Терри Пратчетт — Вещие сестрички

Плоский мир | Discworld — 6

*  Сквозь непостижимые толщи космоса несет свое бремя вселенская черепаха Великий А'Туин, и бремя это состоит из четырех слонов исполинов, подпирающих спинами диск Плоского мира. Вокруг диска вращаются скромных размеров солнце и луна, описывая довольно замысловатые орбиты, необходимые для смены времен года. И вряд ли во всей множественной вселенной отыщется другое место, где время от времени слону приходится задирать свою конечность, дабы не воспрепятствовать предписанному ходу небесных светил.
*  Человек, которого можно купить, как правило, ничего не стоит.
*  Да, воистину только в сновидениях мы обретаем подлинную свободу. Все остальное время мы на кого-то работаем.
  Иногда приходится творить добро, чтобы наказать человека.
*  Ведьма должна вести себя как ведьма. А все остальное – это драматические эффекты. Поверь мне, настоящая магия творится у людей в головах. Это и называется головологией.
*  – Мы обязаны говорить правду. Но быть честными нас никто не заставляет.
*  Даже кролики приняли участие в расправе.

---

*  ...король увидел, что Смерть ничем не отличается от обычного начищенного скелета – не считая одного существенного обстоятельства. Глазницы Смерти горели небесно-голубым светом. Но даже это открытие не ужаснуло Веренса. Во-первых, не так то легко ужасаться, когда твои органы, отвечающие за восприятие ужасного, покоятся в сморщенном виде в некотором отдалении от объекта наведения ужаса. А во-вторых, король, который ни разу в жизни не изведал ужаса, вовсе не стремился познакомиться с ним по окончании своего существования. Отчасти это объяснялось полным отсутствием воображения, однако верно и то, что сей монарх был ярким представителем той особой породы смертных, чья укорененность в настоящем воистину непоколебима.
    Большинство же смертных такой укорененности лишены. Их жизни можно уподобить кляксам, растекающимся вокруг точек, где в данный миг находятся их тела, – такие смертные либо предвосхищают будущее, либо стараются вернуться в прошлое. Их поглощенность тем, что может свершится такова, что способность распознавать свершающееся они проявляют лишь тогда, когда обращаются к нему в качестве уже свершившегося. Все это слегка запутано, но такой тип людей распространен наиболее широко. Они боятся потому, что подсознательно знают, что их ждет. И чаще всего их ожидания сбываются.
*  "Принять на грудь" и "выпить" – синонимы. Разница лишь в количестве спиртного, разминувшегося с целью.
*  Вторая лепешка, одолев половину расстояния до рта матушки Ветровоск, застыла в воздухе.
    – К нам кто-то едет в гости, – промолвила матушка.
    – Это ты определила по покалыванию в пальцах? – с чистосердечным любопытством воскликнула Маграт, которая черпала сведения о ведовстве по большей части из книг.
    – Нет, по колебанию мембран ушей, – отозвалась матушка Ветровоск...
*  Как можно осторожнее, дабы не провалиться, Веренс опустился на лавку и обхватил голову руками. Он еще при жизни слышал, что смерть – штука паскудная. Ему пришлось умереть, чтобы оценить все ее паскудство.
*  ... С другой же стороны, размышлял герцог, быть деревом все-таки чертовски приятно. Во-первых, у деревьев вроде бы не бывает ушей. А во-вторых, они, кажется, научились обходиться без уз брака. Дуб-самец – надо бы не полениться и порыться в справочниках, проверить термин, – так вот, дуб-самец просто вытряхивает из себя пыльцу, которую подхватывает ветерок, и вся эта тягомотина с желудями – или на дубах растут яблоки? – самца уже никак не касается...
*  – А ведь нам не пришлось бы гнать в слякоть и непогоду такого ценного человека, если бы ты меня послушал. Так нет ведь...
    – Нет чего, моя ненаглядная? – И герцог зевнул. Ночь выдалась волнительная. ...
*  Нервы, как уже давно заметила матушка, пошаливали у нее всякий раз, когда ее покидала привычная уверенность в себе. Ведьмы сейчас сидели в хижине Маграт, а здешнее убранство действовало на матушку угнетающе, поскольку отражало веру хозяйки в мудрость Природы, прекрасных эльфов, кругооборот времен года, целительное воздействие цветовой гаммы и еще в целую уйму разных глупостей, которые бывалая ведьма обычно презирает.
*  – Ненастоящее, которое хочет стать настоящим, часто становится более настоящим, чем само настоящее. Общеизвестный факт.
*  Нянюшка Ягг, усевшись у себя на кухне, взяла на колени своего жутких размеров кота, нацедила на сон грядущий стаканчик и тщетно попыталась припомнить начало семнадцатого куплета из бессмертного "Ежика". В куплете речь должна была идти о козах, но подробности были безнадежно утеряны. Время в очередной раз одержало верх над памятью.
*  – А я, Маграт, всегда отлично видела в темноте! – выпалила матушка. – Слишком много ты всяких книжек читаешь. Всяких гемарров.
    – Гримуаров... – шепотом поправила Маграт.
*  Итак, все в этом мире шло своим ходом – за исключением всего остального, что решительно шло наперекосяк.
*  У демонов есть черта, роднящая их с джиннами и преподавателями философии: если формулировка вашего вопроса будет содержать хоть малую вероятность превратного толкования, они не замедлят выдать вам абсолютно точный, но совершенно невразумительный ответ.
*  – А лично я бы никогда не стала верить королю, которому вдруг поверили старейшины, – отозвалась матушка.
    – Оно, конечно, так, но сама глянь, что творится! Скоро все хай поднимут. Налоги дерут, людей за просто так убивают. А этот новый сержант, смотрю я, не прочь пожечь дома. Старик Веренс хоть и жег, но, сама знаешь, как это... ну...
    – Да ясно, ясно. Он куда прочувственнее к своему делу относился, – кивнула матушка. – От души действовал. А народ любит, когда его ценят.
*  – Земля всегда находится там, где находится, и ни шагу с места. Это и называется географией.
*  – Надо же, какая кровать здоровая...
    – Это дыба, – сообщил король и в нескольких словах объяснил ей предназначение устройства. Нянюшка понимающе кивнула.
    – Каждый развлекается как умеет, – заметила она.
*  – Расходились бы вы по домам, – посоветовала матушка Ветровоск. – Может, они чего там недопоняли. Все знают, что ведьму просто так в темницу не бросишь, если она сама того не пожелает.
    – Все зашло слишком далеко, – высказался какой-то крестьянин. – Целый год пожары да поборы, а теперь вот это еще. Это вы, ведьмы, виноваты. Ничего, скоро порядок наведут. Мы свои права знаем.
    – И какие же у тебя права? – осведомилась матушка.
    – Денатурат, фигурат по наследству, подушный мат, право объедок, испольный бакшиш, – бойко отбарабанил крестьянин. – А также право на собирание каждый второй год желудей и допуска двух третей козы на общий выгон. Было – пока выгон не сожгли. А козочка была хорошая.
*  Матушка сделала несколько шагов и заставила одного из стражей окоченеть, пригвоздив его к месту немигающим взором.
    – Я старая торговка, продаю яблоки из своего сада, зла никому не чиню, – пророкотала матушка так, словно была глашатаем, объявляющим в стане врага о начале войны. – Так что лучше пустите меня в замок подобру-поздорову.
    В последних словах матушки блеснули острые кинжалы.
    – Посторонних велено в замок не пускать, – пробормотал стражник. – Приказ самого герцога.
    Матушка пожала плечами. За всю историю ведовства фокус с продажей яблок из собственного сада удался, по всей видимости, один-единственный раз и тем не менее стал традицией оккультизма, которая нынче предписывала его исполнение в качестве обязательного ритуала.
*  – Ну что ж, – хмыкнула нянюшка. – Давай посмотрим, как все обернется.
*  – Как ты сказала? – переспросил часовой.
    – Повторяю, – повысила голос Маграт. – Я принесла в замок свои сочные яблочки. Ты что, плохо слышишь?
    – Да у нас тут вроде не торговый ряд...
    С тех пор как его напарник был помещен в лазарет, часовой изрядно нервничал. Поступая в охрану, он несколько иначе представлял себе эту службу.
    Вдруг на него снизошло озарение.
    – То есть ты никакая не ведьма? – воскликнул он, неуклюже перехватывая пику.
    – Конечно, не ведьма! Ты сам разве не видишь?
    – Так-так... – невразумительно заметил он.
    Его разум усердно перемалывал вставшую перед ним проблему. Во-первых, она ведьма. Во-вторых, совсем недавно прокатилась волна сплетен о том, что общение с ведьмами крайне вредно для здоровья. С другой стороны, ему строго настрого было велено не пропускать ведьм во внутренние помещения замка, – однако никто и никогда не ущемлял в праве свободного прохода торговок яблоками. Значит, торговки яблоками проблему из себя не представляют. Проблему представляют только ведьмы, тогда как данная посетительница сказала, что ведьмой не является, к чему следует отнестись крайне серьезно, поскольку ведьмы слов на ветер не бросают.
    Оставшись в восторге от изящной логической выкладки, стражник шагнул в сторону и размашистым жестом пригласил ведьму зайти в замок.
    – Проходи, торговка яблоками.
    – Спасибо, – ласково откликнулась Маграт. – Хочешь яблочко?
    – Нет, нет, премного благодарен. У меня еще осталось то, которое подарила мне первая ведьма. – Он в отчаянии закатил глаза. – Вернее, не ведьма. Не ведьма, а торговка яблоками. Да-да, торговка яблоками. Она же знала, о чем говорит.
*  Матушка Ветровоск вовсе не заблудилась. Блуждание, как таковое, было ей вообще не свойственно. Однако, несмотря на то что матушка отдавала себе полный отчет в том, где именно в данный момент пребывает она сама, ей никак не удавалось взять в толк, куда запропастилось все остальное.
*  Еще недавно у нее ушел бы весь день на разработку и обдумывание деталей плана, а также на отбор ингредиентов. Во всяком случае, таковы были ее давешние установки. Но теперь она была склонна усомниться в них. Если вы хоть раз увидели, как из стирального корыта вылезает демон, вы уже ничего не испугаетесь.
*  – Магия существует затем, чтобы ею управляли, а не затем, чтобы править самой.
*  Площадь возле замка превратилась в кромешный ад. Толпа, сквозь которую матушке и Маграт пришлось прокладывать дорогу, увеличилась за это время стократно, хлынула через покинутые стражей ворота внутрь замка и теперь теснилась возле главной башни. И хотя акции гражданского неповиновения были пока в новинку для жителей Ланкра, горожане успели усвоить несколько основных навыков подобных мероприятий. Основным из навыков было грабле- и серпопотрясение, прием, исполняемый местными манифестантами крайне незамысловато, то есть путем простого поднятия и опускания названных предметов, причем в конце каждого цикла собравшиеся делали страшные лица и дружно рычали: "Гр-р-р! Гр-р-р!" Однако нашлись и такие граждане, которые не уловили изюминку и неповиновение свое выражали в размахивании флагами и свирепом улюлюканье. Некоторые умники из числа учащейся молодежи уже взяли на заметку наиболее склонные к быстрому возгоранию постройки. Словно из-под земли возникли лоточники, продающие мясные пирожки и запеченные в булочках сосиски, и развернули на площади бойкую торговлю. Еще немного, и в чей-то невинный череп наверняка угодил бы первый злополучный камень.
*  – Люди Ланкра! – вскричал он. – Отныне вам нечего бояться! Я, ваш самый искренний друг, намерен оградить вас от посягательств со стороны ведьм! Сегодня они поклялись оставить вас в покое!
    Пока он говорил, матушка не спускала с него глаз. Сразу видно, один из этих, маньяков дефективных... Никогда не знаешь, чего от таких ожидать. Сначала всю печень выстрижет, а потом спросит, как ты себя чувствуешь.
*  – Гита, идем! – проскрежетала матушка. – Маграт, ты куда, вообще, смотришь?
    Маграт виновато потупилась. Все ее внимание было поглощено общением с Шутом, хотя необходимо отметить, что роли обеих сторон в разговоре сводились главным образом к разглядыванию плит под ногами и разглаживанию одежды. В девяноста случаях из ста настоящая любовь – это мучительное, до коликов в суставах, оцепенение.
*  – Мы же не единственные ведьмы на свете. Я, например, знаю, что дальше в Овцепиках есть замечательные специалистки... В конце концов, можно обратиться за помощью к ним.
    Ее старшие подруги были неприятно изумлены.
    – Ну, надеюсь, так далеко мы не зайдем, – ядовито промолвила матушка. – Помощи еще у кого-то просить!
    – Крайне дурное начинание, – заявила нянюшка Ягг.
*  – Матушка, по-моему, сильно расстроилась.
    – Ну, где-то так, – кивнула нянюшка. – Видишь ли, тут есть одна проблема. Чем больше привыкаешь к магии, тем меньше хочешь с нею связываться. И тем чаще приходится к ней прибегать. Возьмем, к примеру, тебя. Небось ты, когда только начинала, выучила от тетушки Вемпер, пустьземляейбудетпухом, пару заклинаний и использовала их все время.
    – Да. Как и другие начинающие ведьмы.
    – Дело известное, – подтвердила нянюшка. – Но, поднатаскавшись в Ремесле, ты уже начинаешь понимать, что к самой сложной магии вообще лучше не прибегать.
    Маграт обстоятельно взвесила прозвучавшие слова.
    – Это как с зеном, да? – спросила она.
    – Понятия не имею. Никогда с таким не встречалась.
*  – Я им покажу, как с ведьмой ссориться!
    – Покажешь, Эсме, покажешь, – приговаривала нянюшка, – только, может, не сейчас, а чуть погодя...
    – Нашел себе сестричек! Ну ничего, я из тебя...
    – Подержи-ка ее минутку, Маграт, – приказала нянюшка, поспешно закатывая рукав.
    – Ну, Эсме, ты уж меня не вини... – вздохнула она и, размахнувшись, влепила изо всех сил такую пощечину матушке, что и матушка и Маграт, которая ее держала, на секунду оторвались от земли и зависли в воздухе.
    На этой тягучей, безжизненной ноте могла бы закончить счет дням иная вселенная.
    Наступившая вслед за тем бездыханная пауза была прервана самой матушкой.
    – Всем спасибо, – объявила она. Со степенным лицом расправив складки на платье, она добавила: – Имейте в виду, я за свои слова отвечаю. Сегодня ночью встречаемся у обелиска. Как сказала, так и будет. Гм! Гм!
*  – А как же золотое правило магии – не вмешиваться в политику? – поинтересовалась Маграт. – Как быть с золотым правилом о невмешательстве?
    – Вон оно что... – Нянюшка взяла ее под руку. – Тут дело такое: чем дольше в Ремесле упражняешься, тем яснее понимаешь, что на каждое правило существует еще одно, не менее золотое. И от него Эсме никогда не отступала.
    – И какое же это правило?
    – Если уж решила нарушить закон, не оставь от него живого места.
*  – Выходит, слово и впрямь вещь могущественная.
    – Именно так, госпожа.
    – И ты порядком поднаторел в этой науке.
    Ведьмы и волшебники полагали, что слова всего лишь инструменты для достижения заданной цели, тогда как сам Шут считал, что слова – это уже сами по себе вещи.
    – Слово способно изменить мир, – сказал он. В ее взгляде мелькнула хитрая искорка.
    – Я слышал, будто герцог намерен пустить лес на дрова, – резко сменил тему Шут. – Так ли это?
    – Однако, – продолжал Шут, – этот план встречен яростным отпором.
    – Со стороны кого?
    – Народ возмущается. Герцогиня вспыхнула.
    – Вздор! – взревела она. – Какое это имеет значение? Мы – властители этой страны. И народ будет исполнять то, что ему велят, а ослушники – безжалостно истребляться.
    – Но, сокровище мое, так можно остаться без подданных, – проговорил герцог.
    – Совершенно необязательно, совершенно необязательно! – запричитал Шут. – Вам никого не нужно истреблять! Ведь на самом деле вы осуществляете... – с минуту он собирался с духом, беззвучно шевеля губами, – долгосрочную, широкомасштабную программу поднятия сельскохозяйственной индустрии, обеспечения занятости в деревообрабатывающем секторе, высвобождения новых площадей под потенциальные инвестиции, а заодно искоренения рассадника криминогенной среды.
    На сей раз всполошился сам герцог:
    – И как же я всего этого добьюсь?
    – Просто-напросто пустишь лес на дрова!
    – Да ведь ты только что сказал нам:
    – Помолчи, Флем! – прервала его герцогиня, пронзая Шута долгим взором. – А если мы захотим пустить на дрова дома неугодных нам людей?
    – Назовите это градостроительной расчисткой, – не моргнув глазом ответил Шут.
    – А если приказать их сжечь?
    – Градостроительная расчистка с применением экологостойкой технологии.
    – А если землю, на которой они стояли, еще и солью посыпать?
    – Ей-ей... Это, наверное, будет градостроительная расчистка с применением экологостойкой технологии наряду с мероприятиями оздоровления окружающей среды. Уместно было бы посадить при этом несколько саженцев.
    – К черту саженцы! – рявкнул Флем.
    – Хорошо, хорошо. Все равно они не приживутся. Главное – что вы их посадите.
    – Но мне еще хотелось бы поднять налоги, – продолжала герцогиня.
    – Ну... ей-ей... вам необходимо заручиться средствами для финансирования ваших широкомасштабных мероприятий.
    – Ей... еще раз, – потребовал очнувшийся герцог.
    – Он хочет сказать, что для того, чтобы пустить лес на дрова, нужны деньги, – пояснила герцогиня.
    Теперь она глядела на Шута с улыбкой.
*  – Но ответь, способны ли твои слова влиять на прошлое? Шут недолго обдумывал ответ.
    – Думаю, здесь дело обстоит еще проще. Ведь прошлое нужно вспоминать, а память состоит из слов. Кто точно расскажет нам, как поступал тот или иной король, живший за тысячелетие до нас? Остались лишь воспоминания да слова. И разумеется, пьесы.
*  Шут уставился в чащобную смурь. Ему вдруг пришло в голову, что если раньше он и любил леса, то любовь эта явно страдала безвредной созерцательностью. Приятно было сознавать, что леса рядом, в двух шагах, на расстоянии вытянутой руки, однако леса воображаемые отнюдь не то же самое, что леса реальные, в которых случается заблудиться. В лесах воображаемых было куда больше огромных, красивых дубов и намного меньше колючего кустарника. На деревья, населяющие подобные леса, лучше всего любоваться днем, когда они не корчат тебе из темноты злобные гримасы и не цепляют длинными ветками. Воображаемые деревья – это гордые властелины леса. Здесь же деревья смахивали на злобных карликовых гномов, увешанных плющом и утыканных древесными поганками.
*  – Слушай, а может, ты уйдешь от этого герцога? Ты не хуже меня знаешь, что это за человек. Пытает людей, сжигает целые деревни...
    – Но ведь я – его Шут. А Шут обязан хранить верность своему господину. Причем до последнего вздоха. Ничего не поделаешь, такова традиция. В нашем деле все основано на традиции.
    – Но ведь тебе, по-моему, не нравится твое ремесло!
    – Я его ненавижу. Но одно с другим никак не связано. Если уж мне на роду написано было служить Шутом, я буду делать это на совесть.
    – Это глупо, – фыркнула Маграт.
    – Скорее по-шутовски.
*  При всей своей космополитичности жители Анк-Морпорка весьма прохладно, можно даже сказать очень конкретно, относились к негуманоидным расам, то есть в общении с ними прежде всего руководствовались девизом: "Кирпичом по башке, и в реку".
*  ...как выяснилось, принимает он на грудь крайне неумело. Большая часть эля все же попадала в рот.
    Судя по омерзительному вкусу в ротовой полости, некое страдающее недержанием ночное существо тоже не промахнулось.
*  Судьба – штука изменчивая, в этом он был положительно убежден. И доверять ей нельзя. Ее и увидеть-то нечасто удается. Зато замечено: как только начинает казаться, что ты загнал ее в угол, она обязательно вынырнет в совсем другом месте. Что это – совпадение? Может, провидение? Законопать наглухо дверь, а потом оглянись – окажется, все это время судьба стояла у тебя за спиной. Только решишь, что теперь уж точно пригвоздил ее, – а она тебе уже машет издалека твоим же молотком.
    крайне ошибочно думать, что можешь подержать ее в ладонях. А что касается ловли судьбы за хвост...
*  – Что же случилось с вашими принципами невмешательства?
    – Ты это о чем?
    – Не притворяйся, что не поняла меня, нянюшка.
    – Да какое это вмешательство? Вмешательство – это совсем другое... – принялась объясняться нянюшка Ягг. – Мы ведь только направляем его поступки в нужное русло.
    – Ты сама послушай, что говоришь! Нянюшка уселась на кровать и принялась нервно поправлять подушку.
    – Видишь ли, невмешательство хорошо, когда все идет как надо. Когда тебя никто не вынуждает, не вмешиваться – одно удовольствие. А у меня – семья. Джейсон уже в пару драк ввязался, когда услышал, что о нас люди говорят. Шона со службы армейской турнули. Так что сначала мы поможем королю, а потом он поможет нам. По-моему, все по справедливости.
*  – То есть, если я правильно тебя поняла, обет невмешательства для вас – это нечто наподобие клятвы никогда не плавать. До тех пор пока не свалишься в воду.
    – Уж лучше клятву нарушить, чем пойти ко дну, – резонно промолвила нянюшка.
*  в разных странах, городах и областях Диска приняты разные системы летосчисления. В условиях, когда на участке поверхности всего в сотню квадратных миль один и тот же год именуется Годом Мелкой Летучей Мыши, Годом Предосудительной Обезьяны, Годом Рыскающего Облака, Годом Тучных Коров и Годом Умных Жеребцов; когда отсчет времени ведется со дня рождения или упокоения полюбившихся звездочетам монархов или пророков; когда во всех вышеупомянутых случаях года состоят из неравного количества месяцев, а многие из них не признают понедельную разбивку, да вдобавок кое-где день не рассматривается как универсальная единица временного отсчета, – в таких условиях люди всегда ищут опору лишь в одном убеждении: хорошего секса всегда мало.
*  – Сдается мне, что мы малость заплутали, – сказал Томджон.
    – Мы заплутали еще миль десять назад, – сообщил Хьюл. – Теперь это уже должно называться как-то по другому.
*  – "Суета суёт и всяческая суета", – неуверенно зачитала она.
    – Так называются трагические перипетии, – пояснила Маграт. – Без них не обходится ни одна пьеса.
    – Что-что суёт? – поинтересовалась нянюшка, которая прослушала половину фразы.
    – Суета сует и всяческая суета, – терпеливо пояснила Маграт.
    Нянюшка приободрилась:
    – Всяческая – это хорошо. Значит, на всех хватит.
    – Слушай, Гита, заткнись, а? – рявкнула на нее матушка. – Тебя все равно не обслужат. Эта суета предназначена исключительно для тех, кто суёт.
*  Матушка Ветровоск выпрямилась. Вышла на авансцену. Публика затаила дыхание. Старая ведьма вскинула руку.
    – Чтоб всем клеветникам на свете стало пусто! Восторжествуй же, Правда...
    – Она запнулась. – ...Восторжествуй же, в-общем и вообще.
*  Юноша окаменел. Глаза его округлились и превратились в два чайных блюдца. Смерть, поднеся руку к его лицу, щелкнул костлявыми пальцами у него перед носом:
    – ОСТАВАЙСЯ ЗДЕСЬ, – и, повернувшись кругом, степенно зашагал по направлению к сцене.
    Его безглазый череп обозревал череду костюмов, восковые джунгли гримерных столов. В его отверстия для ноздрей вливался аромат нафталиновых шариков, грима и пота.
    "Что-то во всем этом есть, – подумал Смерть, – что-то почти божественное. Внутри огромного мира люди построили мирок, который отражает окружающее точно так же, как капля воды вбирает в себя всю округу. Но все же... все же..." В этот же мирок люди вобрали все те вещи, которых всегда пытались бежать, – ненависть и страх, тиранию и жестокость. Смерть разбирало любопытство. Люди истово желают избавиться от самих себя, однако все искусства, изобретенные смертными, только укрепляют стены этой темницы... Да, интересный случай.
*  – Что ты с ней сделала? – Маграт первая обрела дар речи.
    Матушка чуть заметно ухмыльнулась.
    – Головология, – пояснила она и снова ухмыльнулась. – Здесь Черной Алиссии до меня далеко.
    – Да, конечно, но что именно ты сделала?
    – Такие, как она, появляются только тогда, когда человек сам выстраивает стенки внутри своей головы, – сказала матушка. – А я их сейчас снесла. Нет больше стенок. Вопли. Мольбы. Угрызения совести. Все навалилось на нее сразу.
    Маграт обдумала ее слова.
    – Это ужасно, – призналась она в конце концов.
    – Чепуха! – со страшной улыбкой на губах промолвила матушка. – Люди только и мечтают о том, чтобы поближе узнать себя. Вот я ей и помогла.
    – Иногда приходится творить добро, чтобы наказать человека, – глубокомысленно изрекла нянюшка Ягг.
*  – По-моему, это самая жестокая вещь, которую только можно совершить, – упорствовала Маграт, глядя, как покачивается могучий торс герцогини.
    – О боги, напряги же свое воображение, девочка, – вздохнула матушка. – На свете есть вещи куда хуже. Думаешь, иголки под ногти загонять – это хорошо? Или щипцами орудовать?
    – А некоторые предпочитают раскаленные докрасна ножи, – встряла нянюшка. – Причем загоняют их рукояткой вперед, так что, пока вытащишь, все пальцы изрежешь.
*  – Но я ведь не умею быть королем!
    – А мы тебя научим. Во всяком случае, орать ты точно умеешь.
    – Но то была всего лишь роль!
    – Быть королем – это... это... – Матушка щелкнула пальцами, призывая на помощь Маграт. – Как зовутся эти твари, которых везде по сто штук?
    Маграт была явно озадачена вопросом.
    – Ты имеешь в виду проценты? – наконец сообразила она.
    – Они самые, – довольно подтвердила матушка. – Король почти на все сто процентов актер.
*  С котами у Маграт отношения не складывались, а мысль о мышеловках повергала ее в ужас. Она всегда была убеждена в том, что хозяйка способна вступить в мирный диалог с таким существом, как мышка, и договориться, какой именно порядок распределения пищевых припасов в доме наилучшим образом служит выгоде и удовольствию обеих сторон. Такой взгляд на вещи отличался некоторой гуманностью, и мыши этим вовсю пользовались.
*  сильный никогда не может попасть во власть слабому – это просто не в силах слабого.
*  Жирафу, если встанешь на стол,
    вот только с ежиком вышел прокол.
    Улитку, если сможешь ползком,
    вот только с ежиком вышел прокол.
*  – Мы обязаны говорить правду. Но быть честными нас никто не заставляет.
    – Но все-таки я вам удивляюсь, – промолвила Маграт. – Вы же ведьмы, а значит, превыше всего на свете должны ценить правду, традицию, судьбу, наконец...
    – Вот здесь-то и кроется твоя основная ошибка, – возразила матушка. – Судьба, безусловно, важна, но люди, считающие, что она ими распоряжается, совершают большую ошибку. На самом деле все наоборот.
    – Гадская судьба, – выразила свое мнение нянюшка.

Людмила Улицкая — Бедные родственники

*  – Послушайте, Мария Васильевна, а вообще где здесь живут интеллигентные люди?
*  Редкий человек говорит: все у меня есть. Обыкновенно всем всего мало. Всего хотят, бесятся, страдают, ненавидят аж до смерти, и все от зависти, что у другого есть, а у меня нет.
*  – Ах, если бы вы знали, какой у Шуры сын! Круглый отличник, одни сплошные пятерки! Но вы же понимаете, какой теперь в школе уровень?

---

*  Симка вымыла общественной тряпкой пол в каморке – тряпку в жилистых руках она держала с нежностью и твердостью профессионала, – на просохший пол поверх газет положила свою пухлую перину и обратилась к соседке Марии Васильевне с коренным вопросом:
    – Послушайте, Мария Васильевна, а вообще где здесь живут интеллигентные люди?
*  ...Маленькая, опрятно одетая, белокудрявая, она входила в дом и произносила фразу, которая на первый взгляд казалась комплиментом, что-нибудь вроде:
    – Маруся, в прошлый раз ты так прекрасно выглядела...
    Она была гением по этой части: никогда никому она не говорила ничего неприятного, только комплименты, но все же были они какие-то подпорченные...
    – Ах, если бы вы знали, какой у Шуры сын! Круглый отличник, одни сплошные пятерки! Но вы же понимаете, какой теперь в школе уровень?
    – Ах, Галя! Очень вкусный пирог! Если бы ты знала, какие пироги с капустой печет Рая, это просто объедение!
*  А жила Генеле в глубочайшей нищете. Впрочем, если бы кто-нибудь ей намекнул на это, она бы удивилась. Потому что она жила именно так, как хотела. Среди бесчисленного множества людей, живущих вынужденно, связанных разного рода узами, она была так независимо одинока, что даже свои родственные визиты рассматривала как дань людям, которые нуждаются в общении с ней, в ее советах и наставлениях. ...
    В гордой своей нищете она неукоснительно выполняла свой главный принцип – покупать все самое лучшее. Поэтому, не ленясь, она отправлялась через день в Филипповскую булочную и покупала там лучший в мире калач – ей хватало его на два дня. Потом она заходила в Елисеевский и покупала там сто граммов швейцарского сыра. Относительно сыра у нее было подозрение, что бывают сыры получше. Но здесь, в России, лучшим был этот самый швейцарский, из Елисеевского.
    Остальную пищу составляли гречневая и пшенная каши, про которые она скромно говорила, что лучше ее никто не умеет их готовить.
*  – ... Это же надо, это же надо! Ведь ни ног, ни рук, ни голоса человеческого, как мешок ее таскают... И тут во мне как бы что-то треснуло и потекло... Заплакала я, Зина, аж брызнуло! Уж так мне ее жалко стало, не передать... Вот уж кому злосчастье выпало! Господи, да за что? Вот тут меня и осенило! Ведь каждый человек, который на нее смотрит, одно думает: вот несчастье, хуже моего, хуже уж некуда, а мои-то обстоятельства куда ни шло, еще можно жить-то. Вот уж кого пожалеть надо, а не себя. Дошло тут до меня, зачем это Господь таких, как мы, немощных, уродов и калек, на свет выпускает! ...
    Для сравнения, для примера или для утешения, уж не знаю, как тебе сказать. Люди-то злы, им очень утешительно видеть, что другому еще хуже. Вот ты посмотри, есть артистки известные, красавицы, в ларьках продают, все в цветах-розах, а ты на нее посмотришь, и так уж тошно делается – нету, нету справедливости. А когда с одной стороны, артистка такая, ей всего отпущено, а с другой – сестра Евдокия на раскладушечке-то... Вот и думай! Господь поставил, там и стой! Ах, думаю я, хорошо! Вот оно, мое место: калека, стою у храма, проходят люди мимо, каждый посмотрит и про себя скажет: слава тебе, Господи, что ноги мои здоровы и что не я стою здесь с рукой-то! А другой и совестью зашевелится, смекнет, что Богу неблагодарен за все благодеяния его. Ты на попрошаек не смотри, у них одна забота – денег набрать. А настоящий нищий – Божий человек, Господу служит! Он избранный народ, нищий-то!

Терри Гудкайнд — Фантом

Меч истины. Десятое правило волшебника

The Sword of Truth: Phantom

*  – Первая заповедь [боевого чародея] ... означает только одно и в то же время все: сражайся.
*  – Каждый, кто очень хочет верить во что-то, зачастую не способен увидеть правду, какой бы очевидной она ни была. Такие люди сами делают свой выбор. (Зедд)
*  — Люди, которые не хотят видеть правду, часто бывают настроены очень враждебно и громче других отрицают ее. Обычно они переносят свою враждебность на тех, кто посмел им эту правду сказать.
    Но это вряд ли заставит правду исчезнуть. (Зедд)
*  — есть еще одна причина, по которой мы не можем победить: невозможно выиграть войну защищаясь. Таким способом можно выиграть сражение, но не войну. (Ричард)
*  — Если ты думаешь, что ты — раб, значит ты — раб. ... Раб — это состояние ума.

---

*  Нельзя давать понять врагу, чего вы боитесь больше всего.
*  Несмотря на то, что эта армия казалась единой массой, толпой, чем-то неодушевленным, Кэлен знала, что думать так – неправильно. Все же группа людей всегда состоит из отдельных личностей, которые вовсе не родились чудовищами. Каждый когда-то был беспомощным малышом, знал материнские руки; у каждого были свои ребяческие страхи и надежды, свои детские мечты. Только редкий индивидуум из-за душевной болезни обречен превратиться в безжалостного убийцу, но ведь большинство людей – не такие. Эти, объединенные под знаменем извращенных верований, поддерживающих и одобряющих стремление к жестокости, стали убийцами по убеждению, в результате собственного выбора.
    И сделав свой выбор, эти люди сознательно отвергли величие жизни, став вместо этого служителями смерти.
*  — А вот этот? Такой же есть на дверях в Башню Первого Волшебника. Ты знаешь его смысл? Можешь передать его значение?
    Ричард немного повернул запястье и взглянул на изображение звезды.
    — Это — совет не позволять своему зрению останавливаться на чем-то одном. Множество лучей — это предупреждение смотреть во все стороны сразу, не видеть ничего за исключением всего. Это — напоминание, что ты не должен позволять противнику привлечь твое внимание, чтобы направить твой взгляд и задержать его на одной вещи. Если ты поддашься, то будешь видеть только, то, что хочет твой враг. Это позволит ему, скажем так, ослепить тебя и тогда он сможет подобраться незамеченным, и ты, скорее всего, потеряешь свою жизнь.
    Твое зрение, напротив, как лучи этой звезды, должно быть открыто всему, никогда не останавливаться, даже в бою. Танцевать со смертью — значит понять своего противника, стать с ним единым целым, понять его образ мыслей, почувствовать его меч, как свой собственный. Предугадать его точное расположение, скорость и следующее движение до того, как оно произойдет, не дожидаясь его. Открывая свое зрение таким образом, открывая все свои чувства, ты приходишь к пониманию своего противника и двигаешься как бы инстинктивно.
    Слово "меч" означает все формы борьбы, не только сражение или бой каким-либо оружием. Это также применимо к стратегии и лидерству, помимо всего прочего.
    Танцевать со смертью значит вверить себя ценности жизни своим разумом, сердцем и душой, чтобы действительно стать готовым сделать все для сохранения жизни. Танцевать со смертью значит стать воплощением смерти, пришедшей убивать живых, чтобы сохранить жизнь.
*  — Первая заповедь ... означает только одно и в то же время все: сражайся. Однажды вступив в битву, сражайся. Все остальное неважно. Сражайся. Это твой долг, твое предназначение, твоя жажда. Нет правила важнее, нет обязательства выше, чем это: сражайся.
    Бей из пустоты, не из замешательства. Бей противника быстро и прямо, насколько это возможно. Бей уверенно. Бей решительно и окончательно. Ударь по его силе. Просочись в прорехи в его обороне. Бей его. До самого конца. Не позволяй ему даже вздохнуть. Сокруши его. Бей беспощадно, до самых глубин его духа.
    Это противовес жизни: смерть. Это танец со смертью или, если точнее, ход танца — его суть, низведенная до формы, его форма, ограниченная общими представлениями.
    Это закон, по которому живет боевой чародей, иначе он погибает.
    Главная заповедь предназначена не только, чтобы выразить, как боевой чародей сражается с оружием в руках, но, что более важно — как он сражается своим разумом. Это основополагающее понимание природы бытия, которым боевой чародей должен руководствоваться во всем, что он делает. Если он принимает главную заповедь, любое оружие становится продолжением его разума, проводником его стремления. В какой-то степени это напоминает то, что ты сказал мне об Искателе. Важно не оружие, а человек, который его держит. (Ричард)
*  — События неумолимо движутся к печальной развязке. Если их течение не изменится, мы будем обречены на жизнь под игом захватчиков. Всегда будем подчиняться приказам людей, которые ... верят, что человек — грешное и испорченное создание, ему полагается оставаться посредственностью и быть беззащитным пред лицом всемогущей природы. Обладающие магией, такие как мы, должны быть отловлены и уничтожены. Только за то, что мы не являемся беспомощными посредственностями.
    Но это всего лишь наше личное несчастье, а не истинный бич, коим является Орден.
    Если течение событий не изменит своего направления, чудовищные верования, навязываемые Орденом, покроют весь мир, подобно погребальному савану. В нем не будет безопасных мест, не останется укрытий. Однообразие, как железное ярмо, защёлкнется на шее выживших. Всё доброе и благородное будет принесено в жертву иллюзии всеобщего благополучия. Возвышенные лозунги и пустые принципы будут разжигать у ленивого сброда безудержную жажду незаслуженного, убивая цивилизованное человечество и превращая его в организованную толпу мародёров.
    И что останется, после того, как будет разграблено и уничтожено всё ценное? Своим презрением к величественному и пренебрежением к доброму, они принимают всё самое мелочное и грубое. Своей неистовой ненавистью к любому человеку, сумевшему в чем-то превзойти других, идеи Ордена обрекут всех людей копошиться в грязи, чтобы выжить.
    Всеобщей верой станет непоколебимый взгляд на человечество, как изначально порочное. Эта вера, навязанная беспощадной жестокостью и неописуемыми лишениями, станет их высшим достижением на долгие века. Их наследием станет падение человечества в тёмную эру страдания и жалкого существования, из которой может не быть возврата. В этом весь ужас Ордена — не смерть, а жизнь под игом его идей.
    В конце концов, мёртвые не могут чувствовать или страдать. А живые — могут. (Шота)
*  — Наши жизни могут оказаться последними, прожитыми свободно. Это может стать концом всего лучшего — борьбы за жизненные ценности, возможности для каждого подняться и добиться чего-то лучшего. Навсегда. Если ход событий не изменится, мы увидим рассвет наихудшего, что есть в жизни — эпохи, в которой жизнь человека будет унижена до идеала Ордена — до состояния невежественных варваров. (Шота)
*  — ... Пока стражники связывали меня, королева продолжала выкрикивать приказы. Она кричала, что если я скажу еще хоть слово о моих видениях — о моем богохульстве, как она их назвала — мне должны отрезать язык.
    Словно оправдываясь, Джебра добавила:
    — Я не хотела, чтобы мне отрезали язык.
    Зедд, спустившись со ступенек, успокаивающе положил руку ей на плечо.
    — Нет, дорогая, конечно, нет. Никто и не ждал от тебя больше того, что ты уже сделала. Ты могла сильно навредить себе, если бы настаивала на своем. Это не стоило того. Ты показала ей правду. А Цирилла сделала свой осознанный выбор, не пожелав увидеть эту правду.
    Нервно теребя пальцы, Джебра кивнула.
    — Думаю, она так до конца и не излечилась от безумия.
    — Не только сумасшедшие порой ведут себя более чем странно. Те, кто находится в здравом уме, иногда тоже совершают необъяснимые поступки. Не стоит оправдывать сознательные и обдуманные действия таким удобным предлогом, как безумие.
*  — Люди, которые не хотят видеть правду, часто бывают настроены очень враждебно и громче других отрицают ее. Обычно они переносят свою враждебность на тех, кто посмел им эту правду сказать.
    Но это вряд ли заставит правду исчезнуть.
    Для тех, кто предан истине, этот простой вопрос неотделим от их личной потребности всегда поддерживать связь с реальностью. Ведь, в конечном счете, истина опирается на реальность, а не на вымысел. (Зедд)
*  — Всю жизнь у меня были видения. Люди, которым не нравилось то, что их ожидает, обычно винили в этом меня, потому что я им об этом рассказала. Они могли бы использовать информацию, чтобы что-то исправить, но им легче было выместить свое недовольство на мне. Люди часто верили, что их несчастья вызвала я, рассказав об увиденном. (Джебра)
*  — Ордену отлично известно, что иногда пленники убегают. Время от времени, в самый разгар зверств, охранники намеренно расслабляются, чтобы кое-кто мог бежать.
    — Но почему?
    — Чтобы жуткие слухи распространились как можно дальше. Чтобы следующий город, который они решат захватить, сдался без боя, а не оказывал сопротивление. Такая предварительная обработка позволяет Ордену добиться победы без необходимости драться за каждый пройденный шаг. Ужас, который внушают распространяемые слухи — мощное оружие, оно лишает храбрости тех, кто еще не подвергся нападению. (Никки)
*  — Когда-то я считала, что скоты из Имперского Ордена — это особая порода людей, что они отличаются от цивилизованных жителей Нового Мира. Но, наблюдая, как меняются, и чем становятся те мальчики, я поняла, что люди, называющие себя Орденом, ничем не отличаются от нас. Ничем, кроме своих убеждений, которые и побуждают их действовать таким образом. Безумная мысль! Но мне кажется, что существует некий таинственный механизм, который любого человека делает восприимчивым к обману и заставляет поддаться идеям Ордена.
    Джебра в смятении покачала головой.
    — Я никогда не могла понять, как это возможно. Как столь скучные уроки и нудные наставления о самоотверженности, о необходимости жертвовать собой ради блага других, словно по волшебству, заставляют мальчиков отправляться в сражение. С веселой песней уходить на смерть.
    — А причина, на самом деле, довольно простая — небрежно произнесла Никки. ...
    Большинство людей стремится к упорядоченному существованию, и жаждет найти свое место в общей картине большого мира. А Братство Ордена дает им понятное и надежное ощущение общности — другими словами, указывает им, как правильно думать и правильно жить. Естественно, самый сильный эффект такая обработка оказывает на молодежь, ведь молодой ум, сформированный под влиянием догматов Ордена, легче теряет гибкость. В результате, еще в молодости человек на всю жизнь утрачивает способность самостоятельно мыслить. Даже состарившись, эти люди будут всё так же жадно ловить каждое слово уроков Ордена.
    Орден учит, что мир живых не навсегда. Жизнь быстротечна. Мы рождаемся, живем некоторое время и умираем. Загробная же жизнь, напротив, вечна. Мы все знаем, что люди, в конце концов, умирают — никто еще не вернулся из мира мертвых. Выходит, смерть — это навсегда. Следовательно, только существование после смерти имеет значение.
    Вокруг этого основного догмата вращается все, что Братство Ордена вбивает в умы людей. Заставляя их верить, что вечность в лучах Света Создателя должно заслужить. А жизнь по законам Ордена является как раз способом заработать свое право на вечность. Если угодно, это — своего рода испытание.
    Джебра недоверчиво прищурилась.
    — Не знаю... Но все же жизнь это... это жизнь. Что может быть важнее, твоей собственной жизни? Разумеется, не теория Ордена толкает людей на путь жестокости, заставляя их отвернуться от жизни.
    — От жизни? — Никки слегка наклонилась к Джебре с неожиданной угрозой во взгляде.
    Разве ты не заботишься о своей душе? Разве не думаешь, что от того, насколько серьезна и искренна эта забота, зависит все, что ожидает ее в вечности?
    Конечно же, человеческая жизнь слишком мимолетна в сравнении с вечностью после смерти. И насколько же важной может быть эта скоротечная земная жизнь? Какое еще предназначение у столь короткого существования, кроме того, чтобы служить испытанием для души?
    Вот вам и причина. Жертвы во имя ближних, во имя всех страждущих и нуждающихся — и есть смиренное признание того, что земная жизнь не важна. Это — демонстрация вашей заботы о том, чтобы провести вечность рядом с Создателем в мире ином. Не так ли? Жертвуя, вы признаете, что не ставите царство людское выше вечности, выше Царства Создателя. Следовательно, ваша жертва — это малая цена, можно даже сказать, скудные гроши, которыми вы оплачиваете ваше вечное блаженство. Тем самым вы доказываете Создателю, что достойны вечности рядом с Ним.
    Если ты ограничиваешься только желанием, быть счастливой в этой жизни, если смеешь наслаждаться бессмысленными мелочами бесцельного краткого существования в этом жалком мире, значит ты отказываешься от истинно важной цели — вечной жизни. А значит, отказываешься от совершенного плана Создателя, связанного с твоей душой.
    Кто ты такая, чтобы подвергать сомнению планы Создателя всего сущего? Как смеешь ты ставить ничтожные стремления своей ничтожной, жалкой, короткой жизни выше Его величайшего намерения подготовить тебя к целой вечности?
    Чтобы донести до других людей учение Ордена, многим солдатам пришлось умереть.
    И эта наивысшая жертва — жизнь — призвана нести просвещение тем, кто до сих пор не понял, как следовать единственно правильному и истинному пути к блаженству в ином мире. Чтобы принести спасение отсталым, невежественным и равнодушным людям, солдаты жертвуют своими жизнями. Они отдают их за дело Ордена, чтобы, удостоиться вечности рядом с Ним.
    Смерть это лишь дорога, ведущая к той благословенной вечности.
    Среди действительно важных вещей одна-единственная жизнь не имеет никакого значения. Следовательно, пытая и убивая отдельных сопротивляющихся личностей, вы лишь помогаете другим непросвещенным повернуться к Свету. То есть, вы служите благому делу — несете детям Создателя спасение, указываете им путь к царству Его.
    Люди, с рождения воспитанные на догматах Ордена, слепо верят, что жить нужно только ради вечного спасения. Другими словами, те, кто не желает поступиться хотя бы малым ради благой цели, заслуживают невообразимых вечных мучений в холоде и мраке подземного мира, мира Владетеля. Вот, что их ожидает, если только они не встанут на истинный путь.
    Для них радость жизни, жизнь для себя — лишь мимолетная шалость на фоне вечности. Грех, за которым неотвратимо следует бесконечная кара.
    И отказавшись от удовольствий в этой жизни, они начинают выискивать любого, кто не соответствует их представлению о долге, самопожертвовании и законам, установленным Братством Ордена. Распознавание греховных устремлений в других считается добродетелью, потому что помогает контролировать мысли людей. И возвращать на путь спасения тех, кто недостаточно хорошо исполняет свой долг.
    Выходит, убить неверующего — значит совершить благо. Так?
    Последователи Ордена разжигают ненависть к тем, кто не разделяет их веру, объявляя их врагами. Ведь, в соответствии с их учением, нечестивцы, не желающие раскаяться — это приспешники Владетеля. А для врагов может быть только одно наказание — смерть.
*  — Орден учит, что это и есть высшая истина, которую никто не смеет подвергать сомнению. Более того, такова воля Создателя.
    Кара заложила руки за спину, и пожала плечами.
    — Что-то я не могу припомнить никого, кто побывал в мире мертвых и вернулся обратно. Так откуда они знают, что находится там, за завесой?
    Наш мир это мир живых, соответственно в этом мире жизнь важнее всего. Как они смеют преуменьшать ее важность? Почему она должна быть ценой непонятно за что? Как они могут утверждать, что в самом деле знают что-то о сущности других миров? Может, мир духов это тоже лишь временное пристанище на пути в небытие смерти?
    Раз уж на то пошло, откуда Братству Ордена известны желания Создателя? И есть ли у него желания вообще? Как они узнали кто сотворил мир? И какое оно, это небесное божество?
    Никки выгнула бровь и загадочно улыбнулась.
    — В этом-то и хитрость.
    Какой-нибудь верховный священнослужитель, или просто глубоко верующий человек услышал божественный шепот. Возможно, ему явилось священное видение, а может сам Создатель, посетил его во сне. Говорят, есть даже древние тексты, в которых содержится точное описание того, что скрыто за завесой. Подобные сведения в основном — собрание слухов, видений и снов, которые в далёком прошлом принимались за данность и стали "неопровержимыми" только потому, что они старые.
    И как можно проверить правдивость этих свидетельств? Ведь подвергать сомнению такие вещи — есть величайший грех, граничащий с ересью.
    Только непостижимость, недоступность придает вере святость. И правда, какое достоинство может быть заключено в вере, которую способен познать каждый? Таким образом, лишь абсолютно, бездоказательно верящий человек должен обладать абсолютным достоинством. Следовательно, тот, кто решительно отрёкся от всех принципов материальности и уверовал в свою незначительность, — праведник, и достоин награды вечностью.
    Это то же самое, что утверждать, будто возможно спрыгнуть с утеса с верой в способность человека летать. Но размахивать при этом руками — значит выдать свое неверие. А любое отсутствие веры всегда гарантирует, что ты разобьёшься о землю. Следовательно, отказ от веры является личной и фатальной ошибкой, влекущей за собой смерть.
*  — Чем труднее поверить учению, тем сильнее должна быть вера. Вместе с усилением веры приходит чувство все более тесной связи с людьми, разделяющими твои убеждения, ощущение принадлежности к группе посвященных. Верующие держатся более обособленно из-за своих убеждений, основанных на мистике. Они отстраняются от "непросвещенных", которые вызывают подозрение уже тем, что не принимают их веру. Термин "неверующий" становится формой общественного порицания, которая подозревает в злом умысле любого, кто предпочитает использовать разум.
    Как видите, вера, сама по себе ключ — волшебная палочка, которой мешают кипящее варево из самых диких идей, сотворенное, чтобы превратиться в догмат новой веры. (Никки)
*  — В этом и состоит изъян монументального учения Ордена. Роковая трещина в самом центре всех рассуждений. Насколько бы искренней не была такая вера, в конечном итоге она — ни что иное, как тщательно продуманный результат прихоти и самообмана. Если бездумно верить в догматы, значит надо верить и безумцам, когда они выдают за реальность то, что говорят им голоса в голове.
    Потому Орден и превозносит святость веры и учит, что должно подавлять греховные желания, вроде стремления думать самостоятельно. Вместо этого нужно просто довериться своим чувствам. Променять свою жизнь на слепое ожидание жизни загробной. И, по их словам, тогда и только тогда дверь в вечность волшебным образом откроется для вас, и вы познаете истину.
    Другими словами, знание достигается отрицанием всего, что, это знание содержит.
    Вот почему бездумную веру Орден уравнивает со святостью. По той же причине отсутствие веры объявляют смертным грехом. Поэтому, любые размышления о вере считаются ересью.
    И с того момента, как вера становится связующим элементом, необходимым чтобы удержать от краха их стройные убеждения, она начинает порождать жестокость. Без жестокости, вера быстро иссякнет, лишившись опоры, оставаясь лишь мимолетной причудливой мечтой. ...
    Вряд ли мне понадобятся угрозы, чтобы убедить вас, что вода в фонтане мокрая, а стены комнаты сделаны из камня. Но Ордену приходится угрожать, чтобы люди поверили в вечность, ожидающую их после жизни. И в то, что это будет вечность наслаждений, но лишь при условии, что они будут жить по указке Ордена. (Никки)
*  — Гораздо проще заставить людей умирать по приказу, если перед этим разжечь в них страстное желание умереть. Гораздо проще посылать мальчишек под мечи и стрелы, если они верят, что их деяния — самоотверженный акт, который заставит Создателя с улыбкой встретить их в лучах вечного блаженства в ином мире.
    Орден учит людей быть истинно верующими, но на самом деле превращает людей в монстров, готовых не только умирать по приказу, но и убивать. Истинно верующие одержимы ненавистью к тем, кто не верует. На свете нет никого более опасного, более порочного и более жестокого, чем человек, ослеплённый влиянием идей Ордена. Такой верующий не следует указаниям разума, следовательно, и не руководствуется им. В результате ничто не может сдержать его ненависть. Он — убийца, который убивает с радостью, в полной уверенности, что совершает правильный и нравственный поступок. (Никки)
*  — Вот я и говорю — причина, и правда, довольно проста. У большинства людей Древнего, а теперь ещё и Нового Мира, нет выбора. Им приходится следовать учению Ордена. Если их вера начинает ослабевать, им напоминают, что неверующих ждут вечные невообразимые муки. Если это не помогает, то веру им возвращают с помощью меча. (Никки)
*  — Но с чего вы взяли, что они не изменятся? Если Никки смогла измениться, почему другие не могут?
    — Думаю, — сказал Ричард, — люди способны отмахнуться от любых сомнений связанных с их верой, просто потому, что их так научили. Они не воспринимают эти знания, как своего рода идеологию, внушенную им воспитателями. Заученные идеи постепенно перерастают в чувства, а затем переходят в мощную эмоциональную убежденность. Я думаю в этом все дело. Они считают, что проповедуют собственные мысли, а не абстрактные идеи, привитые им по мере взросления.
*  — Некоторые люди, втайне сознающие ценность собственной жизни, присоединятся к восстанию, если поверят, что у них есть реальный шанс победить... Но если шанса не будет, то они знают, что нужно просто повторять слова, которые хотят слышать проповедники Ордена. Иначе можно потерять свою самую главную ценность — жизнь. Под игом Ордена можно либо верить в то, что они проповедуют, либо умереть. Все очень просто.
    В Древнем Мире есть люди, которые стремятся объединить повстанцев, разжечь очаги свободы для тех, кто хочет сам управлять своей судьбой. Там есть люди жаждущие свободы, и они пойдут на все, чтобы ее добиться. ... Но еще я знаю, что большинство людей Древнего Мира ни за что не захочет изменить свои убеждения — они сочтут это страшным грехом. Они сделают все, чтобы безжалостно подавить восстание. Если понадобится, они умрут за свою веру, будут держаться за нее даже в могиле. Они...
    Шота раздраженно подняла руку, прерывая Никки.
    — Да, да, кто-то сможет, кто-то нет. Многие, пятьдесят на пятьдесят. Это все неважно. Надеяться на восстание бессмысленно. Это все равно, что ждать спасения с небес.
*  — Единственный способ спасти цивилизацию — отправить вторгнувшихся солдат Ордена в их драгоценную вечность мира мертвых. Для тех, кто потерял разум и ослеплен своей верой, спасения быть не может. Готовы умереть — пусть умрут! Единственный способ остановить Орден с его учением — это убить как можно больше его людей.
*  — Я здесь за тем, чтобы показать тебе, что происходит. Чтобы ты понял, какая судьба ожидает всех остальных, если ты будешь бездействовать и не остановишь угрозу.
    Нам вовсе нет необходимости вникать в причины, почему солдаты Ордена выбрали тот или иной путь. К чему нам разбираться, почему они сделали именно такой выбор и почему считают себя вправе калечить жизни невинных людей? Их решения должны интересовать нас в последнюю очередь. Они такие, какие есть. Они — разрушители и убийцы. И они — здесь. И это все что сейчас имеет значение. Их нужно остановить. Мертвые, они перестанут быть угрозой. Все просто.
*  — Имперскому Ордену не суждено проиграть лишь потому что он несет зло. В конце концов зло, конечно, обернется против себя самого, но для нас и для тех, чьи жизни мы защищаем, это слабое утешение. Прежде чем погибнуть от собственного яда, зло может властвовать еще тысячу или две тысячи лет или даже дольше.
    Бывают времена, когда усилия отважных людей способны изменить ход истории — я готов с этим согласиться. Точнее, я даже рассчитываю на это. Сейчас наступает момент, когда мы должны решить, каким будет наше будущее. Мы должны сделать то, что необходимо. И неважно, насколько болезненно это будет, если в результате наши дети это будущее получат. Наше с вами будущее, свобода следующих поколений сейчас зависят от нас с вами, от того, что мы сделаем, и насколько успешно будем действовать. (Ричард)
*  Солдаты Ордена — совсем другие Вы сражаетесь потому, что вам грозит насилие и смерть. Они же сражаются за свои убеждения. Им нравится сражаться, нравится быть частью военной мощи Ордена.
*  — Жизнь под игом Ордена не многим лучше, чем ожидание смерти от его рук. Жизнь под властью Ордена — это медленное, мучительное умирание. Только длится оно долгие годы.
    В той жизни преуспевают только те, кто ненавидит жизнь. И Орден всячески поощряет тех, кто презирает все светлые ее проявления. Ненависти обучают, постоянно формируют, взращивают из горечи и страдания. Жизнь превращается в существование, полное постоянного страдания. Добрые дела возмущают ненавистников, они наслаждаются чужим страданием. И такие люди будут вашими хозяевами, если вы попадете в плен.
*  — Все просто. Правда в том, что у вас нет никакой надежды победить в надвигающемся сражении. Вы проиграете.
    Вот поэтому никакого заключительного сражения не будет. Мы не будем драться с Императором Джеганем и его армией Имперского Ордена. Как Лорд Рал, правитель Д'Харианской Империи, я запрещаю бессмысленное самоубийство. Мы не будем сражаться.
    — Что вы предлагаете? Забыть о войне, раз уж нам не выстоять против Ордена? И если его не победить, значит, незачем сражаться?
    Ричард сложил руки за спиной и решительно вскинул голову.
    — Нет, я предлагаю заставить людей Древнего Мира почувствовать то же самое.
    Джегань ведет свою армию в Д'Хару. Он хочет сразиться с нами. Почему? Да потому что верит в то, что способен разгромить нас. И я думаю, он прав. Не потому, что наши люди уступают им в храбрости, подготовке, силе или ловкости, а просто потому, что знаю, насколько громадны их ресурсы. ... Вы даже не представляете, сколько у них запасов.
    Джегань собрал огромную силу. Его люди, преданные своим убеждениям, беспощадны. Они намерены сокрушить все, что противостоит им. Они жаждут быть героями-победителями, повсюду несущими свою веру. Джегань обеспечен всем — по опыту зная — если что-то потребуется, он увеличит запасы вдвое. А чтобы быть полностью уверенным, он еще раз удваивает все.
    Джеганя не сдерживают извращенные моральные представления о ведении войны с использованием тех же средств, что и его противник — эта надуманная справедливость, навязанная смертельной битвой. Борьба на равных его не интересует — особенно его. Его задача состоит исключительно в том, чтобы подчинить нас.
    Ради достижения этой цели, им нужно чтобы мы защищались, находясь в самой уязвимой позиции — на поле боя в традиционной заключительной битве. Вот, чему посвящены все усилия Джеганя, потому что все ждут именно этого. Он хочет навязать нам этот путь, потому что в таком случае у нас нет шанса выстоять против их многочисленной орды. У нас, и правда, недостаточно сил для того, что бы победить. Значит, они сокрушат нас. А потом будут праздновать свою великую победу — будто бы кто-то сомневался в их успехе — поджарив ваши гениталии, и в пьяной оргии, насилуя ваших жен, сестер и дочерей.
    Подумайте! Неужели вы настолько погрязли в концепции традиционной финальной битвы, что забыли о ее сути? Неужели традиции важнее здравого смысла? Единственная цель подобного сражения — одержать победу над врагом и уладить вопрос раз и навсегда. Общее представление о заключительном сражении превратилось в уверенность, что так нужно, потому что так делалось всегда. Прекратите. Бессмысленно цепляться за эту идею. Думайте. Не позволяйте вашим прежним поступкам ослепить вас. Прекратите добровольно бросаться в могилы. Думайте! Думайте, как достигнуть своей — нашей! — цели.
    — Вы хотите сказать, что есть лучший способ, чем просто сразиться с ними? — спросил офицер помоложе. Как и большинство собравшихся, он выглядел чрезвычайно озадаченным.
    — Да. Вместо того, чтобы делать то, что от нас ждут — сражаться в заключительной битве, я хочу их просто уничтожить. В конце концов, это и есть основная цель великой финальной битвы. Но если такое сражение не принесет поставленной цели, мы должны найти другой путь. В отличие от тех, кто борется за верования Ордена, ни одному из нас нет нужды хвастаться великолепной победой на поле боя. В этом нет никакой славы. Есть либо успех, либо провал. Провал означает наступление новых темных времен. Успех — свободу. Цивилизация лежит на чаше весов. Это очевидно. Здесь нет правил, по которым нужно сражаться. Это борьба за жизнь, за выживание. Борьба против людей, ведомых желанием убить нас, считающих, что у нас нет никакого права на существование. Это битва — не заговор и не борьба за власть, она начинается в умах людей, базируется на идеях, которыми они руководствуются. Мы надежнее защитим наших близких, победив в борьбе разумов, а не на поле боя.
    — Лорд Рал, как еще можем мы одолеть такого многочисленного противника, если не в сражении? Пусть их слишком много, пусть их ведут верования, но нам предстоит иметь дело с их мечами.
    Ричард ждал именно этого вопроса. Ему удалось освободить их сознание от надежды на победу в традиционном финальном сражении.
    — Вы должны быть громом и молнией свободы. Вы должны быть возмездием людям с низкими идеями. Людям, которые не просто позволили злу поселиться в своих сердцах, но которые оправдывают и защищают его. Мы будем вести войну по-своему – не как армия на поле боя. Будем биться не за идею, а во имя будущего человечества.
    Древний Мир полностью погружен в эту войну, и каждый, кто на их стороне, посвятил себя борьбе. Они влюблены в свое дело. Они верят в то, что делают. Они думают, что правда на их стороне, а все их действия нравственны. Они уверены, что исполняют волю Создателя, имеют право определять, как будет жить человечество, и потому оправдывают любое убийство.
    В эту войну они вкладывают все: собственность, силу, богатство, жизни. Не только армия, но и население хотят поработить нас, заставить склониться перед их верованиями. Они хотят, чтобы мы стали рабами их веры, как они сами. Они поощряют нападения армии на невинных людей здесь, в Новом Мире, чтобы заставить нас разделить их идеи. Они хотят, чтобы мы, как последователи их веры, жертвовали ради нее своими жизнями, жили так, как желают они, хотят диктовать, во что будут верить наши дети... Применяя силу в случае необходимости. Все последователи Ордена по мере сил поддерживают солдат, молятся за них, мечтая сокрушить нас. Каждый вносит свой вклад в общее дело. А значит, они — такие же враги, как и солдаты, сражающиеся за них. Они — те, кто кормит лезвия молодыми людьми; они снабжают солдат всем, в чем они нуждаются на пути к нам — от пищи до моральной помощи и поддержки.
    Ричард указал на юг.
    — Фактически, те люди, которые делают эту войну возможной, увеличивают количество наших врагов, поскольку каждый тихий "помощник" желает издалека причинить нам вред, который, выбрав ненависть, верит, что останется безнаказанным. Награбленное добро отправляется к ним, как вознаграждение за поддержку. Рабов посылают трудиться на них. Кровь и слезы льются, чтобы претворить в жизнь требования их веры. Эти люди сделали свой выбор. Они уверены, что у них есть право распоряжаться нашими жизнями. Они делают все, чтобы подчинить нас. Но они должны ответить за свой выбор, особенно когда он пал на тех, кто не причинил им никакого вреда.
    Мы должны принести эту войну в дома тех, кто поддерживает и поощряет ее. Не только жизни наших друзей, семей и любимых должны быть брошены в кровавый котел, который топят люди из Древнего Мира. Теперь там должны быть и их жизни. Они видят в этой войне борьбу за будущее человечества. Я же намерен показать им то, что она на самом деле из себя представляет. Я хочу, что бы они поняли, что, продолжая убивать и порабощать нас, они рано или поздно ответят за все.
    С этого дня мы будем вести настоящую, всеобщую войну, без всякого милосердия. Мы не будем навязывать себе бессмысленные правила морали. Единственное, что является истинно моральным — это наша победа. Я хочу, что бы все сторонники Ордена расплатились за свою агрессию. Заплатили благосостоянием, своим будущим, жизнями.
    Настало время преследовать этих людей, наполнив черным гневом наши сердца.
    Превратите их тела в кровь и прах!
    Орден проповедует, что жизнь в этом мире — только страдание. Сделайте это правдой. Сорвите тонкую пленку той цивилизации, которую они так презирают.
    Они ненавидят магию — так пусть придут от нее в ужас. Они хотят уничтожить всех, кто обладает магией — заставьте их поверить, что это невозможно. Они хотят мир без магии — так пусть они мечтают только о том, чтобы никогда не потревожить нас снова. Они хотят завоевывать — заставьте их хотеть только сдаться.
    ...часть нашей силы нужно направить на решение важной задачи — преследование и уничтожение их товарных обозов — они много значат для выживания Ордена. Они не только везут подкрепление, эти обозы доставляют стабильный поток поставок, необходимых для выживания. ...
    Кроме того, новички, приходящие с юга, будут намного уязвимее — их не так много и они еще не воссоединятся с опытными воинами. Это будут всего лишь необученные молодые головорезы, желающие насиловать и грабить. Убейте их прежде, чем они пойдут на север и им представится такой шанс. Будет намного труднее вербовать новобранцев, если они будут гибнуть на родной земле, до того как отправятся убивать беспомощных незнакомцев. Еще лучше, если они только начнут собираться в городах в небольшие отряды. Принесите им войну. Убейте их прежде, чем у них будет шанс принести войну нам.
    Молодые люди должны знать, что став добровольцами, они никогда не будут героями, не награбят добра, не получат молоденьких пленниц. Если они увидят, что не смогут уйти далеко, прежде чем их настигнут люди, которые не станут драться привычным образом, не бросятся в бессмысленную финальную битву против противника, превосходящего силой, отобьет у них охоту присоединиться к сражению. Если нет — их можно перебить до того, как они воссоединятся с армией на севере. Тела этих молодых "героев", гниющие на собственных порогах, помогут нам сломить дух людей Древнего Мира.
    Идея заключительного сражения умирает здесь и сейчас. Сегодня мы растворимся прямо в воздухе. С этого дня не будет армии Империи Д'Хара, которую Орден может вовлечь в заключительное сражение и уничтожить, чтобы бы лишить наших людей помощи, оставляя их беззащитными и уязвимыми. Мы не допустим этого. Сегодня мы начинаем вести эту войну новым способом — нашим — рационально продуманным; способом, который приведет нас к победе.
    Я хочу, чтобы все в Древнем Мире боялись вас, словно вы духи мщения. Начиная с сегодняшнего дня, вы станете призрачными легионами Д'Хары.
    Никто не будет знать, где вы, когда ударите, и куда будет направлен ваш следующий удар. Но я хочу, чтобы все в Древнем Мире точно знали: вы придете за ними, обрушитесь так, будто сам подземный мир готов раскрыться и поглотить их. Пусть они боятся призрачных легионов Д'Хары, как будто вы — это сама смерть. Они мечтают умереть, чтобы пребывать в вечной славе в загробной жизни... Так исполните их желание.
    — Но, лорд Рал, тогда умрут невинные люди. Они не солдаты, которых мы хотим уничтожить. Погибнет много детей.
    — Да, это, к сожалению верно. Но не позволяйте затуманить себе разум и охладить свою решимость ложными бессмысленными обвинениями. Орден несет ответственность за эту жестокую войну против невинных людей. Войну против женщин и детей, которые никому не причинили зла. А мы всего лишь стремимся прекратить агрессию как можно быстрее.
    Это правда. Погибнут невинные люди, погибнут дети. Но разве есть выбор? Неужели нужно пожертвовать хорошими людьми из страха, навредить невинным? Мы все невинны. Все наши дети невинны. Но сейчас им вредят. В конечном счете, власть Ордена нанесет ущерб всем, включая всех детей Древнего Мира. Орден превратит большинство из них в чудовищ. И если победит Орден, умрет еще много людей.
    Более того, жизни людей Древнего Мира — не на нашей совести, а Ордена. Не мы начали эту войну, не мы напали на них, а они на нас. Единственное, на что мы должны направить свои действия, — как можно скорее закончить войну. И есть только один способ добиться своей цели. В конце концов, это — самое гуманное, что мы можем сделать, потому что в итоге жертв будет меньше.
    Хотя, по возможности, вы должны избегать причинять вред невинным людям, но не к этому вы должны стремиться. Окончание войны — вот ваша основная цель. Чтобы добиться этого, мы должны лишить их способности воевать. Вот ответственность, которая лежит перед вами как перед воинами.
    Мы защищаем свое право на существование. Если нам удастся победить, в итоге мы так же поможем бесчисленному количеству людей жить свободно. Но наша цель не в том, чтобы освободить этих людей. Если они желают быть свободными — всегда могут присоединиться к нам.
    Что бы вы ни делали, не забывайте, что ваша цель — помешать Ордену убивать нас. И для этого они должны потерять желание сражаться. Наша задача принести эту войну к ним домой.
    Я горюю о невинных потерянных жизнях, но их потеря — прямой результат безнравственных действий Ордена. Мы не обязаны жертвовать своими жизнями ради спасения людей с той стороны, со стороны нападающих. Мы не можем отвечать за жизни в этой борьбе, не мы ее начали.
    У нас есть полное право защищаться. Никогда и никому не позволяйте говорить вам обратное. Угроза должна быть устранена. Остальное лишь приведет вас к могиле.
*  — Первая, самая важная задача — устранение любого, кто проповедует принципы Ордена. Эти люди — источник ненависти, рассадник низменных верований, пропитывающих жизнь своим ядом.
    Братство Ордена поставило своей целью завоевание всего человечества, чтобы подвести всех людей под свое абсолютное учение.
    Они считают, что следует уничтожать всех, кто не склонил головы перед их верой. Идеи этих людей — искры, которые разжигают желание убивать. Если бы не их учение, они не пришли бы сюда убивать.
    Орден — это гадюка, которая существует благодаря своей вере, идеалам и учениям. Эта змея тянется от самого сердца Древнего Мира. Начиная с этого момента, ваша цель — обезглавить эту тварь. Убивайте каждого человека, проповедующего их веру. Если кто-то из них произнесет речь, я хочу, чтобы на следующее же утро его тело нашли в центре самого людного места. И чтобы для всех было очевидно, что умерли они не своей смертью. Я хочу, чтобы все знали, что проповедники Ордена умоляют о легкой смерти.
    Не важно, каким способом вы их убьете, но сделать это необходимо. Будучи мертвыми, они не смогут распространять свой яд и внушать людям страсть убивать нас. Ваша работа — убивать их. Чем меньше времени вы потратите на убийство одного, тем скорее сможете добраться до остальных.
    Будьте безжалостны. Для этих людей не должно быть никакой альтернативы. Их смерть — единственный результат, который является приемлемым. Делайте это быстро, уверенно и беспощадно.
*  — В конце концов, это битва иллюзий и реальности, за то, чему из них будет служить человечество.
    Они проповедуют иллюзию, веру в нереальное, в загробное царство, кару и воздаяние после смерти. Они убивают, чтобы вынудить людей склониться перед своей верой.
    В противовес этому мы заставим заплатить их за причиненный нам вред и сдержим обещание. Это обещание должно стать правдой. Если мы проиграем в этой борьбе, человечество надолго погрузится в темные времена.
    Я рассчитываю на вашу мудрость и опыт, чтобы сделать то, что мы должны. Если вы увидите что-то, что может быть полезным для них — уничтожьте это. Если кто-то встанет на вашем пути — убейте его. Я хочу, что бы их посевы, дома, города были сожжены дотла, хочу видеть, как горит весь Древний Мир. Пусть не останется камня на камне. Древний Мир должен лишиться возможности убивать дальше. Нужно отбить у них желание сражаться. Я хочу сломить их дух.
*  — Лорд Рал, — осторожно сказал генерал Мэйфферт, — если дать нашей армии волю и не контролировать ее действия, это приведет к невиданным опустошениям. Если за ними не присматривать, одна только конница натворит в Древнем Мире такое, чего никогда раньше не случалось.
    — Знаешь, Бенджамин, я помню время, когда страх проникал в мое сердце при простом упоминании о Д'Харианских солдатах.
    Вовлекая нас в сражение, которое мы не сможем выиграть, Джегань заставил Д'Харианских солдат выглядеть слабыми и уязвимыми. Нас больше не боятся, потому, что считают нас настолько слабыми, что рассчитывают с легкостью расправиться с нами.
    Думаю, это наш последний шанс выиграть войну. Если мы его упустим, то потеряем все.
    Я не хочу упускать этот шанс. Никакой пощады! Я хочу, чтобы гонец за гонцом докладывали Джеганю о том, что весь Древний Мир охвачен огнем. Хочу, что бы они думали, что сам подземный мир открылся, чтобы поглотить их.
    Пусть страх снова парализует людей при одной мысли о Д'Харианских солдатах, которые идут, чтобы мстить им. Каждый мужчина, женщина или ребенок из Древнего Мира, должны бояться призрачных Д'Харианских легионов с севера. Я хочу, что бы жители Древнего Мира возненавидели Орден за свои страдания. Пусть крик вырвется из Древнего Мира, чтобы закончить войну.
*  — ... В то время все мы делали то, что считали лучшим. Я тоже совершал ошибки. Мы можем создать будущее, но не исправлять прошлое.
*  — Лорд Рал, а какой еще может быть у нас выбор, помимо встречи с врагом в открытом бою?
    — Я отправил наши войска опустошать Древний Мир. Орден хотел войны — я намерен вбить это желание ему в глотку и посмотреть, как он подавится им до смерти!
*  — знать, как делать что-то, не значит иметь возможность отменить это.
    — Вроде как попытаться сделать себя небеременной? (Кара)
*  Чейз часто говорил, что нельзя действовать импульсивно, нужно ждать по настоящему удобного случая. ...действовать только по продуманному плану, если только [это] не смертельная опасность. ...нельзя позволять слепому страху толкать себя на поспешные решения, наоборот, надо пытаться найти способы увеличить свои шансы на успех.
*  — Бывают времена, когда нет иного выхода, кроме как поверить другим. Сейчас именно такое время. (Ричард)
*  — Бедный мальчик. Боюсь, что он прав. Я сам должен был это понять. Полагаю, что я просто этого не хотел. Иногда, чтобы сделать необходимое, требуется храбрец — одиночка. (Зедд)
*  Он жалел, что рядом нет Зедда, или Никки, или Натана — никого, кто мог бы помочь ему понять все это. Он остановился и спросил себя, сколько раз в этот вечер он хотел получить ответ, получить помощь, чтобы какие-нибудь спасатели пришли и выручили его. Ни одно желание не исполнилось. Он понял, что это всего лишь желания, и не более того.
    Он осознал, что тратит ценное время впустую, жалея самого себя. Он не должен был сидеть без дела, а задуматься, не надеясь, что появится кто-то, кто будет думать за него.
    Он откинулся назад на камень и стал вглядываться в нависающие ветви, листья и звезды над ними. Он улыбнулся, поддразнивая себя, подумав, что возможно падающая звезда исполнит его желания. Он перестал думать о своих желаниях, и стал думать о задаче, стоявшей перед ним.
*  — У меня есть терпение. С помощью терпения можно преодолеть горы — или обойти их, или взобраться на них. (Джегань)
*  — У Вас была возможность покончить с ним.
    — А, убивать людей, конечно, полезно в качестве наказания, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что можно с ними сделать, пока они живы. (Джегань)
*  Оружие хорошо легло ей в руку. ...
    Она вспомнила чувство глубокого внутреннего удовлетворения от обладания оружием, лежащим в ее руке, потому что оно придавало ощущение обладания средством управления своей собственной жизнью, способным помочь ей выжить. Оружие означало не находиться во власти злых людей, не чтящих никаких законов, ни человеческих, ни законов разума; не быть беспомощной добычей тех, у кого больше силы и кто пользуется своей силой, чтобы попирать других.
*  — Послушай, мне нужно вытащить тебя отсюда. Быть может, это наш единственный шанс.
    Предложение ужаснуло Джиллиан.
    — Но если я убегу, то он убьет моего дедушку, и вероятно также, других. Мне нельзя уходить.
    — Именно этим он тебя удерживает. Истина же в том, что в любом случае всех вас могут убить, неважно, убежишь ты или нет. Ты должна понять, что это может быть твой единственный шанс, сейчас, или когда-либо потом, для того, чтобы получить свободу.
    — Вы действительно в это верите? Как я могу рисковать жизнью моего дедушки на том основании, что Вы считаете, может случиться?
    Кэлен глубоко вздохнула.
    — У меня нет времени на деликатности, убедить тебя по-доброму. За это время я могу обрисовать тебе только голый скелет правды, именно это я собираюсь сделать, так что слушай внимательно.
    Я знаю, на что способны эти люди. Я видела, что они делают с молодыми женщинами, такими как ты и я — я видела это своими собственными глазами. Я видела их голые изувеченные тела, оставленные брошенными, там, где они лежали, когда солдаты Имперского Ордена покончили с ними, или сваленными в канавы, словно мусор.
    Если ты не сбежишь, то твое дело будет плохо — это в лучшем случае. Остаток своей коротенькой жизни ты проведешь на положении рабыни, развлекая солдатню и угождая их нездоровым прихотям, о которых тебе не следует даже знать. Остаток твоей жизни станет сплошной чередой кошмаров и плача. И это в лучшем случае. Ты будешь жить, но каждую секунду жалеть, что не умерла. В худшем случае, тебя убьют, как только Джегань покинет это место.
    И в том и в другом случае, ты будешь дурой, если позволишь себе думать, что он разрешит тебе уйти. Независимо от того, что произойдет, убежишь ты или останешься, он может отпустить твоего дедушку вместе с остальными, просто потому, что они не захотят тратить время и силы на то, чтобы их убить. Джеганя интересуют более значительные дела.
*  — Мы должны сделать это сейчас.
    — Но, меня все еще беспокоит дедушка...
    Долгое мгновение Кэлен всматривалась в глаза девушки.
    — Теперь, послушай меня, Джиллиан. Ты сражаешься за свою жизнь. Это единственная жизнь, которая у тебя когда-либо будет. Они не смилуются, если ты останешься. Я знаю, твой дедушка хотел бы, чтобы ты воспользовалась шансом.
*  ...семя выдумок упало на благодатную почву крошек и объедков фактов, оросилось желаниями и начало укореняться и расти. И в конечном итоге, дало обильный урожай слухов, подобно взрыву, распространившихся дальше и дальше ветром молвы, о том у нас скрыто сказочное золотое сокровище. Ничто не могло переубедить уверовавших. Для таких людей блеск золота ярче сияния истины. Их жажда заполучить незаслуженное богатство была такой сильной, что они предпочли пожертвовать всем тем, что было для них настоящей ценностью, чем принять истину — что это была только пустая вера.
*  — На моем языке, Джа-Ла Д'Иин означает 'игра жизни.' Разве жизнь — это не борьба, не жестокое соревнование? Соревнование мужчин, и соревнование полов? Жизнь, как и Джа-Ла, это жестокая борьба.
    — Для таких как Вы, это так, — сказала Кэлен. — Это — одно из различий между нами. Я использую насилие только как последнее средство, только когда есть необходимость защитить свою жизнь, свое право на существование. Вы используете жестокость как средство исполнения ваших желаний, даже самых обычных желаний, потому что, кроме силы, Вам нечего предложить взамен того, чего Вы хотите или в чем у Вас есть потребность — включая и женщин. Вы берете то, чего Вы не заслуживаете.
    Я выше этого. Вы не цените жизнь и ничего, что за этим стоит. Я же ценю. Вам приходится уничтожать все доброе именно потому, что оно обличает никчемность Вашей жизни, контрастно показывает пустоту Вашего существования.
    Именно поэтому, Вы и такие как вы, ненавидите таких как я — потому что превосходство на моей стороне, и Вы это знаете.
*  — Братство Ордена учит нас, что быть лучше других, значит, быть хуже, чем все.
    От такой вульгарной идеологии Кэлен оторопела. Этот религиозный постулат ложной веры внезапно дал ей истинное понимание глубин его дикой природы, и мстительного характера самого Ордена. Эта концепция извращала далекую основу, на которой было построено — что любая жизнь одинаково имеет право на существование ради самой себя — чтобы оправдать отнятие жизни Орденом ради им самим изобретенного понятия общественного блага.
    Это объяснило извращенность всех его мотивов и эмоций, определяющих природу тех чудовищных людей, готовых убить любого, кто не подчинится их вере. Эта догма отклонилась от цивилизованного пути, провозгласив дикость способом существования. Она требовала постоянно и жестоко сокрушать любую благородную идею и человека, который ее принял. Это было движение, привлекшее к себе грабителей, которые хотели считать себя праведниками, убийц, которые хотели священного оправдания крови невинных жертв, в которой купались их души.
    Оно приписывало любые успехи не тому, кто их достиг, а тем, кто их не заработал и не заслуживал их, именно потому, что они их не заработали и не заслужили. Здесь в цене был грабеж, а не созидание.
    Это была анафема индивидуальности.
    В то же время, здесь было пугающе унылое принятие гнилой сути слабости противостояния самой жизни, неспособность существования на любом уровне за исключением примитивного животного, постоянно сжатого страхом, что кто-то другой окажется лучшим. Это было не просто отрицанием всего доброго, чувством обиды к чужому успеху — на самом деле оно было намного худшим. Это выражалось в терзающей ненависти ко всему хорошему, и произрастало из внутреннего нежелания стремиться к чему-либо стоящему.
    Как и все ложные вероучения, оно было таким же неосуществимым. Чтобы выжить, такая вера должна была стремиться стать преобладающей, а значит — игнорировать свои же постулаты, что само по себе уже было насилием над вероучением, за которое они воевали. Среди светочей принудительного равенства в Ордене равенства не существовало. ... Приверженцы этой веры, в наказание за свою неспособность исполнить требования священного учения, предпочли заниматься самобичеванием, заявляя о недостойности людского бытия, и вымещали ненависть к самим себе на козлах отпущения: они возлагали вину на жертв.
    В конце концов, вера была не чем иным как выдумкой богословов — бездумной бессмыслицей, повторенной в мантре, чтобы вызывать доверие, придать видимость священнодействия.
*  Ты не сможешь восстановить то, чего уже там нет. Ты просто не можешь этого сделать. Что ушло, то ушло.
*  — Натан, Вы очень хитрый человек.
    Он улыбнулся улыбкой Рала.
    — Я бы предпочел, чтобы обо мне думали как об очень изобретательном человеке.
*  — Магистр Рал ведёт нас, Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
    Она затерялась в словах. Солнечные лучи согревали её спину. Следующий день был первым днем зимы, но внутри Дворца Лорда Рала, солнце было тёплым, точно также как и в Саду Жизни. Казалось странным то, что Даркен Рал, и его отец, Панис, который был Лордом Ралом до него, пытались сделать это место вместилищем зла.
    Она поняла, тем не менее, что место — это всегда только место. Человек — вот что имеет значение. Человек влияет на восприятие. Человек задает общую атмосферу, которой следуют другие — во имя добра или во имя зла. В каком-то смысле, преданность Магистру Ралу была формальным подтверждением этой концепции.
    — Магистр Рал ведёт нас, Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.

Кот

Януш Вишневский — Одиночество в сети

*  Из всего, что вечно, самый краткий срок у любви.
*  Одиноким бываешь только тогда, когда на это есть время.
*  Следует покоряться своим желаниям, как только они приходят, и ничего не откладывать на потом.
*  Женщины живут воспоминаниями. Мужчины тем, что они забыли.
*  Жизнь по преимуществу печальна. А потом сразу умираешь.
*  Память — функция эмоций.

---

*  Хуже всего страх перед тем, что невозможно назвать. От страха без названия не помогает даже шприц.
*  — Я тоже не люблю, когда кто-нибудь лезет ко мне, когда я плачу. Плакать надо, когда никто не мешает. Только тогда от этого получаешь радость.
*  Его родители — наилучшее доказательство, что разделение на немцев и поляков всего лишь результат сговора историков, которым удалось убедить целые народы. Впрочем, вся история всего-навсего сговор. Главное, чтобы всех обмануть. Они и сговорились, что именно эту, а не другую ложь будут преподавать в школе.
*  Он подарил мне детскую любознательность. Он спрашивал обо всем. Точь-в-точь как ребенок, имеющий право задавать вопросы. Он хотел знать. И научил меня, что "не знать" — это значит "жить в опасности". Он интересовался всем. Все обсуждал, все подвергал сомнению и склонен был поверить всему, как только удавалось убедить его фактами. ...
    Он научил меня, что следует покоряться своим желаниям, как только они приходят, и ничего не откладывать на потом.
*  Он давал мне все и ничего не хотел взамен. Совершенно ничего. Никаких обещаний, никаких клятв, никаких обетов, что "только он и никогда никто другой". Попросту ничего. Это был его единственный ужасный недостаток. Не может быть для женщины большей муки, чем мужчина, который так добр, так верен, так любит, такой неповторимый и который не ждет никаких клятв. Он просто существует и дает ей уверенность, что так будет вечно. Вот только боишься, что вечность эта — без всяких стандартных обетов — будет короткой.
*  ... Когда от него ушла Наталья, больше всего он не мог смириться с тем, что на следующий день жизнь по-прежнему продолжалась. Как ни в чем не бывало. Тогда тоже мир не остановился. Даже на краткий миг. Бог опять ничего не заметил...
*  Нет ничего несправедливей, чем скучать по кому-то без взаимности. Это даже хуже, чем любовь без взаимности. Стократ хуже.
*  Запись боли в одном пространстве памяти нельзя стереть записями счастья в других.
*  Это должна быть дружба. Отнюдь не любовь! ... Любовь включает в себя страдание. И оно неизбежно, хотя бы при расставаниях. ... Дружба — нет. Любовь может быть неразделенной. Дружба — никогда. Любовь преисполнена гордыни, эгоизма, алчности, неблагодарности. Она не признает заслуг и не раздает дипломов. Кроме того, дружба исключительно редко бывает концом любви. И это не должна быть любовь! Самое большее — асимптотическая связь. Она должна непрестанно приближать их друг к другу, но так и не наградить прикосновением.
*  На каждого мудреца довольно простаты.
*  Джим пленял ее своей театрально-экзальтированной и преувеличенной нежностью, о чем прекрасно знал; он талантливо манипулировал женщинами с тех пор как заметил, что сильней всего они привязываются к мужчинам, которые умеют слушать, выказывать нежность и смешить.
*  Вчера, когда он опять стоял перед этим отелем, ему вдруг почудилось, что он вновь близок к тем звездам, хотя был день и светило яркое солнце. И ничего, что они светили не так ярко, как тогда.
    Звезды ведь тоже выгорают.
*  Людям хочется иногда расстаться, чтобы иметь возможность тосковать, ждать и радоваться возвращению.
*  ... У Броуни "чувство долга" было результатом дрессировки, точно так же, как результатом дрессировки является "чувство долга" запуганных, панически боящихся своего начальника подчиненных, которые готовы на все, лишь бы их не уволили.
*  Хоть я более или менее знаю, что происходило в первые несколько десятков секунд после Большого Взрыва, и знаю, как из глюонно-кварковой плазмы начала создаваться эта неоживленная вселенная, тем не менее не могу избавиться от впечатления, что весь этот проект мог возникнуть только в бесконечном разуме некоего Конструктора. И я никогда также не слышал о какой-нибудь научной конференции, где читались бы доклады о существовании или несуществовании Бога. Подобных конференций не устраивал даже Сталин, а он, не дрогнув, взялся исправлять генетику..., чтобы марксисты не наследовали, избави бог, аристократическим предкам. Нет абсолютно никаких причин, кроме психологических, которые воспрепятствовали бы мне верить в Бога лишь потому, что существуют черные дыры и действует заумная теория струн. Идея Творца становится еще соблазнительней, когда от кварков переходишь к жизни. Возникновение жизни на клочке материи, каковым является наша Земля, служит доказательством, что невероятные события все-таки случаются. И совсем уж невероятно, с точки зрения вероятностных моделей, существование человека, который, даже если не принимать во внимание разум, обладает телом, являющимся такой сложной системой, что невольно возникает идея существования Великого Программиста. Некоторые считают, что Бог запустил программу и на том роль его закончилась. Программа исполняется сама без его участия и вмешательства. Так полагают деисты. Порой, когда я вижу, сколько зла вокруг, я начинаю думать, что они правы.
*  По Джиму жизнь слагалась только из тех дней, которые заключали в себя волнение. Все другие не шли в счет и были подобны времени, потерянному в приемной дантиста, где нет даже газет, хотя бы позавчерашних.
*  Статистика не лжет. Лгут только статистики.
*  Мало кто знает, что после открытия Кэндейси Перт началась захватывающая и не прекращающаяся до сих пор история молекул эмоций. Именно это ее открытие позволило думать, что люди — лишь сочетание нуклеотидов, памяти, желаний и протеинов. И не будь у нейронов рецепторов, совершенно точно не было бы поэзии.
*  Люди следуют по трассам, предуказанным судьбой или предназначением — неважно, как это называется. На какой-то миг трассы эти пересекаются с нашей и вновь расходятся. Только немногие и крайне редко выказывают желание идти по нашей трассе и остаются с нами чуть дольше. Однако бывают и такие, кто существует с нами достаточно долго, чтобы их захотелось удержать. Но и они уходят дальше. ...
*  Браки не должны заключаться в тот лихорадочный период, каким является так называемая влюбленность. Это нужно запретить законом. Если уж не в течение всего года, то хотя бы в период с марта до мая, когда это состояние из-за нарушений в механизме выделения гормонов становится всеобщим и симптомы его особенно усиливаются. Прежде надо излечиться, пройти детоксикацию и только после этого вернуться к мысли о браке. В том состоянии, в каком пребывают влюбленные, допамин переливается у них через каналы разумного мышления и затапливает мозг. Особенно левое полушарие. Это было доказано сперва на крысах, затем на шимпанзе, а недавно и на людях. Если бы влюбленность длилась слишком долго, люди умирали бы от истощения, аритмии или тахикардии, голода либо бессонницы. Ну а те, кто случайно не умер, в наилучшем случае кончали бы жизнь в сумасшедшем доме.

Р. Скотт Бэккер — Слуги Темного властелина

Князь Пустоты | Prince of Nothing — 1

*  — ...ни одна душа не бродит по миру в одиночку. Каждая наша мысль коренится в мыслях других людей. Каждое наше слово — лишь повторение слов, сказанных прежде. Каждый раз, как мы слушаем, мы позволяем движениям иной души пробуждать нашу собственную душу.
*  Чем более насущны заботы настоящего, тем сложнее видеть то, в чем прошлое предвещает будущее.
*  Быть несведущим и быть обманутым — две разные вещи.
    Быть несведущим означает быть рабом мира. Быть обманутым означает быть рабом другого человека. Есть лишь один вопрос: отчего, если все люди невежественны и тем самым являются рабами, это второе рабство так нас уязвляет?
*  ...за много лет работы он успел убедиться, что обстоятельства зачастую немилосердны к тщательно разработанным планам и что планы эти зачастую в результате все равно сводятся к таким вот опрометчивым поступкам.
*  Первый грех всегда горит ярче всего. Точно маячок, отмечающий начало пути.
*  Ничто не вводит в заблуждение вернее правды.
*  Жизнь есть бесконечное бегство от охотника, которого мы зовем миром.
*  Когда борешься с неосязаемым, неизбежно возникают сложности. Любая миссия, не имеющая конкретной цели, или та, цель которой превратилась в абстракцию, непременно рано или поздно принимает свои средства за цель, свою собственную борьбу — за то, ради чего она борется.
*  Когда двое людей молчат, молчание это зачастую бывает отягощено неблагоприятным смыслом: обвинениями, колебаниями, суждениями о том, кто слаб, а кто силен...
*  ...только безумцы и историки верят собственной лжи.
*  — Перебивать — это слабость. Нетерпение порождается страстями, а не интеллектом. ...
*  Быть предугаданным — одно из самых раздражающих оскорблений.
*  Измерению нет конца.

---

*  Он нарочно оборвал свой ответ на середине, чтобы сбить собеседника с толку. Прозрение куда сильнее, когда оно разрешает недоумение.
*  — Я знаю, что больно, Левет. Освобождение от мук можно обрести лишь через еще большие муки.
*  Края чересчур далекие, как и слишком близкие, священными быть не могут.
*  — Я вижу, ты ученик. Знание — это сила, верно? ... Не следует ли тебе, смертный, бояться меня, зная, кто я таков? Ведь страх — тоже сила. Способность выживать.
*  Какой раб упустит случай порадоваться слабости господина?
*  "Автор не раз замечал, что при зарождении великих событий люди, как правило, понятия не имеют, чем чреваты их действия. Эта проблема вызвана не тем, что люди слепы к последствиям своих поступков, как можно было бы предположить. Скорее, это результат того, сколь безумным образом тривиальное может обернуться ужасным, когда цели одного человека противоречат целям другого. У адептов школы Багряных Шпилей встарь была такая поговорка: "Когда один человек ловит зайца — он поймает зайца. Но когда зайца ловит множество людей, они поймают дракона". Когда множество людей следуют каждый своим интересам, результат всегда непредсказуем и зачастую кошмарен".
Друз Ахкеймион
*  Люди часто дают шутливые прозвища тому, чего втайне страшатся.
*  Познания и странствия выхолащивают мир, лишая его чудес, и, если сорвать завесу тайны, измерения мира скорее сжимались, чем расцветали. Нет, конечно, теперь мир для него сделался куда сложнее, чем в те времена, когда Ахкеймион был ребенком, но в то же время — гораздо проще. Повсюду люди занимались одним и тем же: хапали и хапали, как будто титулы "король", "шрайя", "магистр" были лишь разными масками, прячущими одну и ту же алчную звериную харю. Ахкеймиону казалось, что единственное реальное измерение мира — это алчность.
*  — Так ты знал... Ты с самого начала знал, что я не торговец.
    Насмешливый хохот.
    — Конечно! Ты слишком щедро сорил деньгами. Если садишься за стол с торговцем и нищим, то скорее нищий угостит тебя выпивкой, чем торгаш!
*  Для невежды нет ничего лучше чужого невежества.
*  Милосердие — роскошь, доступная лишь праздным!
*  — Но ведь такое уже бывало. Фанатики, манящие спасением в одной руке, чтобы отвлечь внимание от кнута в другой. Рано или поздно кнут станет виден всем.
*  Больше всего могущественные ненавидят перемены.
*  Все мы знаем, что вера не в ладах с разумом.
*  — Мятежа? — воскликнул Ахкеймион, зная, что теперь действовать следует осторожно. Такие слова подобны бочкам с вином — раз откупоренное, оно чем дальше, тем хуже.
*  — В скептицизме есть своя сила. Бездумно верующие первыми гибнут в опасные времена.
*  Воистину безумные времена! ... "Это время, в котором я живу. Все это происходит сейчас".
*  Осудить можно любой поступок. Подобно тому, как любой род можно возвести к какому-нибудь давно умершему королю, в любом действии можно разглядеть зерно некой потенциальной катастрофы. Достаточно только предусмотреть все возможные последствия.
*  Он предаст по той же причине, по какой всегда предают невинных — из страха.
*  — Но ведь все не так просто, верно, дружище? Наши решения основываются на сочетании знания и незнания.
*  Майтанет был разносчиком заразы, первым симптомом которой являлась слепая уверенность. Как можно приравнивать Бога к отсутствию колебаний, для Ахкеймиона оставалось загадкой. В конце концов, разве Бог — не тайна, тяготящая их всех в равной мере? Что такое колебания, как не жизнь внутри этой тайны?
*  Отчужденность никого не просвещает.
*  Он во стольких отношениях был богом для этих глупцов! Нужно постоянно помнить об этом — не только потому, что это лестно, но и потому, что они об этом не забудут. Они боятся, а значит, обязательно ненавидят...
*  — Эсменет... Ты ведь мне веришь, правда?
    Она ответила не сразу.
    — Верю ли я, что Консульт существует?..
    "Не верит". Ахкеймион знал, что люди повторяют вопросы потому, что боятся отвечать на них.
*  Старая тактика... Вербуя шпиона, надо прежде всего успокоить его, дать понять, что речь идет отнюдь не о предательстве, а, напротив, об иной, новой, более ответственной верности. Рамки — надо давать им более широкие рамки, в которых и следует интерпретировать события нужным тебе образом. Шпион, вербующий других шпионов, прежде всего должен быть хорошим сказочником.
*  Бросаться в глаза — скорее преимущество. Внимание привлекают те, кто прячется и таится, а не те, кто ведет себя шумно.
*  Но, невзирая на легенды о зверствах фаним, факт остается фактом: кианцы, хотя и язычники, на удивление терпимо относились к паломничествам айнрити в Шайме — разумеется, до того, как началась Священная война. Отчего бы народу, мечтающему уничтожить Бивень, оказывать такую любезность тем, кто его боготворил? Быть может, они делали это ради возможности торговать с ними, как это предполагали другие. Однако основную причину следует искать в их прошлом. Кианцы пришли из пустыни, и священное место называется в их языке "си'инкхалис", что означает буквально "большой оазис". У них в пустыне обычай требовал никогда не отказывать путнику в воде, даже если это враг. ...
    Вести разносились стремительно. Среди всех народов жрецы шрайских храмов и храмов разных богов произносили проповеди о зверствах и беззакониях фаним. Как, вопрошали они, как могут айнрити называть себя верными, когда град Последнего Пророка порабощен язычниками? Благодаря их страстным обличительным речам абстрактные грехи далекого экзотического народа сделались близки собраниям айнрити и преобразились в их собственные. Терпеть беззаконие, говорили им, означает поощрять греховность. Ведь если человек не пропалывает свой сад, не означает ли это, что он взращивает сорную траву?
    И айнрити казалось, будто их разбудили от корыстного сна и безделья, будто они погрязли в безответственном слабодушии. Долго ли станут боги терпеть народ, который превратил свои сердца в продажных девок, который позволил убаюкать себя мирскому процветанию? Быть может, боги уже готовы отвернуться от них, или, хуже того, обратить на них свой пылающий гнев!
    На улицах больших городов торговцы делились с покупателями вестями о все новых монархах, изъявивших желание встать под знамена Бивня. В кабаках старые солдаты спорили, чей командир благочестивее. Детишки собирались у очагов и, развесив уши, в страхе и трепете внимали рассказам своих отцов о том, как фаним, гнусный и бесчестный народ, осквернили чистоту немыслимо прекрасного города Шайме. А потом дети с криком просыпались ночами, бормоча что-то о безглазых кишаурим, которые видят с помощью змеиных голов. А днем, бегая по улицам или по лугам, старшие братья заставляли младших исполнять в игре роли язычников, чтобы они, старшие, могли лупить их палками, изображающими мечи. А мужья в темноте, на супружеском ложе, рассказывали женам последние новости о Священной войне и внушительным шепотом объясняли, какую великую цель поставил перед ними шрайя. Жены же плакали – но тихо, ибо вера делает сильной даже женщину, — понимая, что скоро их мужья покинут их.
    Шайме. Люди думали об этом священном названии – и скрежетали зубами. И казалось им, будто в Шайме стоит тишина, будто этот край затаил дыхание на много томительных столетий, дожидаясь, пока ленивые последователи Последнего Пророка наконец пробудятся от сна и исправят древнее дьявольское преступление. Они явятся с мечом и кинжалом и очистят эту землю! И когда все фаним умрут, они преклонят колени и поцелуют сладостную землю, что породила Последнего Пророка.
*  — С тобой он тоже так себя ведет?
    — Ты имеешь в виду: обсуждает вопрос вместо того, чтобы дать ответ?
*  Разница между сильным императором и слабым вот в чем: первый превращает мир в свою арену, второй — в свой гарем.
*  Когда две цивилизованные нации враждуют на протяжении веков, это великое противостояние порождает огромное количество общих интересов. У потомственных врагов очень много общего: взаимное уважение, общая история, триумфы, которые, впрочем, ни к чему не привели, и множество негласных договоренностей.
*  Мало кто может быть более непредсказуемым, чем люди глупые и в то же время обидчивые.
*  Пару лет тому назад ко двору приезжал зеумец, который развлекал императора дрессированными тиграми. Потом Ксерий спросил, как это ему удается управлять такими
свирепыми зверями с помощью одного только взгляда.
    — Это потому, — ответил чернокожий гигант, — что в моих глазах они видят свое будущее!
*  Сказано: человек родится от матери и мать вскармливает его. Потом он кормится от земли, и земля проходит сквозь него, каждый раз отдавая и забирая щепотку пыли, пока
наконец человек становится не частью матери, но частью земли.
*  Ты скорее солдат, нежели офицер. Ты понимаешь, что командирам зачастую требуется скорее неведение подчиненных, нежели их осведомленность. ... даже если бы я рассказал тебе все, что знаю, тебе бы лучше не стало! Ответы подобны опиуму: чем больше поглощаешь, тем больше требуется. Вот почему человек трезвый обретает утешение в таинственности.
*  — Как я уже сказал, скюльвенды одержимы обычаями. А это означает, что они повторяются. Они постоянно следуют одной и той же схеме. Понимаешь? Они поклоняются войне, но понятия не имеют, что она собой представляет на самом деле.
    — А что же представляет собой война на самом деле?
    — Интеллект, Мартем. Война — это интеллект.
*  Некоторые события оставляют в нас настолько глубокий след, что в воспоминаниях оказываются более весомыми, чем в тот момент, когда они происходили. Они никак не желают становиться прошлым и продолжают жить одновременно с нами, в такт биению наших сердец.
    Некоторые события не вспоминают — их переживают заново.
*  Смех принижает... Разгневаться — означает признать серьезность ..., превратить наглеца в соперника.
*  — Мера — это не то, с чем можно покончить раз и навсегда и потом забыть. Старая мера — лишь почва для новой. Измерению нет конца.
*  Соучастие делает события незабываемыми.
*  "Дай им зрелищ, и они дадут тебе власть". В ком видят власть — тому власть и достается.
*  Льстить кому-то — значит унижать себя.
*  Короли никогда не лгут. Они требуют, чтобы мир заблуждался.
*  ...мудрецы утверждают, что, когда мы воистину постигаем богов, мы воспринимаем их не как царей, но как воров. Это одно из мудрейших богохульств: ведь цари вечно нас обманывают, воры же — никогда.
*  — Вам не понять. Вы еще слишком молоды. Молодые не понимают, что такое жизнь на самом деле: лезвие ножа, такое же тонкое, как вдохи, которые ее отмеряют. И глубину ей придает отнюдь не память. Моих воспоминаний хватит на десятерых, и тем не менее дни мои так же тонки и прозрачны, как промасленное полотно, которым бедняки затягивают окна в своих домах. Нет, глубину жизни придает будущее. Без будущего, без горизонта надежд или угроз наша жизнь не имеет смысла. Только будущее действительно реально...
*  — Заманить его в ловушку нереально. Чтобы поймать противника, нужно знать больше, чем он.
*  ...к своему невежеству он относится с таким же рвением, как новообращенный фанатик — к религии. Если факты противоречат его стремлениям, значит, фактов не существует.
*  Недалекие люди ужасно гордятся теми немногими блестящими идеями, которые их случайно посещают.
*  Истина — это воздух и небо, ее можно провозгласить, но прикоснуться к ней нельзя.
*  Сожаления суть проказа, точащая сердце.
*  Цели, о которых хитроумные люди заявляют во всеуслышание, редко бывают их истинными целями.
*  В целом между играми и жизнью существует пугающее сходство...
Игры, как и жизнь, подчиняются определенным правилам. Но в отличие от жизни игры этими правилами определяются целиком и полностью. Собственно, правила — это и есть игра, если изменить правила, получится, что ты играешь уже в другую игру. Поскольку фиксированные рамки правил определяют смысл каждого хода, игры обладают отчетливостью, из-за которой жизнь по сравнению с ними кажется пьяной возней. Свойства вещей в игре незыблемы, любые преобразования надежны — один только исход неясен.
*  Кто владеет историей, тот владеет самыми основами мира.
*  Нельзя заставить другого полюбить себя. Чем сильнее ты цепляешься за любовь, тем вернее она ускользает.
*  Жизнь дана нам как урок Господень, ...даже если мы пытаемся учить неблагочестивых людей, то должны быть готовы учиться у них сами.
*  "Политика!" — кисло думал Пройас. Айенсис утверждал, что это искусство добиваться преимуществ внутри сообщества людей, но философ был не прав: это скорее абсурдное торжище, чем упражнение в красноречии. Приходится поступаться принципами и благочестием, чтобы добиться того, чего требуют принципы и благочестие. Пачкаться ради того, чтобы очиститься.
*  — ... И тем не менее, мне все кажется, что я не сделал всего, что мог бы.
Пройас пожал плечами.
    — Каждый человек может сказать о себе то же самое, Ксин. Этим человек и отличается от Бога.
*  ...он же кжинета, человек из касты знати. Сутенты, люди низших каст, такие, как они с Ахкеймионом, боятся всего на свете: других, себя, зимы, лета, голода, засухи и так далее. Сарцелл же боится только конкретных вещей: что такой-то и такой-то скажут то-то и то-то, что из-за дождя придется отложить охоту и тому подобное. И она поняла, что в этом корень всех различий. Ахкеймион, возможно, не менее темпераментен, чем Сарцелл, однако страх делает его гнев горьким, порождает обиду и злопамятность. Есть в нем и гордость, однако из-за страха она порождает скорее отчаяние, чем уверенность в себе, и уж конечно, гордость эта не терпит, когда ей перечат.
    Благодаря своей касте Сарцелл ощущал себя в безопасности, и оттого в отличие от бедняков не делал страх основой всех своих страстей. В результате он обладал несокрушимой самоуверенностью. Он чувствовал. Действовал. Решал. Судил.
    Страх ошибиться, столь характерный для Ахкеймиона, для Кутия Сарцелла попросту не существовал. Ахкеймион не ведал ответов, Сарцелл же не ведал вопросов. Может ли существовать уверенность тверже этой?
*  Это было одно из тех поспешных решений, которые Ахкеймион обычно презирал. Однако за много лет работы он успел убедиться, что обстоятельства зачастую немилосердны к тщательно разработанным планам и что планы эти зачастую в результате все равно сводятся к таким вот опрометчивым поступкам.
*  Лишь много лет спустя поймет он, как эти побои привязали его к чужеземцу. Насилие между мужчинами порождает непостижимую близость — Найюр пережил достаточно битв, чтобы это понимать. Наказывая Моэнгхуса из отчаяния, Найюр продемонстрировал свою нужду. "Ты должен быть моим рабом. Ты должен принадлежать мне!" А продемонстрировав эту нужду, он раскрыл свое сердце, позволил змее вползти внутрь.
*  Даже волкам нужно как то договариваться, чтобы выжить в стране псов.
*  Келлхусу и прежде приходилось сталкиваться с подозрительностью и недоверием, и он обнаружил, что их тоже можно обратить себе на пользу. Он выяснил, что подозрительные люди, когда они наконец решатся довериться, становятся еще податливее остальных. Поначалу они ничему не верят, потом же внезапно начинают верить всему — то ли во искупление своих первоначальных сомнений, то ли просто затем, чтобы не повторять прежних ошибок. Многие из его самых фанатичных приверженцев были именно такими неверующими – поначалу.
*  После тридцати лет одержимости Моэнгхусом этому человеку каким-то образом удалось постичь несколько ключевых истин, связанных с дунианами. Он знал о том, что они способны читать мысли по лицам. Он знал об их интеллекте. Он знал об их абсолютной преданности своей миссии. И еще он знал, что они говорят не затем, чтобы поделиться намерениями или сообщить какие-то истины, а затем, чтобы опередить — чтобы овладеть душами и обстоятельствами.
*  Мысли действительно умных людей редко следуют одинаковыми путями. Они разветвляются...
*  — Все вы — ты, твои сородичи, твои жены, твои дети, даже твои враги из-за гор, — не можете видеть истинного источника своих мыслей и поступков. Люди либо предполагают, что они сами являются их источником, либо думают, что их источник лежит где-то за пределами мира — некоторые называют это То, Что Вовне. Но того, что реально было прежде вас, что действительно определяет ваши мысли и поступки, вы либо вообще не замечаете, либо приписываете это демонам и богам.
    То, что было прежде, определяет то, что происходит после.
    Для дуниан нет более важного принципа.
    — А что же было прежде?
    — Для людей? История. Язык. Страсти. Обычаи. Все эти вещи определяют то, что люди говорят, думают и делают. Это и есть скрытые нити, которые управляют всеми людьми, точно марионетками.
    — А если нити становятся видимыми...
    — То их можно перехватить.
*  Как ужаснулись бы они, эти рожденные в миру люди, если бы увидели себя глазами дунианина! Заблуждения и глупости. Разнообразные уродства.
    Келлхус не видел лиц — он видел сорок четыре мышцы, прикрепленные к костям, и тысячи многозначительных изменений, которые могут с ними происходить, — вторые уста, не менее красноречивые, чем первые, и куда более правдивые. Он не слышал человеческих слов — он слышал вой сидящего внутри зверя, хныканье отшлепанного ребенка, хор предшествующих поколений. Он не видел людей – он видел примеры и следствия, обманутые порождения отцов, племен и цивилизаций.
    Он не видел того, что будет потом. Он видел то, что было прежде.
*  В годину бедствий люди ничто не отмеряют так скупо, как терпимость. Они делаются более суровы в толковании обычаев и менее склонны прощать необычное.
*  Помни: айнрити, как и все народы, именно себя считают избранными, вершиной того, какими надлежит быть правильным людям. Лжи, которая льстит этому представлению, почти всегда верят.
*  Иные говорят, будто люди постоянно борются с миром, но я скажу: они вечно бегут от него. Что такое все труды людские, как не укрытие, которое вскоре будет найдено какой-то катастрофой. Жизнь есть бесконечное бегство от охотника, которого мы зовем миром.
*  Вера есть истина страсти. Но поскольку ни одну страсть нельзя назвать более истинной, чем другая, то вера есть истина пустоты.
*  "Так переменился... Что же с ним случилось?" Но едва подумав об этом, Ахкеймион тут же нашел ответ. Пройасу, как и всем людям, стремящимся к высокой цели, приходилось то и дело изменять своим принципам, и он страдал от этого. Ни одного триумфа без угрызений совести. Ни одной передышки без осады. Компромисс за компромиссом, и вот уже вся жизнь кажется сплошным поражением.
*  Когда мы наиболее уверены в чем-то, наиболее велика вероятность ошибиться.
*  — Знаешь, я помню, как спросил тебя про Бога, много лет тому назад. Помнишь, что ты ответил?
    Ахкеймион покачал головой.
    — "Я слышал немало слухов о нем, — ответил ты, — но сам я с этим человеком никогда не встречался".
*  — Видишь ли, Пройас, есть вера, которая осознает себя как веру, а есть вера, которая принимает себя за знание. Первая признает неопределенность, соглашается с тем, что Бог есть великая тайна. Она порождает сострадание и терпимость. Кто может судить безоговорочно, когда неизвестно, прав ли он? Вторая же, Пройас, вторая уверена во всем и признает таинственность Бога только на словах. Она порождает нетерпимость, ненависть, насилие...
*  — Я всегда полагал, что прежде чем критиковать человека, сперва следует денек поездить на его лошади.
    — Чтобы лучше его понять?
    — Нет. Просто тогда ты окажешься на день пути от него, и его лошадь будет у тебя!
*  Моэнгхус и Келлхус научили его, что слова можно использовать как раскрытую ладонь, а можно и как кулак: либо затем, чтобы обнять, либо затем, чтобы подчинить. И почему-то эти айнрити, которым, казалось бы, было особенно нечего выигрывать или терять в игре друг с другом, все как один говорили со сжатыми кулаками: хвастливые обещания, фальшивые уступки, похвалы в насмешку, оскорбления под маской лести — и бесконечный поток язвительных инсинуаций.
    И все это называлось "джнан". Знак высокой касты и высокой культуры.
*  Старый советник старательно не отрывал глаз от пола.
    Никто не может смотреть в глаза императору. Ксерий подумал, что именно потому он и кажется богом этим глупцам. Что такое бог, как не деспотичная тень, которой нельзя посмотреть в глаза, голос, источник которого нельзя увидеть? Голос ниоткуда.
*  — Мой старший шпион ... настаивал на том, что вы просто сумасшедший. И он сказал мне, что я смогу определить это по тому, как вы лжете. Он сказал, что только безумцы и историки верят собственной лжи.
*  На протяжении всего своего ... подъема к вершине власти... он твердо придерживался правила: никогда ничего не делать, не зная ключевых фактов.
*  Икурей Конфас был умен, даже, пожалуй, слишком умен, а это автоматически означало, что он еще и беспринципен.
*  — Перебивать — это слабость. Нетерпение порождается страстями, а не интеллектом. Тьмой, что была прежде.
*  — Когда дуниане впервые нашли в этих горах Ишуаль, им был известен только один принцип Логоса...
    То, что было прежде, определяет то, что будет потом. С тех пор прошло две тысячи лет, но мы по-прежнему считаем этот принцип истинным. Означает ли это, что принцип "прежде и после", причин и следствий, устарел?
    — Нет, прагма.
    — А почему? Ведь люди стареют и умирают, и даже горы рушатся со временем...
    — Потому что, принцип причин и следствий не является частью круговорота причин и следствий. Это основа того, что "ново" и что "старо", и сам по себе он не может быть ни новым, ни старым.
    — Да. Логос не имеет ни начала, ни конца. Однако человек имеет начало и конец, как и все животные. Чем же человек отличается от других животных?
    — Тем, что человек, как и другие животные, пребывает в круговороте причин и следствий, однако способен воспринимать Логос. Человек обладает интеллектом.
    — Воистину так. А почему, Келлхус, дуниане так заботятся о воспитании интеллекта? Почему мы так настойчиво тренируем таких детей, как ты, приучая их мысли, тела и лица подчиняться интеллекту?
    — Из-за Парадокса человека.
    — А в чем состоит Парадокс человека?
    — В том, что человек есть животное, что его стремления возникают во тьме его души, что его мир постоянно ставит его в случайные, непредсказуемые ситуации, и тем не менее он воспринимает Логос.
    — Именно так. А в чем разрешение Парадокса человека?
    — Полностью избавиться от животных стремлений. Полностью контролировать развитие ситуаций. Стать идеальным орудием Логоса и таким образом достичь Абсолюта.
    — Да, юный Келлхус. А ты, ты уже стал идеальным орудием Логоса?
    — Нет, прагма.
    — А почему?
    — Потому что я терзаем страстями. Я есть мои мысли, но источники моих мыслей мне неподвластны. Я не владею собой, потому что тьма была прежде меня.
    — Воистину так, дитя. Каким же именем зовем мы темные источники мыслей?
    — Легион. Имя им легион.
    — Да. Юный Келлхус, тебе в ближайшее время предстоит приступить к наиболее трудной стадии твоего обучения: научиться повелевать живущим в тебе легионом. Только сделав это, ты сумеешь выжить в Лабиринте.
    — Это даст ответ на вопрос Тысячи Тысяч Залов?
    — Нет. Но это позволит тебе правильно задать его.

    "И Логос не имеет ни начала, ни конца. И Логос не имеет ни начала, ни конца. И Логос не имеет ни начала, ни конца. И Логос не имеет..."
*  — Эти люди будут вашими товарищами. Следите за ними. Изучайте их. Они крайне горды, все до единого, а я обнаружил, что гордые люди не склонны принимать мудрые решения...
*  Ничто не обедняет сильнее честолюбия.
*  Келлхус понял, зачем Ксерий затеял этот разговор.
    Императору нужно показать, что скюльвенд глуп и невежествен. Ксерий сделал свой договор ценой Икурея Конфаса. И, как и любой торговец, он мог оправдать эту цену, лишь очернив товар конкурентов.
*  Если байки уместны, к ним всегда относятся с почтением.
*  — Не обманывайся во мне, айнрити. Вы все для меня все равно что шатающиеся пьяницы. Мальчишки, которые играют в войну, когда вам подобает сидеть дома, с матерями. Вы ничего не знаете о войне. Война — это тьма. Она черна, как смола. Война — это не Бог. Она не смеется и не плачет. Она не вознаграждает ни ловкость, ни отвагу. Это не испытание для душ и не мера воли. Еще менее она может быть орудием, средством для достижения какой-нибудь бабской цели. Это просто место, где стальные кости земли сталкиваются с полыми костями людей и перемалывают их.
    Вы предложили мне войну — и я согласился. Ничего больше.
    Я не стану сожалеть о ваших потерях. Я не преклоню головы у ваших погребальных костров. Я не стану радоваться вашим победам. Однако я принял вызов. Я буду страдать вместе с вами. Я буду предавать фаним мечу и устрою бойню их женам и детям. И когда я лягу спать, мне будут сниться их жалобы и стоны, и сердце мое возрадуется.
*  — Я бывал во многих битвах. Кости мои стары, но они по-прежнему при мне, а не преданы огню. И я научился доверять человеку, который ненавидит открыто, и бояться только тех, кто ненавидит исподтишка.
*  — Я увидел эту войну во сне, — внезапно произнес Келлхус.
    Айнрити умолкли, вслушиваясь в этот голос, которого они еще не слышали. Келлхус обвел их прозрачным, водянистым взглядом.
    — Я не стану говорить, будто могу объяснить вам, о чем были эти сны, потому что я этого не знаю.
    Он сказал им, что стоял в священном кругу их Бога, однако это не вселило в него излишней самонадеянности. Он сомневается, как сомневается любой честный человек, и не потерпит притворства на пути к истине.
    — Однако я знаю одно: стоящий перед вами выбор вполне ясен.
    Уверенное заявление, подкрепленное предварительным признанием в неуверенности. "То немногое, что я знаю, я действительно знаю", — сказал он.
    — Два человека попросили вас об уступке. Принц Нерсей Пройас просит, чтобы вы приняли руководство язычника-скюльвенда, в то время как Икурей Ксерий просит, чтобы вы подчинились интересам империи. Вопрос прост: какая из уступок больше?
    Демонстрация мудрости и прозорливости через прояснение. Они осознают это, и это утвердит их уважение, подготовит их к последующим осознаниям, и убедит их, что его голос – это голос разума, а не его собственных корыстных устремлений.
    — С одной стороны, у нас имеется император, который с готовностью снабдил провизией Священное воинство простецов, хотя он не мог не понимать, что оно почти наверняка будет разгромлено. С другой стороны, у нас имеется вождь язычников, который всю свою сознательную жизнь занимался тем, что грабил и убивал правоверных.
    Он помолчал, печально улыбнулся.
    — У меня на родине это называется "сложное положение".
    По саду раскатился дружелюбный хохот. Только Ксерий и Конфас не улыбнулись. Келлхус обошел общепризнанный престиж главнокомандующего, сосредоточившись на императоре, и при этом описал проблему того, насколько император достоин доверия, как равнозначную проблеме скюльвенда — так мог поступить лишь человек справедливый и беспристрастный. А потом завершил это уравнение беззлобной шуткой, еще больше поднявшись в их мнении и продемонстрировав, что в придачу к уму наделен еще и остроумием.
    Он обвел их взглядом, заглянул в глаза каждому, как будто с каждым из них стоял лицом к лицу. Он видел, что они уже на грани, на пороге решения, к которому подталкивает сам разум. Это понимали все. Даже Ксерий.
*  — ... Они же глупцы, эти адепты Завета.
    — На глупцов можно положиться именно потому, что они глупцы. Их интересы редко пересекаются с твоими собственными.
*  — Эти ваши обвинения, дядюшка... Быть может, они несколько поспешны... — чем ближе нож, тем опаснее, как сказала бы твоя бабушка.
*  Интрига. Великая Игра — бенджука, в которой играют человеческими сердцами и живыми душами. Было ли такое время, когда он не участвовал в игре? За много лет Ксерий научился тому, что играть, не ведая замыслов соперника, можно лишь до определенного момента. Вся штука в том, чтобы опередить соперника. Рано или поздно этот момент наступит, и если тебе удастся вынудить соперника раскрыть карты раньше, чем он собирался, то ты выживешь и все узнаешь.
*  Жутко все-таки смотреть в глаза человеку, который не обращает внимания ни на твой страх, ни на твой гнев.
*  В том-то и беда со всеми великими откровениями: люди по большей части недооценивают их значения.
    И только потом мы все понимаем, только потом.
    Даже не тогда, когда уже слишком поздно, а именно оттого, что уже слишком поздно.
*  — Когда мир отвергает нас снова и снова, когда он наказывает нас..., очень часто становится трудно понять смысл происходящего. Все наши мольбы остаются без ответа. Все, на что мы полагаемся, предает нас. Все наши надежды терпят крах. Нам кажется, будто мы ничего не значим для мира. А когда мы думаем, будто ничего не значим, нам начинает казаться, будто мы — ничто.
    Отсутствие понимания — не то же самое, что отсутствие.
    Ты что-то да значишь. Ты — нечто важное. Весь этот мир исполнен смысла. Все, даже твои страдания, имеет тайный, священный смысл. Даже твоим страданиям предназначено сыграть ключевую роль.
*  "Почему я?"
    Эгоистичный вопрос. Быть может, самый эгоистичный из всех вопросов. Любая ноша, даже такая безумная, как Армагеддон, всегда ложится на чьи-то плечи. Почему же не на твои?
  "Потому что я — человек сломленный. Потому что я жажду любви, которой не могу обрести. Потому что..."
    Но этот путь чересчур легок. "Быть человеком" как раз и означает быть слабым, терзаться несбыточными желаниями. И с каких это пор он завел привычку упиваться жалостью к себе? В какой момент медленного развития жизни он стал видеть в себе жертву мира? Неужто он сделался таким идиотом?
*  Если величие, которому человек был свидетелем, внушает человеку благоговение, величие, о котором ты только слышал, внушает благочестие.
    И рассудительность.