как Армагеддон, всегда ложится на чьи-то плечи. Почему же не на твои?
  "Потому что я — человек сломленный. Потому что я жажду любви, которой не могу обрести. Потому что..."
    Но этот путь чересчур легок. "Быть человеком" как раз и означает быть слабым, терзаться несбыточными желаниями. И с каких это пор он завел привычку упиваться жалостью к себе? В какой момент медленного развития жизни он стал видеть в себе жертву мира? Неужто он сделался таким идиотом?
*  Если величие, которому человек был свидетелем, внушает человеку благоговение, величие, о котором ты только слышал, внушает благочестие.
    И рассудительность.

Комментариев нет:

Отправить комментарий