30 апр. 2012 г.

Карлос Руис Сафон — Тень ветра (2/4)



&  Ведь самое интересное в женщинах – открывать их. Каждый раз – будто впервые, словно прежде ничего не было.

Армия, брак, церковь и банк – вот четыре всадника Апокалипсиса.

^ День выдался чудесный: ясное лазурное небо, свежий прохладный ветерок, пахнувший осенью и морем. Больше всего я любил Барселону в октябре, когда неудержимо тянет пройтись, и каждый становится мудрее благодаря воде из фонтана Каналетас, которая в это время чудесным образом не пахнет хлоркой.

&  – Телевидение, друг Даниель, это Антихрист, и, поверьте, через-три четыре поколения люди уже и пукнуть не смогут самостоятельно, человек вернется в пещеру, к средневековому варварству и примитивным государствам, а по интеллекту ему далеко будет до моллюсков эпохи плейстоцена. Этот мир сгинет не от атомной бомбы, как пишут в газетах, он умрет от хохота, банальных шуток и привычки превращать все в анекдот, причем пошлый.

&  Как легко утратить неприязнь к человеку, которого считаешь врагом, если он демонстрирует тебе дружелюбие.

^ Шляпный магазин Фортунь, точнее, то, что от него осталось, располагался на первом этаже узкого, почерневшего от копоти здания довольно жалкого вида на улице Сан-Антонио, рядом с площадью Гойи.


&  Я снова протянул ей фотографию. Консьержка долго смотрела на нее, как на талисман или обратный билет в свою юность.

^ Девушка была запечатлена в великолепном саду, а сквозь кроны деревьев проступали очертания дома, наброски которого я только что видел в тетрадях Каракса. Я сразу узнал его: это был особняк «Эль Фраре Бланк» на проспекте Тибидабо.

&  Антони Фортунь полагал, что причина умственной неполноценности мальчика лежит в неправильном питании, поскольку, из-за кулинарных пристрастий матери, в его рационе было слишком много французских блюд. Всем известно, говорил он, что избыток сливочного масла приводит к моральному упадку и снижению восприимчивости.

&  – Как учит доктор Фрейд, женщина всегда желает прямо противоположное тому, о чем думает или говорит, и это, если хорошенько подумать, не так уж и страшно, ведь мужчина, как говорит Перогрульо, напротив, подчиняется только голосу плоти или желудка.

&  – Дело в том, что мужчина, если вернуться к доктору Фрейду и выразиться фигурально, нагревается как лампочка: включили – докрасна, выключили – снова остыла. Женщина же, и это доказано наукой, нагревается как утюг, понимаете? На медленном огне, постепенно, как хорошая эскуделья. Но уж если нагрелась как следует, этот жар никто не остудит. Как домны Бискайи.

&  – Видите ли, я никогда не тороплюсь. Всего лучшего на свете приходится ждать.

&  – Как говорил маэстро, покажите мне донжуана, я поскребу его хорошенько и перед нами окажется педик.

^ Площадь Сан Фелипе Нери, спрятавшаяся за древними крепостными стенами, казалась маленьким островком воздуха в лабиринте улочек, пронизывавших готический квартал. Оставшиеся со времен войны следы пулеметной картечи усеивали стены церкви, кучка детей играла в солдатики рядом с хранившими горькую память камнями. На скамье с полуоткрытой книгой на коленях сидела молодая женщина с серебристыми прядями в волосах, с рассеянной улыбкой наблюдая за игрой. Судя по указанному на клочке бумаги адресу, Нурия Монфорт жила в доме при входе на площадь. На почерневшей от времени каменной арке, украшавшей подъезд, еще можно было рассмотреть дату постройки: 1801 год. В глубине темного вестибюля едва различалась изогнутая спиралью лестница, уходившая вверх.

&  Подобные вещи не забываются. Слова и поступки, которыми мы раним сердце ребенка, из-за жестокости или по неведению, проникают глубоко в его душу и обосновываются там навсегда, чтобы потом, в будущем, рано или поздно, сжечь ее дотла.

&  Нас окружали сумерки, тишина и ощущение заброшенности, которые всегда объединяют малознакомых людей.

&  – Однажды кто-то сказал: в тот момент, когда ты задумываешься о том, любишь ли кого-то, ты уже навсегда перестал его любить.

&  Так читатель забывает себя на страницах очередного романа, потому что те, кого он жаждет любить, – всего лишь тени, родившиеся в душе чужого ему человека.

&  – Я говорю о другом типе отцовства. Смог бы я быть хорошим отцом, понимаете?
    – Хорошим отцом?
    – Ну да, как ваш, например. Человек с головой, сердцем и душой. Тот, кто способен слушать, направлять и уважать свое чадо, а не душить в нем собственные недостатки. Тот, кого сын будет любить не только за то, что он – его отец, а еще и восхищаться им как человеком. Тем, на кого он будет равняться, стремиться всегда и во всем на него походить.

&  – Почему вы спрашиваете об этом меня, Фермин? Я думал, вы не верите в брак, семью и прочие вещи. Ярмо и все такое, помните?
    Фермин кивнул:
    – На самом деле это для дилетантов. Брак и семья будут тем, что мы сами из них сделаем. А без этого они превращаются в хлев, полный лицемерия. Хлам и пустое словоблудие, ничего более. Но если есть истинная любовь, не та, о какой кричат на всех углах, а любовь, которую надо уметь доказывать и проявлять...

Game of Thrones 2x5

The Ghost of Harrenhal

& Brienne: I won’t leave him!
    Catelyn: You can’t avenge him if you’re dead.

& Baelish: What do you desire most in this world?
    Loras: Revenge!
    Baelish: I have always found that to be the purest of motivations, but you won’t have a chance to put your sword through Stannis, not today... If it is justice that you want, be smart about it.
    Margaery: You can’t avenge him from the grave.

& Margaery: He was very handsome...
    Baelish: He was, Your Grace.
    Margaery: “Your Grace.” Calling yourself king doesn’t make you one. And if Renly wasn’t a king, I wasn’t a queen.
    Baelish: Do you want to be a queen?
    Margaery: No. I want to be the queen.

& Cersei: So clever... Aren’t you always so clever with your schemes and your plots?
    Tyrion: Schemes and plots are the same thing.

& Lancel: I swear to you!
    Tyrion: Swear to me on what?
    Lancel: On my life.
    Tyrion: But I don’t care about your life.

& Tyrion: Oh, Lancel, tell my friend Bronn to please kill you if anything should happen to me.
    Lancel: Please kill me if anything should happen to Lord Tyrion.
    Bronn: ... It will be my pleasure.

& Davos: Will you bring Lady Melisandre with you?
    Stannis: That’s not your concern.
    Davos: If you take King’s Landing with her by your side, the victory will be hers.
    Stannis: I never thought I’d have reason to doubt your loyalty. Was I wrong?
    Davos: Loyal service means telling hard truths.

& Davos: Some believe she whispers orders in your ear and you obey.
    Stannis: What do you believe?
    Davos: You won those bannermen from Renly. Don’t lose them to her.
    Stannis: We set out for King’s Landing without Lady Melisandre... And you lead the fleet into Blackwater Bay. ... Hard truths cut both ways, Ser Davos.


& Tyrion: Stannis has more infantry, more ships, more horses. What do we have?
    Bronn: There’s that mind of yours you keep going on about.
    Tyrion: Well, I’ve never actually been able to kill people with it.
    Bronn: Good thing. I’d be out of a job.

& Bronn: What about your father?
    Tyrion: He hasn’t sent a raven in weeks. He’s very busy. Being repeatedly humiliated by Robb Stark is time-consuming.

& — ... A dancing king, prancing down his bloodstained halls to the tune of a twisted demon monkey.
    Tyrion: You have to admire his imagination.
    Bronn: He’s talking about you.
    Tyrion: What?! Demon monkey?
    Bronn: People think you’re pulling the King’s strings. They blame you for the city’s ills.
    Tyrion: Blame me? I’m trying to save them!
    Bronn: You don’t need to convince me.
    Tyrion: ’Demon monkey’...

& Theon: How am I supposed to prove myself by pillaging piss-poor fishing villages?
    Dagmer: You’re not.
    Theon: And yet that’s the task my father has given me to prove that I’m a true Iron Islander.
    Dagmer: They’re all Iron Islanders. Do they do as they’re told or do they do as they like?

& Tywin: We’ve underestimated the Stark boy for too long. He has a good mind for warfare, his men worship him. And as long as he keeps winning battles, they’ll keep believing he is King in the North. You’ve been waiting for him to fail... He is not going to fail, not without our help.

& Tywin: What do they say of Robb Stark in the North?
    Arya: ... They call him the young wolf.
    Tywin: And?
    Arya: They say he rides into battle on the back of a giant Direwolf. They say he can turn into a wolf himself when he wants. They say he can’t be killed.
    Tywin: And do you believe them?
    Arya: No, My Lord... Anyone can be killed.
    Tywin: ..... Fetch that water.

& Jaqen H’ghar: A man pays his debts. A man owes three.
    Arya: Three what?
    Jaqen H’ghar: The Red God takes what is his, lovely girl. And only death may pay for life. You saved me and the two I was with. You stole three deaths from the Red God. We have to give them back. Speak three names and the man will do the rest. Three lives I will give you... no more, no less, and we’re done.
    Arya: I can name anyone and you’ll kill him?
    Jaqen H’ghar: A man has said.

& Samwell: Beautiful, isn’t it? Gilly would love it here.
    — There’s nothing more sickening than a man in love.

& Samwell: What do you think they were like, the First Men?
    — Stupid. Smart people don’t find themselves in places like this.
    Jon Snow: I think they were afraid. I think they came here to get away from something. And I don’t think it worked.

& Bronn: Men win wars, not magic tricks.

& Hallyne: Our present count stands at 7,811, enough to burn Stannis Baratheon’s fleet and armies both.
    Bronn: This is a shit idea.
    Tyrion: I’m afraid I have to concur with my advisor, wisdom Hallyne. The contents of this room could lay King’s Landing low. You won’t be making wildfire for my sister any longer... You’ll be making it for me.

& Brienne: It looked like Stannis.
    Catelyn: To me it just looked like... a shadow in the shape of a man.
    Brienne: In the shape of Stannis.

& Brienne: I never knew my mother.
    Catelyn: I’m sorry. My own mother died on the birthing bed when I was very young.
    Brienne: It’s a bloody business.
    Catelyn: What comes after is even harder.

& Brienne: You have courage. Not battle courage, perhaps, but, I don’t know, a woman’s kind of courage. And I think that when the time comes, you will not hold me back. Promise me that you will not hold me back from Stannis.
    Catelyn: When the time comes, I will not hold you back.
    Brienne: Then I am yours, My Lady. I will shield your back and give my life for yours if it comes to that. I swear it by the Old Gods and the new.
    Catelyn: I vow that you shall always have a place in my home and at my table and that I shall ask no service of you that might bring you dishonor. I swear it by the Old Gods and the new.

& Bran: If we can’t protect our own bannermen, why should they protect us?

& Daenerys: The time to strike is now! We need to find ships and an army or we’ll spend the rest of our lives rotting away at the edge of the world.
    Jorah: Rich men do not become rich by giving more than they get. They’ll give you ships and soldiers and they’ll own you forever. Moving carefully is the hard way, but it’s the right way.

& Daenerys: So what would you have me do as my advisor?
    Jorah: Make your own way.

--
On the Imdb.

29 апр. 2012 г.

Карлос Руис Сафон — Тень ветра (1/4)

“Карлос
  “Я как сейчас помню то раннее утро, когда отец впервые повел меня на Кладбище Забытых Книг. ...

^ Мы с отцом жили в небольшой квартирке на улице Санта-Ана, неподалеку от церковной площади.

&  Некоторые вещи видны только в сумерках.

&  – Это заповедное место, Даниель, святилище. Каждый корешок, каждая книга из тех, что ты видишь, обладает душой. В ее душе живут души тех, кто книгу писал, тех, кто ее читал и жил ею в своих мечтах. Каждый раз, когда книга попадает в новые руки, каждый раз, когда кто-то пробегает взглядом по ее страницам, ее дух прирастает и становится сильнее.

&  Мне вдруг пришло в голову, что за каждым корешком таится безбрежный непознанный мир, в то время как за этими стенами течет совсем другая жизнь, с ежевечерними футбольными матчами и радиосериалами, скромной утехой тех, кто едва ли способен разглядеть что-либо дальше собственного носа.

Всякая тайна стоит ровно столько, сколько тот, от кого мы ее скрываем.

&  – Сколько лет отроку?
    – Скоро одиннадцать, – гордо ответил я. Барсело лукаво улыбнулся:
    – Иными словами, десять. Никогда не прибавляй себе годы, букашка, об этом позаботится сама жизнь.

&  – … Quidproquo.
    – Quid-pro... что?
    – Латынь, парень. Мертвых языков не существует, есть лишь заснувший разум.

&  Народ не склонен смотреть правде в глаза, особенно когда берется за оружие.


Никогда никому не верь, особенно тем, перед кем преклоняешься. Они-то и всадят нож тебе в спину.

&  – До тех пор чтение было для меня обязанностью, своего рода данью, которую, неизвестно за что, надо платить учителям и наставникам. Я не умела получать удовольствие от текста, от открытий, происходящих в душе, от свободного полета воображения, от красоты и загадочности вымысла и языка.

&  Женщины обладают безошибочным чутьем и сразу распознают мужчину, который в них до смерти влюблен, тем более если упомянутый мужчина – малолетка, да еще и набитый дурак.

&  Вот она, одна из коварных ловушек детства – необязательно что-то понимать, чтобы это чувствовать. И когда разум обретает способность осознавать происходящее, рана в сердце уже слишком глубока.

&  Может, именно поэтому я все больше восхищался ею, следуя глупому людскому обычаю любить тех, кто причиняет боль.

&  В самом деле, ненависть – дар, который обретаешь с годами.

^ Передо мной зияла темная брешь улицы Арко-дель-Театро. В центре образовался черный ручей, медленно и плавно, словно похоронная процессия, двигавшийся к центру квартала Раваль. Я узнал старый деревянный портал и барочный фасад, к которому как-то на рассвете, шесть лет назад, привел меня отец.

&  – В тот день, когда вы наконец поймете, что книжное дело – это нечто вроде сообщества отверженных, и захотите узнать, как ограбить банк или создать его, что по сути одно и то же, приходите ко мне, и я вам кое-что объясню насчет замков.

&  Проходя в полумраке мимо нескончаемых рядов книг, я не мог отделаться от грусти и досады. Меня преследовала мысль о том, что, если я открыл для себя целую Вселенную в одной дишь неизвестной книге среди бесконечности этого некрополя, десятки тысяч других так и останутся никем не читанными, забытыми навсегда. Я чувствовал себя окруженным миллионами стертых из людской памяти страниц, планетами и душами, оставшимися без хозяина, уходящими на дно океана тьмы, в то время как пульсирующий за этими стенами мир день за днем беспамятел, не отдавая себе в том отчета и считая себя тем мудрее, чем более он забывал.

&  – Лучше верни его. Я не достоин никаких подарков.
    – Подарки делаются от души того, кто дарит, и не зависят от заслуг того, кто их принимает.

&  – А вам, Даниель, какие женщины нравятся?
    – По правде говоря, я плохо в них разбираюсь.
    – Да в них никто не разбирается: ни Фрейд, ни даже они сами. Это как электричество. Необязательно в нем разбираться, чтобы ударило током.

Sherlock Holmes: A Game of Shadows

& Holmes: Trust me. This is what I do for living.

& Watson: You win... I lose... Game over.
    Holmes: Still don’t see me?

& Mrs. Hudson: Doctor, you must get him to a sanatorium. He’s been on a diet of coffee, tobacco, and cocoa leaves. He never sleeps. I hear multiple voices, as if he’s rehearsing a play.

& Watson: It says here, he died of heart attack.
    Holmes: Has all my instruction been for naught? You still read the offical statement and believe it?

& Mycroft: I’m here to avoid a dire catastrophe. If the concerns of two nations... which shall remain nameless... but I can tell you they speak French and German.

& Moriarty: Are you sure you want to play this game?

& Watson: How many are we expecting?
    Holmes: Half a dozen.
    Watson: Who are they?
    Holmes: A wedding present from Moriarty. Lovely ceremony by the way, many a tears shed in joy.

& Holmes: Do you trust me?
    Mary: No.
    Holmes: Well, then I should have to do something about that...
    Mary: No...!!

& Watson: Who’s up to bat next you bastards!

& Watson: Did you just kill my new wife?!

& Holmes: That was no accident, it was by design.

& Holmes: Lie down with me, Watson!
    Watson: Why?!
    Holmes: I insist.
    Watson: ... What are we doing down here?
    Holmes: We are waiting, I am smoking... Patiently waiting.
    Watson: For what?!
    Holmes: Your window of opportunity... Make it count! ... I said make it count! How many windows must I provide?


& Watson: Where is it were going?
    Holmes: Paris, the most sensible honeymoon destination of all...

& Mycroft: You know, although our time together has been but a brief interlude I’m beginning to understand how a man of particular disposition under certain circumstances, extreme ones perhaps, might grow to enjoy the company of a person... of your gender...
    Mary: Hmm. Thank you so much... most charming.

& Holmes: Where are the wagons?
    Madam Simza Heron: The wagon is too slow. Can’t you ride?
    Watson: It’s not that he can’t ride... How is it you put it, Holmes?
    Holmes: They’re dangerous at both ends and crafty in the middle. Why would I want anything with a mind of its own, bobbing about between my legs? Then I shall require a bicycle, thank you very much.

& Holmes: Slow and steady wins the race. Come on!

& Watson: I think we should go home.
    Holmes: I concur... We’re going home via Switzerland. What better place to start a war than a peace summit?

& Simza: What do you see?
    Holmes: Everything. That is my curse.

& Holmes: By the way, who taught you how to dance?..
    Watson: You did.
    Holmes: Well, I’ve done a fine job.

& Moriarty: I like Switzerland. They respect a man’s privacy here. Particularly if he has a fortune.

& Holmes: Bishop to bishop eight... Discover check! And, incidentally, mate!

& Holmes: ...as I feared, injury makes defense untenable. Prognosis, increasingly negative.
    Moriarty: Let’s not waste any more of one another’s time. We both know how this ends.
    Holmes: Conclusion, inevitable. Unless..

& THE END ?

{ Prognosis, increasingly negative. For 'the end'. It's not 'the end' at all. }

--
+ quotes on the Imdb.

__ anashulick: "Два часа чистого наслаждения, а кому не нравится - тот не виноват." So true.

28 апр. 2012 г.

Харуки Мураками — Исчезновение слона

“Харуки

Дела семейные

  “В нашем мире, вероятно, это встречается нередко: я с самого начала невзлюбил жениха своей младшей сестры. ...
&  — Может быть. Я подумаю, — сказала она.
    — Обязательно. Когда думаешь, голова медленнее стареет, — сказал я.

&  Я вернулся с работы, а она сидела на кухне и плакала. Я предположил, что раз она плачет за кухонным столом, то, наверное, хочет, чтобы я что-то сделал. Если бы она хотела побыть одна, то плакала бы у себя в комнате на постели. Может, я ограниченный и эгоистичный тип, но это даже я понимал.
    Потому я сел рядом и крепко сжал ее руку.

&  Она стала часто стирать, часто гладить (раньше в ванной валялась куча грязного белья, напоминая амазонский термитник), часто готовить еду, часто убирать. Мне когда-то тоже приходилось такое видеть, это очень опасный симптом. Когда у девчонки выявляется этот симптом, мужчина должен либо бежать наутек, либо жениться.
    Затем сестра показала мне фотографии этого программиста. Сестра впервые показывала мне фотографию мужчины. А это тоже опасный симптом.

&  На следующий день после нашей ссоры из-за спагетти я проснулся в половине девятого утра. Погода была прекрасной, безоблачной, как и вчера. Как будто продолжение вчерашнего дня, подумал я. Моя жизнь, временно приостановившаяся на ночь, опять потекла своим чередом.

&  Она все больше становится похожей на маму, подумал я. Женщины, они как муравьи. Что ни говори, всегда обязательно возвращаются в одно и то же место.

&  Конечно же, по сути, женские половые органы одинаковы, но каких только размеров и формы они не бывают. Разнообразны, как рост или IQ.

&  — Если смотреть только на положительные стороны и думать только о хорошем, ничего страшного в этом нет. Думать будете, когда произойдет что-нибудь неприятное.
  ... Закрыв глаза, я почувствовал, как сон, словно темная сетка, бесшумно накрывает мою голову.”


Близнецы и затонувший материк

  “Спустя полгода после расставания с близняшками я увидел их фотографию в журнале. ...
&  Все женщины, когда причесываются перед зеркалом, выглядят одинаково.

&  Мы можем знать не тот день и час, когда мы что-то потеряли, а тот день и час, когда заметили потерю.

&  Наверное, я понемногу привыкну и к этому новому миру. Пусть понадобится время, но я постепенно смогу погрузить свою плоть в эти тяжелые и влажные слои космоса. В конечном счете человек в любой ситуации просто синхронизируется с ней. Поглощается любым ясным сном и неясной реальностью и исчезает в них.
  ... Дождь колотил в окно, темные морские потоки омывали забытые горы.”

Two and a Half Men 3x18

The Spit-Covered Cobbler

& Charlie: Morning.
    Alan: Morning, Charlie!
    Charlie: Need any help?
    Alan: Do you know how to get a 1981 Plymouth Duster moving?
    Charlie: Yeah, yank out the eight-track and push it off a cliff.

& Charlie: Hey, you know, if you don’t hurry up, you’ll be late for school.
    Jake: I don’t mind.
    Charlie: Okay, well, that takes the pressure off.


& Jake: Hey, how come my mom hates Kandi?
    Charlie: What gave you the idea that she hates her?
    Jake: ’Cause she says so... a lot.
    Charlie: All right. Why do you think?
    Jake: I don’t know. She’s pretty, she’s fun, and Dad seems real happy with her.
    Charlie: Well, little man, you just answered your own question.
    Jake: I did? What’d I say?

& Jake: ... I don’t understand.
    Charlie: Even though your mom doesn’t want your dad, she doesn’t want Kandi to eat him, either.
    Jake: Oh... You know, I like cobbler with ice cream.
    Charlie: Way to follow a train of thought.
    Jake: Thanks. Well, I guess we should go to school now, huh?
    Charlie: Couldn’t hurt.
    Jake: I’ll see if can find my books.
    Berta: Sweet kid.
    Charlie: Yeah.
    Berta: Shame he’ll never be anything more than a burden to society.

--
On the Imdb.

Lie to Me 2x3

Control Factor

& — Hey, Romeo and Juliet, you want to get this show on the road? People could be dying right now!
    Gillian: You can leave. Thank you for coming. Agent Reynolds, could you escort him out and bring miss Bynes to a more private room?
    Eli: People hiding something never want to draw attention to themselves.
    Jack Rader: That was awesome. The old routine’s a little rusty, but she still works.

& Eli: Uh-oh. Sicko alert. Pupils dilated, he’s aroused.
    Reynolds: From talking about blood and guts?!
    Eli: Yeah. They’ve sussed that out.


& Emily: So you’re saying that you can just treat me like a child whenever you want to.
    Lightman: No, I’m not. I’m saying that on occasion, it’s my right as a parent to be suspicious and overprotective.
    Emily: Ok. Then on occasion, I reserve the right to throw tantrums and spend all your money.
    Lightman: Deal.

--
On the Imdb.

27 апр. 2012 г.

Михаил Иосифович Веллер — Мишахерезада

Михаил Иосифович Веллер — Мишахерезада

Михаил Иосифович Веллер МЫ ЧИТАЛИ цитаты

Трюм

МЫ ЧИТАЛИ

  “Ну, во-первых, мы не все читали. Обычный большой тираж был сто тысяч, такого на всех желающих не хватит. ...

&  В-третьих, интеллигенции после работы делать было нечего, а пила она меньше пролетариата. Чтение было виртуальной формой жизни. А по телику смотреть было нечего, а газет уж вообще никто не читал.
    В-четвертых, престиж образования был очень высок. Богачей-то не было, достаток идеологически не поощрялся. Культурный человек в табели о рангах стоял выше некультурного: концерты, выставки, театр, книги, — уж кому что где возможности позволяли. Стеллаж с «престижными» книгами был вроде серванта с хрустальными вазами или голубого унитаза.

&  Грубо говоря, все читали одно и то же.
    Итак.
    Корней Чуковский, Самуил Маршак, Агния Барто, Сергей Михалков. Вот на этих четырех детских поэтах выросли два поколения советских детей. Классные стихи, на всю жизнь запоминались!

&  Королем детской прозы был Николай Носов со сборником рассказов «Мы с Мишкой». Это было так чудесно, это было так смешно!.. А потом он написал «Приключения Незнайки и его друзей» с продолжениями. Это детская литература высшего мирового качества.

&  Аркадий Гайдар издавался такими тиражами, что не читать его было физически невозможно. Мальчиш-Кибальчиш стал фигурой фольклорной. «Нам бы день простоять да ночь продержаться». «И все хорошо, да что-то нехорошо».

&  Интересно, что переломный возраст для читающего человека — десять лет. Уже не ребенок, еще не отрок. «Королевство кривых зеркал» Губарева уже детсконько. А «Три мушкетера» еще раненько.

&  И тут к пятому классу мир книг начинает стремительно разворачиваться! Их делается много, интересных и совсем интересных!
    Издали трехтомник фантаста Александра Беляева! «Ариэль»! «Человек-амфибия»! «Властелин мира»! А еще был Александр Казанцев, а тут появился Иван Ефремов!
    Врывается мусорный поток разнообразных «Военных приключений» и «Библиотечки солдата и матроса». Их эстетический уровень отроки оценить не в силах — глотают сюжеты и характеры с ударными фразами. Во главе отряда — «Майор Пронин» Льва Овалова, «умный-умный — а дурак».

&  Жюль Верн! Роскошный двенадцатитомник, серо-голубоватый, отличная бумага и иллюстрации.
    Дюма. Дюма — это Дюма. Хотя с первого прочтения тяжеловат отроку: язык, знаете, не очень такой наш обычный. «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо» уже остаются на всю жизнь.

&  И вплывает блистательный капитан Блад, и даже странно, что Сабатини жил в XX веке!..
    У Алексея Толстого был не только «Золотой ключик», который уже взрослому прочтется издевкой. Нет, хрен с ним с «Петром I» — есть «Гиперболоид инженера Гарина» и «Аэлита»! Эти «повести для юношества» останутся поколениям взрослых, их будут многократно экранизировать, их имена и названия станут нарицательными!


&  Открывается Джек Лондон. Он был великий писатель, Джек Лондон. Он был самым издаваемым писателем в СССР из всех, кто не входил в школьную программу. Нужны же были в СССР хоть какие-то переводные писатели? А он был социалист, из бедняков, реалист и романтик, оптимист и борец. И он умер, ничего плохого уже не скажет про нас. И платить ничего никому не надо, тем более мы не в концепции, никому за бугром и не платили. Дорогие мои... миллионы и миллионы советских людей были воспитаны на Джеке Лондоне, его северных рассказах и «Мартине Идене», его мужестве и несгибаемом «духе белого человека».
    У тебя начинал формироваться вкус. Потому что Алексей Толстой и в блестящих наших переводах Лондон — они писали хорошо.

&  Хемингуэй и Ремарк заняли место на наших полках в хрущевскую оттепель, и эти не покидали его никогда. Влияние Хемингуэя переоценить трудно. Он уничтожил пафос, патетику, красивость возвышенных фраз и любую нечестность. Хемингуэй — это был стилистический возврат к честности, которую давно забыли как выглядит.

&  В начале шестидесятых взошла звезда Александра Грина, умершего за тридцать лет до этого в Старом Крыму. Черт возьми! «Алые паруса» в живой жизни пережили сонм его блестящих современников, на празднике «Алые паруса» белый корабль с красными парусами выходит на Неву, и гремит музыка, и танцуют семнадцатилетние...

&  Настоящая книга — это больше, чем литература. И судить ее надо по иным критериям, чтобы понять...
    Бабель, Олеша, Лавренев.
    «Тайна двух капитанов» Каверина и «Белеет парус одинокий» Катаева.
    «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»!

&  Можно что угодно говорить о наличествовавших в школьной программе «Как закалялась сталь» Островского и «Повести о настоящем человеке» Полевого, а также «Молодой гвардии» Фадеева, но без этих трех коммунистических книг, накачанных патриотизмом, энергией и борьбой за светлое завтра, среднего советского человека не существовало.

&  Поле чтения было до чудесного эклектично!
    «Овод» Войнич и «Маленький принц» Экзюпери. Блистательный О. Генри и красиво-стилистичный Паустовский. Ричард Олдингтон и Эдгар По.

&  Появилась высокая когорта прозаиков о войне: Василь Быков, Юрий Бондарев, Григорий Бакланов.
    Перевели Фолкнера, Маркеса, Стейнбека, Франсуазу Саган.
    Вдруг все бросились читать и цитировать Лорку. Его убили фашисты! Мы не знали, что убили за гомосексуализм, а не за стихи.

&  А подписные издания! О, подписные издания! Эти подписки выделяли по лимиту на работе, их перекупали, их доставали как могли. Приложения к «Правде» и «Огоньку», «Известиям» и чему там еще. С серебром и золотом, в коленкоровых переплетах и на отличной бумаге. Тридцатитомный зеленый Бальзак, двадцатитомный лазоревый Голсуорси, четырнадцатитомный серый Мопассан, четырнадцатитомный фиолетовый Лондон, кого только не было. Классные издания, выверенные, корректные, полные.
    Стендаль, Гюго, Диккенс, Теккерей, даже Гейне и Лопе де Вега — были живым чтением!..

&  Станислав Лем и Рей Брэдбери были фигурами знаковыми у нас. Фантастика — это было серьезно. Гаррисон, Шекли, Азимов, Кларк, — имели миллионы поклонников.
    Слушайте, Стругацких читала вся молодая интеллигенция страны! Упивалась, впечатлялась и находила ответы на вопросы.

&  А потом еще придумали: сдай двадцать кило макулатуры — и на? талон на покупку дефицитной книги. Потом талонами торговали у пунктов приемки — четыре рубля. И — тиражи Брэдбери и Дюма могли тут достигать четырех миллионов копий за раз!
    Семенов со Штирлицем, Пикуль с историей и Булгаков с Мастером — а как же. В топ-десятке.

&  Это нормально, это приличествует, это престижно, это штрих достоинства и продвинутости. Это культура, это уважение к себе, это причастность к кругу посвященных.

  ... Ну, а поскольку из страны не дернуться,а в стране ни вздохнуть, ни пискнуть, и энергия в человеке частично не востребована и реализации хочет, — вот по этому по всему — чтение было серьезной частью жизни. Вот.”

26 апр. 2012 г.

А. П. Прохоров — Русская модель управления (16/16)



Перспективы


&  Россия не единственная страна, пытавшаяся (да и сейчас пытающаяся) сознательно заменить свою систему управления на более подходящую. Пока что никому в мире это не удавалось.

&  В предыдущих главах настоящей книги было показано, как по мере общественного прогресса неуклонно совершенствовались формы и методы противостояния государства, с одной стороны, и населения и кластерных единиц – с другой. Для преодоления сопротивления «снизу» государственному аппарату приходилось применять все более жесткие формы воздействия, в ответ на которые население и предприятия применяли все более разрушительные для страны противоядия. К концу XX столетия эта взаимная борьба окончательно истощила ресурсы и разрушила организационный и человеческий потенциал общества.

&  Можно приводить разные примеры упомянутой выше национальной деградации. Наиболее заметным из них мне кажется несостоявшийся расцвет музыкального течения, известного как русский рок. Русский рок приобрел огромную популярность и общественное значение в 80-е годы, сыграв немалую роль в ходе перестройки. Тогда прошло более полувека со времени мировой славы русского живописного авангарда, полвека молчания и страха. Общество напоминало пружину, которую полстолетия сжимали и которая вот-вот распрямится. Общественное настроение жило уверенностью в скорых и радикальных переменах. Молодежь с напряженным вниманием следила за событиями в рок-тусовке. {...}
    ...русский рок, вобравший в себя накопленный народом за полвека эмоциональный заряд, просто обязан был стать культурным явлением мирового масштаба, таким же, как русский авангард. Однако не стал. Зима пришла, а снег не выпал... Русский рок так и остался преходящим внутрироссийским явлением, для одних – увлечением, для других – модой, для третьих – профессией. Этот незамеченный остальным человечеством национальный провал ясно показал, что традиционно-оптимистичное представление о безграничных интеллектуальных и творческих богатствах нашего народа уже не вполне соответствует действительности. Нещадное растранжиривание ресурсов не только сократило численность населения и объем материальных благ..., но и понизило интеллектуальный уровень общества.

&  Централизованно мобилизовывать и перераспределять имеющиеся в стране ресурсы уже невозможно. Если отнимать доходы у населения (чтобы потом отдать их на нужды развития стратегически важных отраслей и сфер деятельности), то оно просто начнет эмигрировать, причем уедут именно те, у кого было что отнять, то есть наиболее эффективные работники. Ведь восстановить (в той или иной форме) необходимое для функционирования русской модели управления крепостное право уже не удастся.

&  Повторить петровские или большевистские преобразования с помощью традиционной русской модели управления не удастся. Но и примириться с углубляющимся отставанием страны от мирового уровня наша система управления не может, в нее изначально «вмонтирован» завышенный уровень национально-государственных амбиций. XX век убедительно продемонстрировал, что у России стремление к мировому признанию сильнее инстинкта самосохранения.

&  Высказывается не лишенное оснований мнение о том, что «общественный консенсус по поводу неприемлемости зависимого положения России в мире» и недопустимости превращения ее во второстепенную страну может стать основой новой национальной идеи. Из такого внутреннего конфликта между амбициями и реальностью возможен только один выход – модернизация национальной модели управления ради сохранения ее базовых характеристик.
    Таким образом, наиболее вероятной перспективой русской модели управления является третий вариант – ее дальнейшее развитие. Система изменится в той мере и в том направлении, насколько это необходимо для достижения значимых (по мировым меркам) результатов при условии сохранения в качестве главных управленческих инструментов мобилизации и перераспределения ресурсов, чередования стабильного и нестабильного режимов функционирования, кластеров и параллельных структур, уравнительных тенденций внутри кластеров и конкуренции между кластерными единицами. Чем же придется пожертвовать? Ответ ясен из предыдущих семнадцати глав – ключевой ролью государства.

&  Глубинные причины неудовлетворительного положения дел не сводятся к банальному наследию прошлого и потому не исчезнут сами собой. Первая из них лежит в области идеологии. На протяжении столетий мотором русской модели управления был завышенный уровень национально-государственных амбиций, без них система работает вполсилы. Поскольку притязания государства отличаются от целей каждой конкретной кластерной единицы, то переход ключевых управленческих функций с государственного уровня на уровень предприятий автоматически демонтирует мотивационный механизм. Фирма не может и не должна работать ради величия государства, у нее должны быть свои задачи.
    Следовательно, кластерам необходимо обзавестись какими-то своими амбициями, и чем выше будет уровень их притязаний, тем полнее они смогут мобилизовывать и перераспределять на решающие направления ресурсы, тем значимее будут результаты. Однако традиционный русский менталитет осуждает завышенные групповые или индивидуальные притязания, требует их подчинения общегосударственным и общенародным интересам.


&  Молодое предпринимательское сословие рекрутировалось из совершенно разных социальных и профессиональных групп. Бизнесмены сразу же разделились на плохо контактирующие друг с другом типы, подтипы и разновидности в соответствии со своим прошлым опытом. По этому признаку можно выделить три основных типа предпринимателей.
    Первая группа – «отставники» – представляет собой бывших хозяйственных руководителей среднего и низового звена, ушедших в бизнес. {...} Они принесли в предпринимательство тот жесткий административный стиль управления, с которым сталкивались на своих предприятиях. Кроме того, частный бизнес освободил их от многих «социалистических» ограничений и дал им огромные права и полномочия. Поэтому стиль управления в фирмах, руководимых «отставниками», по-военному суров и жесток, он не допускает наличия у подчиненных каких-либо прав. ...
    Сильной стороной руководимых «отставниками» предприятий является неплохая организация, хорошая дисциплина, четкий контроль за управлением. … Были и слабые стороны. Во-первых, их служащие, как правило, неинициативны, так как «инициатива наказуема». И собственник, думая за всех, сам всех контролировал, сам во все детали вникал. Вот почему размер фирм, принадлежащих «отставникам», как правило, невелик, он был ограничен умственными и физическими возможностями собственника. До каких размеров он мог сам проконтролировать, до тех размеров фирма и вырастала, это был ее предел.
    Второй массовый тип предпринимателей – «бывшие спекулянты», те, кто еще в школьные годы полулегально и нелегально спекулировал чем попало. {…}
    Их сильная сторона – изначальное понимание денег. Они знают, как перебросить средства из одной формы, инфляционно уязвимой, в другую, инфляционно защищенную, они нутром чуют изменения валютного курса, они перебрасывают средства со счета на счет, они веми силами пытаются уйти от налогов, они лучше других групп предпринимателей понимают психологию потребителя, так как сызмальства живут в рынке. Их деятельность трудноуязвима, они часто меняют вид выпускаемой продукции или оказываемых услуг, легко меняют адреса, названия, фирмы, деловых партнеров, а иногда и собственное имя, скрываясь от кредиторов и государства.
    Слабые стороны предпринимателей – «бывших спекулянтов» обусловлены главным образом тем, что «в прежней жизни» они нигде по-настоящему не работали и ничему толком не учились. Даже если на таком предприятии работает всего несколько человек, они все равно не могут разделить функции между собой; много неразберихи, не налажен учет; в целом организация хромает на обе ноги. {...}
    Внешне стиль управления кажется демократическим. Если просидеть в такой фирме час или два, то можно не понять, кто собственник, а кто наемный работник. Они называют друг друга по имени, если бывает застолье, то совместное, и трудно разобраться, кто есть кто. Однако несмотря на показной демократизм, они готовы глотки друг другу перегрызть, если дело касается денег. {...}
    Третья группа предпринимателей представлена бывшими служащими с высшим образованием… Сильной стороной является профессиональный в отличие от «отставников» и «спекулянтов» подход к делу, они с детства привыкли тщательно изучать то, чем занимаются. Поэтому они преуспевают в наиболее сложных видах бизнеса, требующих специальных знаний и анализа большого количества информации...
    Их слабой стороной чаще всего является недостаточно четкая организация, потому что в своей прошлой работе они, как правило, сами были рядовыми специалистами и никем не руководили. {...}

&  Системы управления различных фирм различаются, например, в зависимости от типа рынка, от категории потребителей (богатые или бедные, физические лица или юридические), от вида получаемых денег (валюта или рубли, «белые» или «черные»), от социального и профессионального происхождения собственника. Предпринимательский класс сегментирован на мельчайшие анклавы, каждый из которых живет по своим правилам и исповедует свою идеологию.

&  Похожая ситуация была в России в XIX столетии, в процессе формирования русской интеллигенции. Подобно нынешней постсоветской буржуазии, старая русская интеллигенция не имела в русском обществе социальных корней и идеологических предшественников, она была создана с нуля, с чистого листа. Интеллигенция рекрутировалась из осколков других классов и социальных слоев, в основном из представителей дворянства и духовенства.
    Как дворянство, так и духовенство имели свои системы ценностей, отличались друг от друга по образу жизни и мировоззрению. Дворянское и духовное сословия не были равны в богатстве, правах, общественной роли, они мало пересекались друг с другом, их дети почти никогда не заключали браков. {...}
    Поэтому русская интеллигенция изначально была гибридной и внутренне противоречивой. Когда дети дворян и священников вынужденно объединились в один класс – будущий класс интеллигенции, единственно возможной общей ценностью могла быть та, что была общей и для дворянства, и для духовенства. Что же было общего в системе ценностей? Дворянство служило царю и Отечеству, а духовенство – Богу и церкви. Понятие службы во имя чего-то и было той единственной базовой ценностью, которая могла объединить новый класс. Потомки дворян и священников, формировавшие новый класс, понимали, что для того, чтобы чувствовать себя единым классом, чтобы идентифицировать себя, они должны чему-то служить.
    Всю первую половину XIX века новая русская интеллигенция искала, во имя чего служить, кому или чему в дар принести свою жизнь, здоровье и прочее. К середине века, не без «тлетворного» влияния Запада, они такую цель нашли. Интеллигенция посвятила себя служению народу, подразумевая под народом низшие классы общества, что автоматически означало борьбу с угнетавшим народ государством.

&  Интеллигенция не могла расти количественно, вширь, и качественно, вглубь, не борясь при этом с государством, потому что базовым понятием, стержнем, на который нанизывались интеллигентская идеология, образ жизни, мораль, было служение народу и борьба с самодержавием. На протяжении второй половины XIX столетия русская интеллигенция все более и более успешно воевала с государством, в конце концов взорвав его в начале XX века. Последствия этой деятельности русской интеллигенции мы расхлебываем до сих пор.

&  Подобно тому как в условиях монголо-татарского ига конкуренция князей приобрела форму конкурентной борьбы за благосклонность Орды и за ее помощь в подавлении соперников, в современном отечественном бизнесе конкуренция означает в первую очередь приобретение поддержки властей в борьбе с конкурентами.

&  Если формирование старомосковской системы управления заняло длительный исторический период, то в наше время деградация нравов бизнес-сообщества произойдет быстро, так как соответствующие правила и стереотипы уже существуют и являются частью нашей национальной модели управления. Нынешний российский предприниматель отличается от своего западного коллега не меньше, чем русский помещик от европейского феодала. Помещик (до указа «О вольности дворянской») оставался таковым и пользовался землей лишь пока служил государю. Бизнесмену позволяют сохранять свое дело лишь в той мере, в которой он обслуживает нужды властей соответствующего уровня: малое предприятие – главу местной администрации, среднее – мэра, крупное – губернатора, ФПГ – федеральную власть. Поэтому трудно ожидать, что нынешнее предпринимательское сословие способно принять на себя ключевую роль в создании эффективной системы управления, основанной на конкуренции независимых предприятий.

  ... Детальный прогноз основных характеристик будущей российской экономической системы невозможен, так как они сформируются в ходе противоречивого процесса взаимодействия национальной системы управления с требованиями мирового научно-технического и социального прогресса. Как пойдет это взаимодействие, какие формы оно примет — время покажет.”

Mission: Impossible - Ghost Protocol


& Agent Carter: DNA test.
    Ethan: It’s me!
    Carter: It’s procedure. I’m just confirming it’s you.

& Bogdan: Sergei, are you not Sergei?

& Carter: This wasn’t a rescue mission?
    Ethan: Let me put it this way... If The Secretary wanted me out of there, must be pretty bad out there.

& Carter: What do you got?
    Ethan: We’re going into the Kremlin.
    Benji: I thought you said “the Kremlin”. ... I thought you said “the Kremlin”!

& The Secretary: Your mission. Should you choose to accept it.

& Ethan: Only pack what we need.
    Benji: Yeah, absolutely. Only pack what we need. You just never know.


& Benji: Okay, now remember, it’s a rolling off motion, that disengages the bond. When the emitter is blue, that’s full adhesion. Easy way to remember. “Blue is glue.”
    Ethan: And when it’s red?
    Benji: Dead.

& Agent Brandt: 23 minutes to doorknock.
    Ethan: Your countdown is not helping.
    Brandt: I’m just saying.

& Carter: Your line is not long enough!
    Ethan: No, shit!

& Benji: That was not easy, but I... I did it. ... What I missed?

& Sabine Moreau: No diamonds, no codes.
    Ethan: No codes, no diamonds.

& Sabine: How good is your backup?
    Ethan: The best.
    Sabine: Kill them the best.

& Benji: Why am I Pluto? It’s even not a planet anymore.
    Ethan: I think Uranus is available.
    Benji: Hehehe... It’s funny cause you said “anus”.


--
+ quotes on the Imdb.

Breakout Kings 2x8

SEALd Fate

& Julianne: I’m sorry. Um, you-you are still so... important to me, an important... friend.

& Ray: You’re quiet. You’re never quiet. Everything all right?

& Shea: Beheaded?
    Ray: Yeah.
    Shea: As in the dude’s head is gone?
    Erica: Yeah, that’s what “Beheaded” means, genius.
    Ray: And it looks like he took it with him.
    Shea: Beheaded?

& Ray: What are you, Spiderman?
    Shea: They got security cameras all over the place. If you want to be on Big Brother’s radar, be my guest.

& — Please, you don’t know what you’re doing.
    Whitman: I know, I’m crazy. But I have a gun, so sit down.

& Shea: They make Whitman look crazy in case he talks, then try to dope him, so he don’t talk.
    Ray: Talk about what?
    Shea: About whatever super-secret, black ops, oogity-boogity thing he knows about.

& Damien: Wake up, Doc. You can sleep when you’re dead.

& Damien: I know what it feels like. There’s a high that comes with having total control.
    Lloyd: Then come the lows. The highs and lows aren’t real, Damien, they are tricks your mind plays on you.
    Damien: All this time you pretended to be better than me when, in reality, we’re more alike than you realize. Both smart, both misunderstood. Both murderers. ... You’re as evil as me, Doc. Maybe more.


& Lloyd: Don’t do this. You could leave now and just disappear.
    Damien: Boring.
{ Like Moriarty’s ’Boring’ ) }

& Damien: Whether she lives or dies is not up to me. It’s up to you. I believe poker’s your game?.. You win, she lives. You lose... she dies.

& Lloyd: Queen high! I win. Now please, let her go. ... I won!
    Damien: Ooh, you were so close.
    Lloyd: I wasn’t close... I won.
    Damien: But you forgot to take into account the most important variable... I’m insane.

& Lloyd: We had a deal!
    Damien: Winning hand, losing hand... none of it matters, Lloyd, because I have the upper hand.

& Ray: Shea, you go downstairs, you go upstairs, I’m going to take the main floor.
    Shea: No, the only thing I’m taking is my black ass back to the SUV. Hey, Ray, they got Navy SEALs, kung fu ninja assassins and shit up in there.
    Ray: That’s the job, Seamus.

& Lloyd: I’m done with all of this! I quit.

--
On Imdb.

__ Good approaching to the Season's finale.

25 апр. 2012 г.

А. П. Прохоров — Русская модель управления (15/16)



Компромисс между системой и людьми


&  Компромисс, благодаря которому «и овцы целы и волки сыты», заключается в формальном соблюдении обязанностей. Система делает вид, что она по-прежнему выполняет управленческие функции в полном объеме, то есть функционирует якобы в аварийном, нестабильном режиме, а исполнители подыгрывают и делают вид, что они соблюдают все эти непомерные требования – демонстрируют энтузиазм, покорность, согласие с тем, что все обстоит как прежде, хотя на самом деле большую часть своих обязанностей они уже игнорируют, выполняют только внешний ритуал.

&  Как начали со времен добровольно-принудительного крещения Руси притворяться верующими христианами, так и продолжают до сих пор притворяться добросовестными подчиненными, честными налогоплательщиками, верными супругами и т. д. Налоговая сфера, пожалуй, служит наилучшей иллюстрацией. Князья недоплачивали Орде, крепостные крестьяне – помещикам ..., современные предприниматели – государству.

&  Со стороны может показаться, что система управления потерпела поражение. Она уже не может добиться своих целей. Она по-прежнему декларирует, что владеет каждой копейкой, каждой минутой, каждой клеточкой тела своих подданных и сотрудников, что она всем руководит и все распределяет, а в реальности люди уклоняются, и система ничего не может с этим поделать. Вроде бы люди перехитрили и победили систему управления. На самом же деле достигнут компромисс, удовлетворяющий интересы обеих сторон.
    С одной стороны, люди получили то, что им нужно: спокойствие, сохранение жизни, здоровья, времени и имущества; они не выполняют того, что от них требует система. Но система также сохранила главное – потенциальную возможность перейти в нестабильное состояние и вернуть звенья системы управления назад, в аварийный, конкурентный режим. Сохранилась структура управления, позволяющая провести мобилизацию, распределение и перераспределение ресурсов, сохранилась базовая идеология, сохранился идеологический аппарат, продолжающий вдалбливать людям, что в назначенный час они должны быть готовы выполнять все, что от них потребуют.
    Система сохраняет главное – возможность возвращения на круги своя. Этот исторический компромисс переводит всю страну в сонное, застойное состояние, своего рода анабиоз, который продолжается до очередной аварийной ситуации – проигранной войны, катастрофического отставания от Запада или чего-нибудь подобного. При наступлении такой катастрофы в обществе просыпаются старые стереотипы поведения, система «вспоминает», какой она была при первых князьях или генеральных секретарях, и начинаются управленческие чудеса – то никому не известный мясник Кузьма Минин собирает ополчение и выигрывает уже проигранную войну, то индустриализацию проводят за одно десятилетие, то за считанные месяцы вывозят на восток почти всю тяжелую промышленность, то истребляют и разгоняют все образованное население, а затем на пепелище успешно воссоздают передовую науку и образование, то немцев сначала пускают аж до Волги, а потом гонят назад, то совершают еще что-то невероятное.

&  Единственно возможный в таких условиях способ нормирования – молчаливое соглашение между рабочим и нормировщиком о приемлемых границах выполнения норм. В итоге нормировщик делает вид, что нормирует, а рабочий делает вид, что изо всех сил пытается выполнить эти заниженные нормы. Компромисс, принявший форму «ритуального нормирования», позволяет рабочим спокойно жить и кое-как работать, а руководителям дает право делать вид, что они владеют всеми рычагами власти на заводе.

&  Побочным следствием компромисса между системой управления и населением является неизбежный конфликт поколений. Этот конфликт возникает тогда, когда в один и тот же отрезок времени существуют старшее и младшее поколения, одно из которых выросло в условиях нестабильной системы управления, а другое воспитывалось в спокойные стабильные годы. Одно из этих поколений привыкло жить в кризисных, аварийных условиях, бороться, рисковать имуществом и жизнью, ничего не бояться и быть готовым как к невероятному жизненному успеху, так и к незаслуженному поражению.
    А параллельно существует другое поколение, сызмальства постигшее правило «живи сам и жить давай другим», освоившее искусство формального соблюдения ритуалов и преследования собственных шкурных интересов. Между представителями поколения энтузиастов и поколения, говоря на современном сленге, пофигистов неизбежны конфликты. Периоды сосуществования таких противоположных по своему поведению поколений становятся эпохами бескомпромиссных споров и откровенной вражды, которые проявляются и в семейной жизни, и в литературе, и в искусстве, и в бизнесе, а главное, в политике и государственном управлении, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

&  Указанный компромисс между системой управления и населением России и является тем самым «общественным договором» между государством и обществом, к заключению которого призывают нас политики, ученые и публицисты. Никакой другой «общественный договор» в нашей стране невозможен, так как соответствующая ниша в общественном сознании уже занята.
    Но что может быть улучшено в русском варианте «общественного договора», так это технология его заключения. Согласно действующему испокон веков порядку, «общественный договор» заключается не единовременно и не между двумя сторонами – государством и обществом, а ежедневно и ежечасно между миллионами их представителей: между чиновниками и предпринимателями, между автолюбителями и инспекторами ГИБДД, между судьями и «сторонами по делу» и так далее по каждому конкретному поводу. В ходе переговоров представители государства в каждом отдельном случае идут на нарушение установленных государством идеологических и правовых норм, делают исключение в пользу отдельного представителя общества, то есть временно переходят на другую сторону баррикад.

&  В этом и состоит историческая миссия чиновников в России (чиновников в широком смысле, включая сюда и судей, и менеджеров госпредприятий, и депутатов, и сотрудников силовых структур) – быть буфером, преобразовывать невыполнимые государственные законы и правила в выполнимые и приемлемые.

&  Взяточничество становится не только неизбежным, но и общественно-необходимым явлением, без которого обшество не смогло бы функционировать. На микроуровне взятка выступает, во-первых, как плата за принимаемый чиновником должностной риск, во-вторых, как справедливая компенсация усилий и затрат, понесенных чиновником на пути к должности, дающей «право на взятку»; на макроуровне – как затраты на воспроизводство так называемых «общественных благ» (public goods).


&  Если бы чиновничество было просто паразитом на теле страны, как полагало и полагает большинство соотечественников, а взятки были бы только вычетом из «общественного пирога» наподобие ущерба от саранчи, то чиновники не просуществовали бы столько веков в качестве ведущего класса общества. При очередном повороте истории их давно бы выбросили на свалку (что неоднократно пытались сделать при самых разных правителях). На самом деле сложившаяся в России система управления, да и весь уклад жизни, предполагает наличие коррумпированного посредника между государством и населением. Уместно вспомнить так называемое правило № 1 M. М. Сперанского, отца русской бюрократии в ее современном виде: «Ни одно государственное установление не должно быть прописано так, чтобы его можно было применять без прямого участия чиновника».
    Если этот посредник не будет коррумпирован, то общество окажется беззащитным перед лицом людоедского государства. Как заметил Герцен «в русской жизни страшнее всего бескорыстные люди».

&  Чтобы убедиться в народном характере российской бюрократии, нет необходимости использовать сложные логические доводы. Достаточно вспомнить бюрократов застойного брежневского или даже нынешнего времени. Вспомните милейшие лица этих тетенек и дяденек, в которых не было ничего от бесчеловечных монстров. Им совершенно не была нужна власть над человеком. Они требовали, в сущности, только одного – чтобы никто не нарушал их служебный покой, не мешал жить, не заставлял работать, не ставил под угрозу их благополучие, не вынуждал к каким-то действиям.
    Поэтому они пуще всего блюли процедуру, а их священную ярость и ненависть вызывало только то, что требовало от них каких-то действий, не направленных к их интересам, например, когда какой-нибудь настойчивый проситель, жалобщик или правдоискатель пытался пробиться через бюрократические препоны и добиться своей цели. Таких людей чиновники гоняли по кругу и даже преследовали, потому что подобные правдоискатели нарушали вековые правила игры, разрушали компромисс между народом и государством.

&  Бюрократия олицетворяла собой этот компромисс. В стабильное время бюрократия в силу своей неэффективности и корысти не позволяла государству сожрать свой народ ради достижения каких-то амбициозных государственных целей. Но при этом бюрократия сохраняла и поддерживала структуры, ритуалы, обычаи, идеологию аварийно-мобилизационного управления. Когда наступал кризисный период и система управления переходила в нестабильный режим функционирования, бездействовавшие в стабильных условиях структуры и ритуалы наполнялись реальным содержанием, и система управления действительно становилась жестокой, но результативной.

&  Правление почти каждого царя или генерального секретаря сопровождалось многообразными проявлениями завышенных государственных амбиций. Совсем еще неопытный царь Петр I в составе «великого посольства» едет по Европе, намереваясь разом включить русское государство в так называемый «большой политик». Екатерина II, будучи главой государства, в котором людей продавали, как скот, а телесные наказания применялись повсеместно и по любому поводу, всерьез пыталась сделать Петербург культурной столицей Европы. Павел I, получив долгожданный трон, посылает донских казаков в поход на Индию. {...} Николай I послал армию на подавление мятежа в другой стране (Венгрии), подарил целый флот испанской монархии для борьбы с восставшими колониями в Южной Америке, так как считал себя и свою страну ответственными за поддержание порядка во всем мире. Едва взяв власть в разваливающемся государстве, большевики не только поставили задачу сделать Россию центром мировой революции, но сразу же начали решать ее.

&  Убежденность во всемирно-историческом значении всего, что происходит в России, пронизывает всю русскую культуру и даже обыденное сознание. Примерами являются и классическая русская литература, вознамерившаяся дать погрязшему в пороках человечеству универсальные рецепты спасения, и фундаментальная наука, охотно занимавшаяся вселенскими проблемами (достаточно упомянуть Циолковского, Вернадского и Гумилева), и внешняя политика.

&  «Догоняющие, в основе своей насильственные реформы, проведение которых требует усиления, хотя бы временного, деспотических начал государственной власти, приводят, в конечном итоге, к долговременному укреплению деспотизма. В свою очередь замедленное развитие из за деспотического режима требует новых реформ. И все повторяется снова. Циклы эти становятся типологической особенностью исторического пути России. Так и формируется – как отклонение от обычного исторического порядка – особый путь России.

&  Русская система управления, являясь неэффективной в кратко— и среднесрочном плане, с долговременной точки зрения вполне эффективна, так как чудовищные затраты в конце концов компенсируются впечатляющими результатам. Если бы не компенсировались, то страна не заняла бы такую большую территорию и не имела бы такого влияния в мире. {...} Попытка цивилизовать отношения между государством и населением путем снижения планки требований к населению разрушит всю российскую систему управления. Отказ системы от всеобъемлющих прав на рабочее и свободное время, жизнь и имущество подданных неизбежно повлечет адекватное снижение планки требований государственной идеологии к самому государству и к стране в целом. Ничто уже не будет заставлять систему управления добиваться значимых результатов, отказ от глобальных амбиций демонтирует старый мотивационный механизм, не создав взамен нового. Страна на какое-то время станет более удобным местом для проживания, но отсутствие цели и смысла неизбежно приведут к общественному застою.

Contraband

& Sebastian: It takes money to make money, baby.

& Edwin: Estas bueno?
    Chris Farraday: No, it’s no fucking bueno.


& Danny: I mean, what are we supposed to be doing here?
    Chris: Blocking the truck.
    Danny: Right. That’s awesome. We’re blocking the truck. Like human speed bumps.

--
+ quotes on the Imdb.

__ -1 for:
A) Frustrating message: do what you want/can (only not drugs & only not _here_) & you'll be fine.
B) Flows in the plot (Ringtone Vs. Concretemixertone, entertaining chemistry for beginners smugglers, ...).

24 апр. 2012 г.

А. П. Прохоров — Русская модель управления (14/16)



Заначка


&  Существует единственный вид дохода, относительно защищенный от негативного воздействия уравниловки, – заначка, то есть доход, скрытый от государства, предприятия или семьи. В периоды стабильного состояния системы управления заначка является практически единственным фактором имущественной дифференциации общества, и потому она самый желанный в России вид заработка. Причем способы, с помощью которых в стабильные, застойные годы добывается заначка, в нестабильное время легализуются и становятся главными каналами перераспределения имущества.

&  Заначка – заработок, который можно утаить от государства, от барина, от главы семейства, от жены, от родителей, от директоpa, от начальника цеха, от мастера, от коллег, от бригадира. Это доход, которым человек, подразделение или целое предприятие могут распоряжаться самостоятельно, не делясь с вышестоящей организацией. В этом особая ценность заначки, особенно в условиях постоянной угрозы перераспределения, «сверху», или «сбоку» (со стороны родственников, коллег и соседей). Люди ищут те работы, где заработок не регистрируется, не облагается налогами, займами, снижением расценок, продразверсткой, оброком, алиментами, о котором не знают родители и соседи. То есть левые работы, шабашки всех видов.

&  История заначки уходит в седую древность. Когда мобилизация и перераспределение ресурсов стали главными элементами русской модели управления, в качестве противодействующего фактора не могла не возникнуть развитая культура утаивания доходов. В самой основе Московского государства находилась заначка. Из тех средств, которые великий князь московский должен был собрать с русских земель, чтобы отвезти в качестве дани татарам, он скрывал (заначивал) в пользу Москвы определенную часть. Фактически Россия построена за счет заначки. Сам подход к государству как к средству получить в свое распоряжение общак и оставить себе из этого общака заначку – в этом и состояла суть старомосковской системы управления, той самой системы, которая потом развернулась в русскую модель управления. Заначка превратилась в один из базовых элементов этой модели.

&  Чтобы опередить князей-соперников в борьбе за благосклонность Орды, за получение ханского ярлыка на великое княжение, Александр Невский и продолжившие заложенную им политическую традицию московские князья ввели в систему управления принципиально новые элементы: использование вышестоящей организации (в лице Орды) для подавления внутренних конкурентов, мобилизацию и перераспределение ресурсов как главную функцию управления (московские князья собирали со всей Руси дань для татар), «заначку» как основной источник финансирования (часть дани Москва утаивала от Орды в свою пользу), «приручение» вышестоящей организации путем прикармливания взятками ее функционеров (в результате чего ордынская администрация быстро деградировала) и прочие особенности.

&  «В XVII веке подношения приказным были нескольких видов. „Почесть“ полагалась заранее для успешного продвижения дела, „поминки“ – за конкретную работу с целью ее ускорения и „посулы“ (взятки) – за нарушение закона. Они в несколько раз превышали жалование».

&  Заначка существует на всех уровнях управления. В семьях заначка – у мужа от жены, у жены от мужа, у детей от родителей. Заначка заводского рабочего – скрытые (фактически ворованные) материалы и инструменты, из которых он сделает либо какую-то продукцию для личного пользования или на продажу, либо сдаст мастеру во время сверхурочных работ для оплаты по двойному тарифу. Мастер тоже имеет свою заначку, скрытую от начальника цеха и от рабочих, – неучтенные материалы и готовую продукцию, фиктивно отработанное рабочими время (в табеле учета рабочего времени одно, а «по жизни» – другое). Заначка директора завода в советское время гордо именовалась фондом директора и представляла собой средства, о которых не знала вышестоящая организация и которыми он мог распоряжаться самостоятельно, без отчета (этот фонд иногда называли «коньячным»). У начальника цеха был свой «фонд начальника цеха» (уже не столько «коньячный», сколько «водочный»), у мастера – «фонд мастера».

&  Необходимым условием выживания и благополучия как населения в целом, так и каждого отдельного русского, становится умение извернуться, изобрести какие-то обманные технологии, перехитрить систему управления и не выполнить те условия, в которые она его ставит. Эта удивительная изощренность в нейтрализации системы и несоблюдении требований законодательства имеет неизбежным следствием невероятный размах коррупции, обмана, надувательства во всех сферах жизни – хозяйственной, идеологической, политической, личной.


&  Бытописатель Москвы конца XIX – начала XX века Е. П. Иванов насчитал тринадцать видов обмера и обвеса покупателей продавцами в розничной торговле. Трудно удержаться от соблазна процитировать целую страницу его текста:
    «Обвес „c походом“.
    Продавец берет большее против спрошенного количество какого-либо продукта и с легким толчком бросает его на весы, после этого на весах же отрезает ножом излишнюю часть и во время этого процесса усиленно нажимает на площадку, которая и показывает излишек. Иногда с этой же целью он добавляет еще резкий удар тем же ножом по площадке. Когда площадка весов с недостающим количеством продукта чуть остановится внизу, продавец на мгновение отнимает руки, как бы убеждая покупающего не только в точности требуемого количества, но и в „большом походе“. После этого ловкий продавец отрезает из лежащих на прилавке обрезков еще маленький кусочек продукта, дополняет его, быстро срывает покупаемое с чашки весов и с выражениями готовности к услугам поспешно завертывает в бумагу. В этом приеме обычно скрывается самый значительный недовес.
    Обвес „на бумажку“ или „на пакет“.
    Продаваемое упаковывается или в двойной пакет, или в толстую тяжелую бумагу, отнимающую при небольших порциях покупаемого значительную часть веса.
    Обвес „на бросок“.
    Продаваемое быстро с силой бросают на весы, отчего последние идут вниз. Не дав им выровняться, быстро снимают взвешиваемое, упаковывают и выдают покупателю.
    Обвес „на пушку“ или „с пушки“.
    Вывешивая тару, отвлекают чем-либо внимание покупателя и, по надобности, то быстро сбрасывают, то вновь кладут мелкую гирю на противоположную взвешиваемому чашку. Для удобства такие гири держат привязанными на шнурок, который также, при изменении приема, может давать вес.
    Обвес „втемную“ „по-темному“.
    Взвешивают на весах, поставленных таким образом, что покупатель видит часть их. Обычно продавец закрывает стрелку и желаемую чашку своей фигурой.
    Обвес „на путешествие“.
    Продавец взвешивает без присутствия покупателя, вежливо направляя его в кассу для расчета или для получения чека.
    Обвес „на нахальство“.
    Продавец, пользуясь незнанием или ненаблюдательностью покупателя, ставит неверные гири – меньшего веса.
    Обвес „с подначкой“.
    Практикуется чаще всего уличными торговцами на ручных неверных весах. Прием заключается в отклонении пальцами в момент взвешивания головки прибора в желаемую сторону.
    Обвес „на время“.
    Обвес, рассчитанный на скорость наложения и быстроту снимания с весов продаваемого.
    „Сделать пиротехнику“ или „радугу“.
    Подменить один сорт товара другим. Способ, широко практиковавшийся у мясников.
    „Дать ассортимент“.
    Отпустить товар высшего сорта, а довесить низшим.
    Обвес „семь радостей“.
    Продавец одновременно старается использовать и вес бумаги, и неверные гири, и сбрасывание последних, и все прочие приемы.
    Обмер „внатяжку“ при продаже материи.
    Продаваемое ловко натягивается на меру и незаметно спускается с ее конца. Последнее широко практиковалось при продаже плотных шерстяных тканей».


&  Ликвидация большевиками рыночных отношений не дала стране возможности своевременно «переболеть» финансовыми пирамидами, и это детское, по сути, экономическое заболевание (Франция испытала его еще в XVIII веке) разразилось в России уже в конце XX века. В результате такого исторического опоздания наши финансовые пирамиды приобрели совсем уж карикатурные формы, а былинные по своему размаху образы российских мошенников-пирамидостроителей надолго остались в народной памяти.

&  В отношениях между полами – то же самое. Целые поколения молодых людей вырастали в убеждении, что главное в личной жизни – обмануть женский пол, получить то, что хочется, не вступая в брак. А мудрость женского пола заключается в том, чтобы принудить парней вступить в брак до того, как те получат то, что они хотят. Эта своеобразная игра в «кошки-мышки» была любимой забавой молодежи на протяжении долгих эпох.

&  Как же люди и организации приспосабливаются к повсеместной нeoбязaтeльнocти и надувательству? В каждой сфере по-разному, но всегда без помощи государства и даже вопреки ему. Наиболее распространенный подход – формирование неких общностей, где соблюдаются относительно цивилизованные правила игры.

&  Из-за взаимного недоверия отсутствует конструктивное взаимодействие между собственником и наемным менеджером, поэтому собственники, как правило, вынуждены сами руководить своими предприятиями. То есть менеджеры в современной России – это не те люди, кто лучше других умеет руководить, а те, кто лучше других умеет приобретать собственность, что требует совсем других качеств характера и квалификации.

&  Если менеджер в силу должностного положения становится контрольным акционером – это хорошо, если контрольный акционер в силу прав собственности становится менеджером – это плохо. «Следствием неуверенности собственника в „завтрашнем дне“ стал явно затянувшийся в российских компаниях этап совмещения ролей хозяина и управляющего. Известно, что на управлении это сказывается не лучшим образом, поскольку собственник и менеджер – взаимоисключающие психологические типы, направленные на решение принципиально разных задач: „раскрутки“ или „поддержки“, определение краткой или длительной перспективы».

&  В атмосфере тотального недоверия собственники и менеджеры неизбежно начинают воссоздавать на предприятиях ту единственно известную им с детства модель управления, при которой можно относительно безбоязненно доверять друг другу, то есть модель семьи.

&  «В традиционном обществе радиус доверия ограничен пределами семьи или клана. В продуктивном обществе радиус доверия определяется не по кровнородственным связям, а по морально-этическим понятиям. В любой точке земного шара и во все времена там, где радиус доверия ограничен семьей, все выходящее за пределы семьи в лучшем случае безлично, как правило же, враждебно. В таком обществе процветает коррупция, склонность к засорению общественных мест, пассивность („не что я сделал, а что со мной сделали“), уклонение от уплаты налогов и вообще от любых общественных обязанностей, обращенность к прошлому, негативное отношение к новому как к расшатыванию устоев, воинствующий непрофессионализм». Иначе говоря, господство заначки и необходимых для ее получения обманных технологий консервирует в русской модели управления изжившие себя управленческие структуры и стереотипы поведения.


House M.D. 8x18

Body and Soul

& House: What was he dreaming about?
    Park: It doesn’t matter. It’s a dream. {...}
    House: What did you dream of?
    Park: I never remember my dreams.
    House: But you’re certain that they’re insignificant. Defensively so.
    Park: I was defending science.
    House: You were defensively defending science.

& House: I had a dream.
    Wilson: House... We can talk later.
    House: Relax, I’m a doctor. Your spectacular breasts mean nothing to me.
    Wilson: House... House!

& Wilson: Later.
    House: I had sex with Dominika.
    Wilson: In a dream?
    House: It wasn’t literally sex. Technically, it was flossing. You know, teeth, testicles... I think the symbolism is pretty clear.
    Wilson: “Later” just changed to “never.”

& Taub: I’ll tell you what would be weirder, if you didn’t dream about having sex with Chase.
    Park: Have you?
    Taub: No.

& Park: It means something, doesn’t it?.. I work with him. I can’t want to sleep with him.
    Taub: Maybe Chase just represents work. You’re just falling in love with your job.
    Park: It has been very satisfying lately.

& House: ...probably because of this green G-string she hangs up to dry in the bathroom.
    Wilson: My watch must have stopped. Apparently it’s already “never.”

& Wilson: She can move out, but she still doesn’t know it, which means you’re basically holding her prisoner. Tell her the truth, and leave me alone.

& House: ...It sucks.
    Dominika: No, it’s... it’s not suck to live with you. It’s been fun, but... you know, I just want to be legal.
    House: ... And you will be. Absolutely.
{ So this it? A month till all this (means House M. D. himself and House TV show) end? }


& House: Interesting.
    Chase: So we should start treating...
    House: Interesting that you keep falling for it when I say “interesting.” The scleroderma part was idiotic... we’d have seen skin involvement. The interesting part is that you and Park agree, but you’re not able to look at each other.
    Chase: Um... I’m looking at her.
    Park: I’m looking at him.
    House: Good, now lick your lips.

& Dominika: What is happening to boy with demons?
    House: Absence of evidence on an MRI, which my team has mistaken for evidence of absence.

& Dominika: This is what I am not understanding: How can you believe in dark matters but not in dark spirits? Is... is the idea of demons so different than the Higgs boson? We can’t see it, but we can see the impact of its presence. ... I borrowed your physics book.

& Chase: Bitch.
    Park: Dick!

& Park: You coming?
    Chase: Why didn’t your lips move when you said that?
    Park: Chase! You coming?

& Taub: Was he?..
    Adams: Yes. ... He was levitating.
    House: Cool. So the one thing we know for sure is he was not levitating.

& House: And good news for Park: I think Chase had a sex dream about you.
    Chase: Dreams don’t mean anything!

& House: Since we’re establishing a new policy of “What the hell, we’ll try anything,” I’d like to hire Shakira to belly dance while singing Waka Waka.
    Foreman: As long as you get the mom and Shakira to consent.

& Foreman: You’re not going anywhere, and we’re not “ratifying” their beliefs, we’re respecting them.
    House: You do realize it may involve animal sacrifice... People who live in glass hospitals should not throw exorcisms.

& House: What are you doing?
    Dominika: Comforting my husband after a bad day... If this is not what you want, I go back to making dinner.

Wilco — Black Moon

♪ I was always right ♪
♪ about the morning ♪
♪ okay, I’m an old shoe ♪
♪ danced above the blaze ♪
♪ never stopped crawling ♪
♪ over ♪
♪ The black dunes ♪
♪ and I’m waiting ♪
♪ for you ♪

& Park: Was I good?
    Chase: Doesn’t mean anything. Idea got planted. It was probably inevitable.

& Park: I’m weird, and you’re pretty, but we connect. We feel safe. We trust each other.
    Chase: Maybe.
    Park: ... Just testing my theory.

& House: Dominika moved out. She was fun. She was hot. She fixed my blender... That is not a metaphor.

& Wilson: I have cancer, House.

--
On the Imdb.

Mad Men 5x6

Far Away Places

& Abe: How about tonight we go see that stupid movie about the guy being hunted in Africa? “The Naked Prey.”
    Peggy: I don’t know, Abe.
    Abe: You’re gonna resist the chance to see Cornel Wilde naked? I heard he wrestles a boa constrictor. Sounds pretty dirty.

& Peggy: Fine. We’ll go to the movies. I just can’t promise that my mind won’t be elsewhere.
    Abe: Your mind is always elsewhere.

& Abe: Why are you doing this right now? Most men wouldn’t even have this conversation. They’d just leave.

& Abe: Have a shitty day.

& Raymond: I wish someone was eating beans.
    Stan: That guy is.
    Raymond: I did ask for college students.
    Peggy: I know that, Raymond. And we want you to have everything you asked for.
    Raymond: Well, stop writing down what I asked for and try to figure out what I want.

& Raymond: Did Don sign off on this?
    Peggy: Don loves this work. Maybe Don doesn’t understand what you wanted either.
    Ken: Let’s not speak for Don.
    Raymond: I’m sorry. I’m not a word person like you people.
    Peggy: Sure, you are. And your words are always “I don’t like it.” And I think you’re right. We don’t understand you. Because you do like it. I think you just like fighting.

& Stan: I’ve got to admire you. That was a completely suicidal move. Women usually want to please.

& Peggy: Why didn’t you tell me you had a family? Your father’s nice.
    Michael: He’s not my real father. People don’t understand.
    Peggy: Are you adopted?
    Michael: Actually, I’m from Mars. ... It’s fine if you don’t believe me, but that’s where I’m from. I’m a full-blooded martian... Don’t worry. There’s no plot to take over Earth. We’re just displaced.

& Michael: I can tell you don’t believe me. That’s okay. We’re a big secret. They even tried to hide it from me. That man, my father, told me a story I was born in a concentration camp, but you know that’s impossible. And I never met my mother because she supposedly died there. That’s convenient. Next thing I know, Morris there finds me in a Swedish orphanage. I was five. I remember it.
    Peggy: That’s incredible.
    Michael: Yeah. And then I got this one communication. A simple order. Stay where you are.

& Jane: You’re not gonna say anything?
    Roger: What?! I said you look nice and I said I don’t want to do this.
    Jane: Well, what do you want to do? Go home, open your vest and yell at the TV for the next 20 years? Go ahead.

& Leary: It’s the study of the ways the things are true or false. Some things are possibly true. Some are necessarily true. Some used to be true. Some will be true. Some are true on this planet, but not necessarily others.
    — So there’s no good and bad because the truth is relative?
    Leary: Even if the truth is what you would call relative, good and bad are not relative. Your mistake is that you’re assuming that because something is true that it’s good.

& Leary: I say we postpone this conversation until after we turn on.
    Roger: ...Or after we turn in. Jane, honey, you ready?
    Jane: What do you think you’re doing?
    Roger: I took your college course. I say it’s time to hit the sack.
    Jane: No, we’re gonna do this.
    Roger: Do what?
    Jane: I told you, we’re going to take LSD with them. You were supposed to clear your schedule.
    Roger: LSD?! Really?


The Beach Boys — I Just Wasn’t Made For These Times

I keep looking for a place to fit in
where I can speak my mind
and I’ve been trying hard to find the people
that I won’t leave behind
they say I’ve got brains
but they ain’t doing me no good
I wish they could...

& Jane: Why are you laughing? Are you laughing at me? What’s wrong with me?
    Roger: It’s the World Series. 1919. The Black Sox.
    Jane: Were you there?
    Roger: No, but I’m there. Look at the cars... Model T, model T, model A, model T...

& Roger: What time is it?
    Jane: How could a few numbers contain all of time?

& Jane: Catherine is not my friend. She’s my doctor.
    Roger: I knew that, but I didn’t know it.
    Jane: Sometimes I think she knows me better than you do.
    Roger: Do I want to know?
    Jane: Probably not.

& Roger: I’m sorry I always say it, but you are so beautiful.

& Jane: Where are you going?
    Roger: Out the door and into the elevator, I suppose.
    Jane: What about me?
    Roger: You can take your time, obviously. I figured I’d just check into a hotel for a while. I don’t want to displace you.
    Jane: What are you talking about?
    Roger: I imagined all the screaming and fighting and lawyers... It’s just so beautiful how we were able to be there together in the truth like you wanted.

& Jane: Are you leaving me?
    Roger: No. We’re leaving each other just like you said.

& Roger: You said so many amazing things. You were speaking German.
    Jane: I don’t know German.
    Roger: You were quoting your father.
    Jane: It must have been Yiddish.

& Jane: It’s going to be very expensive.
    Roger: I know.

& Megan: What about Heinz?
    Don: What about it? It’ll be fine. {...}
    Megan: But we can go tomorrow.
    Don: Come on. Let’s go right now. We can do this.
    Megan: I don’t know.
    Don: I’m the boss. I’m ordering you. Come on.

& Don: Stop it! What’s wrong with you?
    Megan: I’m sorry. Maybe you could make up a little schedule so I’ll know when I’m working and when I’m your wife. It gets so confusing.

& Don: Get in the car.
    Megan: No, I am talking to you.
    Don: Okay, don’t get in the car.

& Megan: How could you do that to me?
    Don: I don’t know. It was a fight. It’s over.
    Megan: No. Every time we fight, it just diminishes* us a little bit.

--
diminish — уменьшать; ослаблять

On the Imdb

__ That was a tough day. And tough episode.